<<
>>

ДАМОКЛОВ МЕЧ ЛИБЕРАЛИЗМА

Либерализм, как известно, возник в европейских странах в XVII—XVIII вв., провозгласив принципы гражданских, политических, экономических прав и свобод. Истоки либерализма лежат в концепциях Дж.

Локка, физиократов, А. Смита, Ш. Монтескье... Однако изложенные ими принципы не были абсолютно новым откровением, они господствовали в западном мире уже более века, в виде постулатов кальвинизма. Говоря о идеологическом наследстве, оставленном кальвинизмом, М. Вебер отмечал: «Полная интенсивной религиозной жизни эпоха XVII века... завещала... безупречную чистую совесть... сопутствующую наживе»986.

Дилемма «совести и наживы» была обусловлена тем, что либерализм, в реальных условиях ограниченности материальных и экономических ресурсов может реализовать свои идеи абсолютной свободы только для ограниченного круга элиты, за счет остальной части общества. Об этом говорил уже один из основоположников гражданского общества, Джон Локк: «Никто не может разбогатеть, не нанося убытка другому».

Религиозная реформация была призвана дать моральное обоснование этому принципу. Фундаментальное утверждение кальвинистов (1609 г.) гласило: «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных». С. Кара-Мурза замечает, что это был «отход от сути христианства назад, к идее «избранного народа». Видимым признаком избранности стало богатство. Бедность ненавиделась как симптом отверженности. Кальвин настрого запретил подавать милостыню, принятые в Англии «Законы о бедных» поражают своей жестокостью»987.

Материальные стимулы и религиозные проповеди взывали к радикализации индивидуализма, принципы, которого сформулировал Т. Гоббс: «...человек ищет не общения, а господства, к другим людям его влечет не любовь, а жажда славы и удобства.

Повсюду человек добивается только своей выгоды... люди в естественном состоянии пребывают в постоянной вражде друг с другом. Они проникнуты жаждой приносить вред друг другу. Один человек боится другого человека как своего врага. Он ненавидит его и старается ему навредить. Эгоистическое стремления и страх характеризуют человека в естественном состоянии. Кредо Гоббса — «человек человеку — волк».

Со временем, когда религиозная оболочка стала не нужна, она была просто отброшена представив в чистом виде идеологию либерализма. Эволюционный переход в описании М. Вебера начинался с возникновения духа капитализма, сопровождавшегося сдвигом от евангельских, христианских установок к законам Моисея как «естественному праву», и здесь нужна была «вся мощь ветхозаветного Бога, который награждал своих избранных еще в этой жизни». Для капитализма нужно было религиозное оправдание наживы, которого не давало Евангелие. Но этот скрытый антихристианизм постепенно и незаметно привел к утрате всякого религиозного чувства. Вебер поясняет, почему так случилось: «Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь такую же помеху, как регламентирование экономики со стороны государства. Мировоззрение теперь определяется интересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, терпит крушение или не продвигается по социальной лест- нице. Капитализм, одержав победу, отбрасывает не нужную ему больше опору»988.

Или, говоря словами К. Маркса, «эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой»989. Однако с исчезновением религии потребность общества в соответствующей моральной базе не исчезла," и она подтолкнула основоположников либерализма преобразовать религиозные постулаты кальвинизма в принципы просвещенного, светского общества.

Для реализации своей идеологии в виде политической власти либерализм использовал принципы древнегреческой демократии Солона, утверждавшие, что каждый человек является свободным и наделяется соответствующими правами.

При этом свободным мог быть только грек, рабы к людям не относились[†††††††††††††††††††††††††††]. Таким образом уже греческая демократия утверждала права избранной нации. Зачем? — По словам историков, Солон отвечал — если у грека будет менее пяти рабов, то кто будет его кормить?

Древнегреческая форма демократии воскресла во время буржуазных революций, когда наследственную аристократию сменила финансовая, а политическое рабство сменилось на экономическое. «Экономическое рабство», по мнению Хайека обладало явным преимуществом: «Несомненно, легче сносить неравенство, если оно является результатом действия безличных сил... Люди готовы покорно сносить страдания, которые могут выпасть на долю каждого... Недовольство человека своей долей возрастает многократно от сознания, что его судьба зависит от действий других».

