2. Особенности экономической политики государства в переходной экономике
В годы, когда осуществлялись экономические преобразования, не только идеологи рыночных трансформаций, но и население страны жаждали «чистого рынка», «свободной конкуренции». Естественным путем для построения очередного «светлого будущего» представлялось разрушение «старой системы».
Под ней подразумевались все институты и механизмы независимо от степени их «вины» за экономическую неэффективность, общественное угнетение и социальную нищету.Следует отметить, что с легкой руки экономистов, стремительно прошедших путь от теории научного коммунизма к принципу саморегулирующегося рынка, и особенно публицистов (среди которых, правда, было очень много экономистов), массовое сознание развернулось на 180 градусов. Еще в середине 80-х гг. оно искренне осуждало жизнь в условиях «жестокой империалистической конкуренции». К концу 80-х массами вполне овладел новый лозунг: «Даешь свободную конкуренцию и невидимую руку рынка». То, что свободной конкуренции нет места на основной части современных рынков, как и то, что «невидимая рука» является действительно невидимой только для тех, кто вообще ничего не желает видеть, игнорировалось как несущественная деталь.
Миф о коммунизме был заменен сказкой о капитализме, свободной конкуренции, как о близком и автоматически гарантированном рае. У населения и специалистов возникло естественное чувство опасности, основанное на появившейся именно в конце 80-х гг. информации относительно истинной, чудовищной цены, заплаченной за то, чтобы «сказку сделать былью», проявилось профессиональное недоверие к сладкоголосым политическим сиренам, обещавшим претворить очередную сказку в очередную небылицу за сказочно короткое время.
Справедливо заметить, что предложенная программа «500 дней» была важна не сама по себе в силу ее очевидной практической неисполнимости, а как политическая альтернатива предлагавшемуся союзным руководством постепенному и осторожному продвижению к рынку.
В кардинальном различии скорости и последовательности шагов по трансформации экономики и общества усматривалась хорошая перспектива для политического размежевания российского и союзного руководства.Усталость от собственной смелости в дни путча, опьянение победой, которой никто не ожидал, привычка «следовать предначертаниям» заглушили чувство опасности и традиционное недоверие. Между тем это недоверие имело вполне основательные причины. Имеющийся опыт конкретных стран, уже длительное время к тому моменту совершавших переход к рынку или завершавших его после длительного переходного периода, свидетельствовал о наличии ловушек, неоднозначности результатов, высоких издержках и необходимости тщательной подготовки, прежде всего интеллектуальной, для продвижения по избранному пути.
Проекта трансформации просто не существовало. Рынок в России начали строить и строили длительное время без четкого плана, по наитию и общим рекомендациям. Существовала лишь общая идея, а детали прорабатывались по мере их узнавания, угрозы парировались по мере их проявления, а часто и не парировались, они предоставлялись времени, которое само должно было либо подсказать решение, либо сделать его ненужным в силу исчезновения проблемы.
Разрушение надстройки можно было осуществить достаточно быстро. Для этого требовались только политическая воля и паралич сил потенциального противника. Воля в начале 90-х гг. имелась, а потенциальные силы сопротивления были демобилизованы и в значительной степени парализованы. Это было достигнуто двумя довольно точными шагами.
Во-первых, запрет деятельности Коммунистической партии в 1991 г. автоматически исключил ее из политического процесса и втянул в длительную борьбу за право возвращения на политическую сцену. В самый ответственный момент выбора пути компартия не могла выполнять функции генерального штаба сопротивления.
Во-вторых, наиболее деятельной и влиятельной части «сопротивленцев», в том числе и в самой компартии, был предложен заманчивый выход – участие в грандиозном спектакле под названием «грабь награбленное».