Свобода теперь определялась не столько национальностью или родом, сколько толщиной кошелька. Хайек по этому поводу провозглашал: «Правильнее видеть в деньгах величайший из когда-либо изобретенных человеком инструментов свободы»990. Под деньгами понимался прежде всего капитал, не имевшие капитала становились его рабом. Н. Бердяев в этой связи замечал, что либеральная: «свобода не демократична, а аристократична»991. А. Герцен: «Упрекайте и ругайте сколько угодно петербургский абсолютизм и нашу русскую безропотную покорность, но ругайте же везде и умейте разглядеть деспотизм всюду, в какой бы форме он ни являлся: в виде ли президента республики... или Национального Собрания... Мы теперь видим, что все существующие правительства, начиная с наиболее скромного швейцарского кантона и кончая автократиею всей Руси, — лишь вариация одной и той же темы»992. Ле-Бон писал о либеральной демократии образца XIX в.: «Демократический режим создает социальное неравенство в большей мере, чем какой-либо другой... Демократия создает касты точно так же, как и аристократия...»993. У Хаттон назвал либеральный порядок — «аристократией богатства» и «рабством нищеты»994.

Очевидно, либералы понимали проблему, поэтому поскорее постарались спрятать идеологическую сущность либерализма за рассуждениями о форме власти — «чистой демократии».

Примером могут служить слова де Токвиля: «Демократия расширяет сферу индивидуальной свободы, социализм ее ограничивает. Демократия утверждает высочайшую ценность каждого человека, социализм превращает человека в простое средство, в цифру. Демократия и социализм не имеют между собой ничего общего, кроме одного слова: равенство. Но посмотрите, какая разница: если демократия стремится к равенству в свободе, то социализм — к равенству в рабстве и принуждении»995. Через сто лет, в обоснование принципов «чистой демократии» слова де Токвиля приводит Хайек. А еще полвека спустя Ференбах, вслед за Брахером («Время идеологий») и Дж. X. Сабином вновь пытается убедить читателя в незыблемости постулатов де Токвиля996.

Между тем уже во времена де Токвиля либеральное понятие «чистой демократии» было оспорено классиками марксизма. Ф. Энгельс: «Не имеет смысла говорить о чистой демократии в обществе, разделенном на классы. «Государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии»997. К. Маркс: «Современная (демократическая) государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии»998. В. Ленин: ««Чистая демократия» есть лживая фраза либерала, одурачивающего трудящихся... биржа и банкиры тем больше подчиняют себе буржуазные парламенты, чем сильнее развита демократия» 999.

Сущность «чистой демократии» давал Дж. Мэдисон, «главный архитектор конституции» США. В 1829 г. он утверждал: «Единственная эффективная гарантия прав меньшинства должна базироваться на таких основаниях и структуре самого правительства, какие могли бы сформировать в определенной степени, прямо или косвенно орган защиты прав меньшинства». А. Смит был более откровенен: «Приобретение крупной и обширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства. В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собственности не имеет».

Не случайно А. Уайт назвал государство «союзом бизнеса и правительства, действующего в интересах бизнеса». Американский посол У. Додд в 1930-х гг. мог только предупреждать: «Правительства, утверждающие, что они демократические, то есть что они действуют на благо своих народов, часто злоупотребляют своими возможностями. Но это всего лишь осторожная критика того, что происходит во всех великих державах после мировой войны»1000.

Дж. Оруэлл демонстрировал эти особенности «чистой демократии» на примере собственной страны: «Существует некий абстрактный политический термин, используемый весьма широко, которому придается расплывчатый, но хорошо понимаемый смысл. Это слово — демократия. В известном смысле англичане действительно считают, что живут в демократической стране. И не то чтобы все были достаточно глупы, чтобы думать так в буквальном смысле слова. Если демократия означает власть народа или социальное равенство, то ясно, что Британия не демократическая страна. Однако она демократична во вторичном значении этого слова... Прежде всего, меньшинства обладают достаточными возможностями, чтобы быть выслушанными. Более того, возжелай общественное мнение высказаться, его невозможно было бы игнорировать. Оно может выражаться косвенными путями — через забастовки, демонстрации и письма в газеты, но оно способно влиять па политику правительства, и влияние это весьма ощутимо. Британское правительство может проявлять несправедливость, но не может проявить абсолютный произвол. Не может делать то, что в порядке вещей для правительства тоталитарного государства. Политическое мышление англичан во многом руководствуется словом «они»[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. «Они» — это вышестоящие классы, таинственные силы, определяющие вашу жизнь помимо вашей воли. Но широко распространено ощущение, что хоть «они» и тираны, но не всемогущи. Если потребуется на «них» нажать, «они» поддадутся»1001.

Впрочем, отмечал Оруэлл, «факт, что хвалебная свобода британской прессы существует скорее в теории, чем в действительности. Прежде всего, централизованное владение прессой означает на практике, что непопулярные мнения могут высказываться лишь в книгах или газетах с малым тиражом. Более того, англичане в целом не так уж интересуются печатным словом, чтобы проявлять особую бдительность к сохранению данного аспекта их свобод, и многочисленные посягательства на свободу печати, имевшие место на протяжении последних двадцати лет, не вызывали какого- либо широкого протеста»1002. В итоге образный пример вторичной (чистой) английской демократии давал Суинберн:

Край Мильтона великий.

Ты под ярмом склонен...

Приемлешь глав венчанных Заржавленную ложь И, раб речей обманных,

Покорно спину гнешь1003.

Вторичная демократия может существовать до той поры, пока не исчерпает своих ресурсов развития и в итоге не выведет общество из равновесия, заведя его в тупик, поставив на грань выживания. До этого времени Вторичная демократия полностью обеспечивает незыблемость правящих классов. О методах, которыми вторичная демократия подчиняет народ своей власти, писал М. Палеолог: «Демократия... не нарушая своих принципов... может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям, он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде; оттого он, как пар, наполняющий пространство, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом. Он нас раздражает, от него страдают, на него жалуются, но не на кого обрушиться. Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь»1004.

* * *

Ф. Хайек указывал еще на одну черту, доставшуюся либерализму в наследство от кальвинизма: «У нас нет привычки оценивать моральные кодексы с точки зрения их большей или меньшей полноты... Нас здесь не интересует вопрос, желательно ли существование такого полного этического кодекса... до сегодняшнего дня развитие цивилизации сопровождалось последовательным сокращением... правил, из которых состоит наш моральный кодекс... а содержание их принимало все более обобщенный характер... мы пришли к морали, в рамках которой индивид может действовать по своему усмотрению... Это фундамент, и на нем строится вся философия индивидуализма». В. Шубарт подтверждал: «Чем бесцеремоннее утверждался прометеевский архетип, тем здоровее, производительнее и банальней становился человек: возрастающее трудолюбие при ослабевающей духовности»1005.

А поскольку целью деятельности индивида в либеральной доктрине является «максимальное удовлетворение материальных потребностей», то моральным для индивида становится все, что приносит прибыль. Так, авторы современной библии либеральной экономики К. Макконелл и С. Брю утверждают принципы либерализма формулой: «Рыночная система это бесстрастный механизм. Она не имеет совести, не приспосабливается к моральным нормам...»1006 Именно из либерального отрицания морали выросли тезисы Ницше: «Мораль — полезная ошибка... ложь осознанная, как необходимость». «Мораль — это зверинец; предпосылка ее та, что железные прутья могут быть полезнее, чем свобода...» «Сострадательность есть расточительность чувства — вредный для морального здоровья паразит...» «Возражение против Дарвинизма. Средство слабых, необходимые для того, чтобы удержать власть...»1007

Государственная модель, основанная на принципах либеральной демократии, была узаконена введением римского права, которое неожиданно воскресло в начале XVI века, вместе с первым пробуждением капитализма. В. Шубарт отмечал, что «римский дух оказал наибольшее влияние на по- стготическую эпоху в Европе через римское право. Наряду с Реформацией и Ренессансом рецепция римского права была третьим большим культурным процессом, в котором заметен поворот в мироощущении Запада»1008.

Возвращение к римскому праву решало две ключевые задачи. Во-первых, обществу, отрицающему мораль, необходим «намордник», чтобы его члены не перегрызли друг другу глотки. Снимите его, и вы, может, даже успеете увидеть чистую либеральную цивилизацию в действии. В. Шубарт в связи с этим отмечал: «В новой Европе все больше утверждалась римская идея о государстве принуждения, покоящемся не на всеобщем чувстве солидарности, а на страхе перед наказанием, не на свободе, а на насилии...»1009

Во-вторых, «римское право вытеснило товарищеские права готики не потому, что оно юридически превосходило их, а потому, что это было право материально сильного, это было властное право»1010. Ф. Хайек разъяснял мысль, указывая, что само понятие римского права призвано закрепить социальное неравенство: «Формальное равенство перед законом несовместимо с любыми действиями правительства... основанны(ми) на идее справедливого распределения, (они) однозначно вед(ут) к разрушению правозаконности... Никто не будет отрицать, что Правозаконность ведет к экономическому неравенству...»