Это оказалось куда более привлекательным, чем опасные и, в общем-то, бесперспективные бои на баррикадах, где непонятно, что нужно защищать и от кого. Противниками были вчерашние соратники по партии и комсомолу. Передел проходил не по идеологии, а по отношению к собственности – вчера собственность была ничьей, а завтра должна была стать частной, т.е. чьей-то. Оказаться в лагере собственников было несравненно важнее, чем бороться за сохранение ничейной собственности. Выбор был предопределен, поддержка рыночным трансформациям со стороны функционеров бывших и настоящих обеспечена.Что является целью общественных и экономических трансформаций? На этот вопрос ответ был дан только в 1993 г. в новой Конституции, провозгласившей высшей целью государства обеспечение условий для достойной и безопасной жизни граждан страны, но в конце 1991 г. целью было провозглашено построение рынка. Основным инструментом была избрана тотальная либерализация, достигаемая при этом в кратчайшие сроки. Либерализация, свобода, таким образом, становились не желаемым состоянием, которого можно достигнуть в результате успехов на экономическом фронте и постепенного развития демократии, а орудием преобразования.
Шоковая логика внешне понятна и стройна. Она вся практически не поддается критике «в общем», только в деталях. Беда в том, что «детали» эти представляют собой как раз ту внутреннюю сложность и неоднозначность национальной экономики и ее реакций на логичные в принципе простые воздействия, которая и не позволяет широкой публике разобраться в хитросплетениях вариантов и последствий экономических трансформаций. Зато набор силлогизмов узнаваем, он очень похож на штампы, которыми промывали мозги в советский период, только с обратным знаком.
Первый по времени штамп нового периода провозглашал: монополия – это всегда плохо, а государственная монополия плоха вдвойне, поэтому государственную монополию внешней торговли следует немедленно отменить и позволить продавать и покупать на внешнем рынке всем и все.
Второй штамп – советская система завела экономику в кризис, который обусловлен разрушением финансовой системы и скрытой инфляцией. Прежде чем наступит изобилие, следует добиться стабилизации.
Третий штамп – частная собственность априори лучше, эффективнее государственной собственности, поэтому государственную собственность следует как можно скорее сделать частной.
Четвертый штамп – экономика искусственной полной занятости в советскую эпоху была заведомо неэффективной, так как нормативный дефицит предложения на рынке труда исключал создание мотивации для работников по повышению производительности труда, так же как и не способствовал технологическому прогрессу, который мог бы привести к слишком большому сокращению занятости.
Эти и другие штампы уже к середине 90-х гг., очевидно, не соответствовали реальности. Необходимо было вносить коррективы. Были мобилизованы инструменты государственной экономической политики с целью стабилизации экономики. Цель стабилизации была стандартной – подавление инфляции и переход к экономическому росту. Стандартными были и примененные инструменты – фискальные и кредитно-денежные. Нестандартными по-прежнему оставались сама экономика и сложившиеся к этому времени отношения и зависимости.
Одним из универсальных инструментов экономической политики, который был направлен как на возмещение выпадающих в результате спада производства доходов, так и на связывание денежных остатков, являлись печально известные ГКО, которые сами по себе представляли весьма эффективный инструмент одновременно фискальной и денежно-кредитной политики.
И опять, как и в начале 90-х, переплелись экономические и политические задачи, экономическая политика была поставлена на службу «просто политике». Избирательная кампания 1996 г. потребовала огромного увеличения социальных трансфертов и в целом государственных расходов. Опять нестабильность и непредсказуемость, так и не уменьшившиеся после 1993 г., возросли к 1996 г., практически исключив получение внешнего финансирования. Власть была дороже экономики. Экономика была в очередной раз превращена в заложницу битвы за власть.
Именно политическая необходимость обусловила сплетение в 1996-1998 гг. в единый тугой узел мер по поддержанию стабильного курса рубля (который был явно завышен), ограничению денежного предложения и расширению государственного долга, финансируемого за счет ограничения внутреннего и внешнего денежного предложения. Завышенный курс рубля фактически отрезал от экономики возможный прирост предложения денег за счет конвертации экспортной выручки. Этот же завышенный курс стимулировал импорт и ограничивал внутренний спрос для отечественных производителей. Необходимость привлечения средств для финансирования государственного долга через рынок ГКО обусловила повышение процентных ставок и лишила экономику инвестиций в реальный сектор. Это вызвало рост инвестиций на финансовом рынке, но они направлялись не на прирост совокупного спроса, а на финансирование дефицита государственного бюджета.