* * *

Либерализм, как и коммунизм обладает своей правдой и своей ложью. О лжи коммунизма писал Н. Бердев, ее сущность заключается в подавлении личности, правда — в открытии общности людей. Правда либерализма состоит в праве людей на индивидуализм, в том, что частный (личный) интерес является одним из определяющих факторов человеческого развития. Правда либерализма открыла индивидуальные возможности человека, чем сделала революционный прорыв в его развитии. Именно либерализм сбросил с человеческого общества феодальные оковы и обеспечил промышленное и научное развитие мира. Правда либерализма «ускорила развитие человеческого разума», ложь «изъяла из сознания разумного существа плодотворную, возвышенную идею всеобщности и единства...»1011.

Ложь либерализма состоит в том, что он проповедует независимость индивидуума от общества. В таком случае сторонникам чистого либерализма стоило бы поселиться где то на необитаемых островах и не мешать другим и друг другу. Однако они стремятся жить в обществе. Зачем? Потому что они хотят получать от него все блага, которые только человеческое общество и может предоставить человеку, однако сами они не хотят нести никакой ответственности за это общество[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§].

Либеральная идеология отражает интуитивное стремление любой ценой получить или защитить привилегированное положение и «право» получать дивиденды со всего общества. Она дает внутреннее моральное основание и право получать эти дивиденды. Мало того, подобная либеральная нажива является самым доходным видом бизнеса, когда либо придуманным человечеством. И поэтому пропаганда либерализма щедро оплачивается тем или иным способом. Ведь данные вложения капитала окупаются многократно.

Либерал, когда ему это выгодно, отрицает познаваемость мира, связь времен (историзм), зависимость политики от экономики и вообще системный анализ. «Как? Вы верите, что экономика влияет на политику? Фи, да вы же марксист! Да вы коммунист! Да вы сталинист!»1012 Системный, научный подход раскрывает ложь либерализма, поэтому либерал всегда будет отвергать его, ибо он представляет для его монополии, приносящей сверхприбыли, смертельную угрозу.

Истинный либерал отвергает потребность в социализме (социальной силе), поскольку она точно так же вскрывает ложь либерализма, угрожая его монополии и сверхприбылям. Либерала не интересует ни научная истина, ни человеческая мораль, ни развитие человечества, ни существование самого человечества, его интересует лишь выгода, которую он лично прямо или опосредованно может получить. Абсолютизация личной выгоды неизбежно приводит к вырождению человека, когда «человек уже не являлся бы человеком в истинном смысле слова»1013, и превращается в сверхчеловека Ницше.

Либерал использует ложь совершенно сознательно, как оружие партийной и классовой борьбы, цель оправдывает любые средства. Так, Папен заявлял: «Методы обмана и лжи, обыкновенны... в партийных баталиях»1014. Милюков, лидер русской либеральной революции, считал «ложь в интересах партийной борьбы» вполне законным средством борьбы. Витте, описывая методы действия либеральных обществ и союзов в 1905 г., отмечал: «Цель оправдывает средства, а потому для достижения поставленной цели не брезговали никакими приемами, в особенности же заведомой ложью, распускаемой в прессе»1015.

Либерал использует ложь не только в партийной борьбе, эта ложь всеобъемлюща и охватывает все виды человеческой деятельности, и интересов. Например, в отношениях между государствами — разве Версаль не был ложью? А «блестящая изоляция» разве не великая ложь Великих демократий? «Блестящая изоляция» на деле означает не что иное, как стремление получать выгоду за счет остального мира, не неся ответственности за него.

Можно привести еще массу подобных примеров, «утолить жажду мести» и закрыть страницу. Но оказывается, без либерализма не только развитие, но и само существование человечества оказывается под угрозой. Именно об этом предупреждал Дж. Кейнс: «Мне кажется, что мы сумеем вернуться к некоторым наиболее прочным и непреходящим принципам религии и традиционной добродетели: что алчность — грех, что ростовщичество — преступление... Мы сможем ставить наши цели выше средств и отдавать наши предпочтения добру, а не пользе. Но будте осторожны! Время еще не пришло. На протяжении по крайней мере следующих ста лет мы должны продолжать притворяться, что справедливость — это грязь, а грязь — справедливость; что грязь полезна, а справедливость нет. Еще некоторое время алчность, ростовщичество и бдительность должны быть нашими спутниками. Ибо только тогда мы выйдем из тьмы экономической необходимости на свет дня»1016.

Действительно, либерализм, несмотря на все свои недостатки, граничащие с преступлением, вносит ключевой вклад в развитие общества. Принципы личного интереса, личной самореализации остаются одними из наиболее сильных двигателей развития человеческого прогресса и останутся скорее всего с ним навсегда. Но будте осторожны, предупреждал Карлейль: «Бездеятельность и ложь (знайте же, что ложь не исчезает бесследно, но, подобно брошенному в землю зерну, всегда приносит плод), накапливаясь со времен Карла Великого, т. е. вот уже тысячу лет, давно ждут, когда наступит день расплаты...»

Расплата наступила в Первой мировой, но победители не свернули со своего пути. «После войны не наступило мира. Выяснилось, что «выиграть мир» гораздо труднее, чем даже войну. И в этом смысле можно сказать война прошла впустую. Длиться ненависть, длится ложь, лицемерие. Ложью пытаются спаять, склеить рассыпающуюся цивилизацию, спасти цивилизованное человечество. Но и эта ложь стала мелкой...»1017 Ложь готовила новый день расплаты...

* [****************************] *

Отрицать либерализм глупо, отрицать коммунизм преступно*. Трудно представить, чем бы закончился межвоен- ный период, если бы не Русская революция. Все ужасы Второй мировой могли показаться бы лишь детской шалостью, по сравнению с тем, что ожидало человечество, не окажись перед ним альтернативы в тупике европейского либерализма начала XX века. Ужасы будущего, рисуемые фантастами, могли стать явью уже в XX веке. Недаром на грани веков доминирующей нотой становились: отчаяние и пессимизм немецких философов, брутальность неизбежного англосаксонских экономистов. Бьющемуся в кровавой агонии средневековому либерализму, толкающему мир к последней войне, был противопоставлен русский коммунизм, что породило новый путь и дало новый стимул развития, который на этот раз спас человечество[††††††††††††††††††††††††††††].

Но будьте осторожны!!!

Общество еще не нашло способов развития, не опирающихся на естественные законы, с другой стороны, ничто не обеспечит наиболее гарантированное и надежное порабощение и уничтожение человечества, чем прямое следование им. «Характерная черта» либерализма, которую Гоббс охарактеризовал как «война всех против всех», а Хайек — «бунт индивида против вида», в какой то момент может не оставить человечеству выбора. Существует вполне определенная тонкая грань, порой едва уловимая, которая превращает инструмент, обеспечивающий развитие человечества, в слепую и беспощадную машину его порабощения и убийства.

Указывая на эту данность, В. Шубарт накануне Второй мировой писал: «Тварь убивает творца — трагедия Голема во всемирно-историческом масштабе. — Западная культура стремится к самоуничтожению. Конечно, все преходящее смертно, но форма гибели данной культуры присуща только ей. Она не будет сломлена чужеземными завоевателями, как культура инков и ацтеков. Она не умрет и от старческого истощения, как культура римлян. Она убьет сама себя от переизбытка сил. Это самоубийство целой культуры — особый случай в человеческой истории. Гете предчувствовал его, когда писал: «Предвижу время, когда Бог не будет рад человечеству и будет вынужден все сокрушить, чтобы начать творение заново»1018.

Однако до начала трагедии было еще довольно далеко.

В мире была страна перед либерализмом и индивидуализмом, которой меркло все, что могли себе представить даже искушенные в этом деле европейцы. Именно там развивался главный акт драмы. Указывая на этот факт, Дж. М. Кейнс писал: «Какие бы тоталитарные тенденции ни намечались в Веймарской республике и в немецкой мысли того времени, маловероятно, что Гитлер пришел бы к власти, если бы не разразилась Великая Депрессия... Постепенное усиление социалистических тенденций никогда не привело бы к тоталитаризму, если бы не экономические беды»1019.