Валютно-финансовый кризис 1998 г. стал закономерным итогом применения столь противоречивого и лишь по форме стандартного набора мер экономической политики. Даже само развертывание этого кризиса показало чрезвычайную экзотичность регулирования экономических процессов в России.
Кризис обусловил начало нового этапа дерегулирования. В значительной степени это было связано, вероятно, с тем, что сразу после кризиса наступила некоторая растерянность: никто не знал, что нужно делать. Кроме того, явный провал активной политики регулирования не способствовал быстрому началу нового этапа активистской экономической политики. Два обстоятельства позволили экономике довольно быстро оправиться после «августовского нокдауна».
Во-первых, исчезнувшая (на время) опека правительства высвободила энергию самосохранения у экономических агентов.
Во-вторых, начавшийся очередной «нефтяной шок» привел к резкому росту мировых цен на нефть и природный газ (основную статью российского экспорта), что значительно изменило к лучшему положение на денежном рынке, предложение денег быстро и заметно увеличилось. С начала 1999 г. в экономике наконец-то начался очевидный и давно обещанный подъем.
На фоне этого подъема был преодолен очередной политический кризис и на повестку дня был поставлен вопрос о выборе пути дальнейшего движения. Успехи в экономике в период 1998-2000 гг. в значительной степени деловыми кругами и рядом аналитиков связываются с активным невмешательством государства в экономические процессы. В определенной степени это соответствует действительности, так как неразумное вмешательство, как это продемонстрировал предкризисный период 1997-1998 гг., способно было бы разрушить или значительно сократить те потенциальные возможности, которые были заложены в самом факте девальвации и улучшения ценовой конъюнктуры мировых сырьевых рынков.
К настоящему времени вполне оформились официальная позиция и государственная экономическая стратегия, которые заключаются именно в дальнейшей либерализации экономики. Либеральная экономика – это благо, к достижению которого следует всячески стремиться, но необходимо доказать, что либерализация может использоваться в качестве универсального средства достижения значимых общественных и экономических целей.
Сильным аргументом сторонников либеральной стратегии развития является то, что в рыночной экономике именно на этапе оживления и подъема государственное регулирование минимально, а степень либерализации максимальна. Усиление государственного регулирования связано с затуханием экономической активности и необходимостью подкрепить силу рынка силой регулирования. Российская экономика с начала 1999 г. находится на подъеме, и с позиций этой логики ей не следует мешать, необходимо в максимальной степени обеспечить экономическим агентам свободу использования возможностей роста.
Не менее сильна и аргументация противников либеральной стратегии. Она сводится к тому, что на самом деле потенциал экономического роста на волне девальвации, высокой внешнеторговой конъюнктуры и вызванного ростом денежного предложения увеличения внутреннего совокупного спроса если и не исчерпан окончательно, то близок к исчерпанию. Экономика находится на грани новой стагнации и роста инфляции. Следовательно, необходимо предпринять специальные действия, осуществить целенаправленную политику для корректировки состояния экономики, поддержания экономического роста и установления контроля над инфляцией.
В зависимости от ослабления или усиления протекционистского характера деятельности государства можно выделить три типа экономических стратегий государственной экономической политики – либеральную, регулируемую и мобилизационную. Либеральная стратегия означает, что экономика государства становится все более открытой для свободного движения товаров и капиталов. Если затем государство устанавливает контроль за движением товаров и капиталов, то для его выживания государство вынуждено усиливать прямое вмешательство в производство и внешнеэкономические связи, и его стратегия становится мобилизационной. Возможен и обратный процесс – переход от мобилизационной к регулируемой, а затем к либеральной.