Что представляла собой эта ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ, которая перевернула не только Германию, но и весь мир? Она оказала решающее влияние на приход Гитлера к власти в Германии, Народного фронта во Франции, социал-демократических партий в Скандинавии и т.д. Ее влияние на послевоенный мир оказалось сильнее, чем даже последствия Первой мировой войны. Чем же она была? Кто получил выгоду от нее?

ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ

В «Черный четверг» — 24 октября 1929 г. на нью-йоркской фондовой бирже было продано 12,8 млн. акций, т. е. в 1,5 раза больше, чем когда-либо ранее. 29 октября был достигнут новый пик — 16,4 млн. акций. За несколько часов Уолл-стрит потерял около 10 млрд. долл. Началась паника. Всего лишь за несколько недель акции, котировавшиеся на Нью-йоркской фондовой бирже, потеряли более трети своей стоимости — 32 млрд. дол. Но это было только началом. Падение курса акций продолжалось безостановочно почти три с половиной года. Стоимость акций «Юнайтед стил» упала в 17 раз, «Дженерал моторос» — почти в 80 раз, «Ра- диокорпорэйшн» — в 33 раза, «Крайслер» — в 27 раз. Общая цена акций снизилась в 4,5 раза. Падение акций вызвало цепную реакцию обрушения всей американской экономики. Потерпели крах 130 тысяч бизнесменов, корпоративные доходы упали на 60%. Валовой национальный продукт страны упал со 103 млрд. долларов до 58 млрд. Безработица выросла с 3% — в 1929 г. до 25% — в 1933 г. Остались без крова 2,5 млн. человек. Доход на душу населения снизился на 45% — с 847 до 465 долларов.

Обрушение американской экономики повлекло за собой в пропасть Великой Депрессии все остальные страны. Мировое промышленное производство в 1933 г. снизилось на 37%. Оказалась разрушенной кредитная сфера: в период кризиса 25 стран прекратили платежи на общую сумму 6,3 млрд. долларов. Наглядную картину катастрофы демонстрирует динамика промышленного производства великих стран мира.

аgt;т-ооюгте.аgt;т-союгте.стgt;ч-соіп^-стgt;ч-союгте.

СПООООО'Г-'Г-'Г-'Г-'Г-ГМСМСМСМСМГОГОСОГО

О00)0gt;0gt;0)0gt;0gt;010gt;0gt;0gt;010gt;0gt;01010gt;0)0gt;01

Исследованию причин Великой Депрессии посвящено огромное множество работ, но спор продолжается до сих пор. Как же выглядела экономическая картина кризиса?

На первый взгляд динамика промышленного производства США демонстрирует ярко выраженную цикличность. Она не является случайной и носит вполне закономерный волновой характер, свойственный любым экономическим тенденциям. Это дало справедливое основание многим исследователям утверждать, что кризис 1929 г. носил циклический характер. Однако этот подход не объясняет глубину кризиса и то влияние, которое он оказал на мировую экономику.

Спусковой крючок Великой Депрессии следует искать в Первой мировой войне. За время войны США получили своеобразный «промышленный допинг» в виде дополнитель-

ного роста промышленного производства. К концу войны население США составляло всего 6% населения Земли, но оно производило 85% автомобилей, 66% нефтепродуктов, больше половины чугуна и стали. Еще более наглядным является факт, что с 1913 по 1929 г. доля США в мировом промышленном производстве выросла более чем в два раза и достигла 43%1021. Национальное богатство США увеличилось

на 40%

Где же Америка нашла те огромные возможности, чтобы обеспечить себе такую впечатляющую динамику послевоенного промышленного роста?

На этот вопрос помогает ответить график, отражающий зависимость роста промышленного производства от экспорта, и в первую очередь промышленного экспорта. Рост американского промышленности был обеспечен в первую очередь за счет открытия новых рынков сбыта в Европе и мире.

Динамика экспорта промышленной продукции, общего экспорта и промышленного производства в США, 1913 г. = 100%

450

СМОТСОСООСМОТСОСООСМОТСОСО

Т-Т-Т-Т-СМСМСМСМСМСОСОСОСОСО

00)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)

400

350

300

250

200

150

о              см              от              со              оо              о

О              О              О              О              О              Т-

О)              СЗ)              О              О              О              О

100

Первая мировая война увеличила экспорт промышленной продукции США в 4 раза. С 1915 по 1920 г. США «избыточный», по сравнению с динамикой предвоенного времени, «военный экспорт» составил около 20 млрд. долл. (общий экспорт — почти 42 млрд. долл.). «Чтобы понять, до какой степени война обогатила Соединенные Штаты, — писал Тар- ле, — достаточно сказать, что от начала существования этого государства до начала войны 1914 г., т.е. за 125 лет, в общей сложности, перевес вывоза из Соединенных Штатов над ввозом... исчислялся в 9 с небольшим млрд. долл., а тот же перевес за время с августа 1914 г. — до ноября 1918 г. равняется 10,9 млрд. долл. Значит, эти 4 года и 3 месяца войны, с точки зрения торгового баланса, выгоднее для Соединенных Штатов, чем в общей сложности все 125 лет (1788—1914) всей их предшествующей истории...»1022. После войны за счет громадных прибылей монополий происходило массовое обновление основного капитала. За 1924—1928 гг. в переоборудование американской промышленности было вложено по меньшей мере 10 млрд. дол. Они стали материальной основой подъема промышленного производства США и нового роста экспорта в период стабилизации 20-х гг. В итоге с 1915 по 1929 г. объем «избыточного» экспорта из США превысил 35 млрд. долл. (общий — 84 млрд долл)[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡].

Американцы продемонстрировали выдающуюся эффективность использования доставшегося им капитала. По словам У. Черчилля, «никогда до этого такое огромное количество различных товаров не было произведено и обменено, ни в одном обществе»1023. Достижения Америки были впечатляющими. С 1919 по 1929 г. валовой национальный продукт вырос на 39%. Доходы корпораций — на 76%, в 1923— 1929 гг. их чистые прибыли (после уплаты налогов) составили около 50 млрд. долл. Если в 1913 г. в США было выпущено 0,5 млн. автомобилей, то в 1929 г. — 5,5 млн. Из общего числа автомобилей, эксплуатируемых тогда в мире — около 30 млн., доля США составляла 90%. В конце 20-х гг. новый автомобиль можно было приобрести примерно за 600 дол., подержанный — за 300 дол., и старый — даже чуть менее чем за 100 дол. При среднемесячной заработной плате американских рабочих в 140—150 дол., да еще при распространенной системе продаж в рассрочку, автомобиль становился «средством передвижения», а не роскошью1024. Число домов, имеющих радио, увеличилось с нуля до 40%, стиральные машины — с 8 до 24%, пылесосы — с 9 до 30%. В 1920 г. лишь 35% населения имели в домах электричество, а в 1930 г. — 68% и т.д.

Трудности в США начались с того времени, как европейские страны стали восстанавливать свой промышленный потенциал. Уже в 1924 г. начался промышленный спад, который Федеральной резервной системе (ФРС) пришлось преодолевать за счет увеличения денежной массы. За этим шагом действительно последовал скачок роста промышленного производства, однако основная часть денег пошла на фондовый рынок. Стоимость акций на Нью-йоркской фондовой бирже за год выросла почти в 1,5 раза — с 27 млрд. долл. до 40 млрд. Доходность по ценным бумагам казначейства упала почти до нуля. В 1926 г. ФРС была вынуждена ограничить рост денежной массы, что тотчас же привело к снижению темпов роста промышленности до менее чем 3% за год, тем не менее этот шаг погасил волну спекуляции на фондовом рынке. Часть свободных капиталов была утилизирована в Германии, где после введения плана Дауэса для погашения репараций правительство резко подняло стоимость денег. «Поток капитала из-за границы, особенно из Соединенных Штатов, хлынул в Германию, привлеченный высокими процентными ставками»1025.

Разница в процентных ставках по отношению к США1026

Америка не спешила вступить в конкуренцию с европейцами за свободные капиталы, политика дешевых денег стимулировала спрос и главным образом экспорт, который в США рос галопирующими темпами. Соединенные Штаты могли себе это позволить, они и так были переполнены деньгами, поступающими из-за границы. — Несмотря на то что иностранные капиталовложения в американскую экономику за годы войны сократились до 3 млрд. долл., зарубежные инвестиции США выросли до 18 млрд. долл. Ежегодный доход от них составлял 850 млн. долларов. Инвестиции разделялись на частные в Канаду и Латинскую Америку — 7 млрд. долл. — и военные займы — 11 млрд. долл., в основном в Англию, Францию и Италию. (К 1932 г. Америка получила по ним 2,6 млрд долл., в том числе 2 млрд только за счет репараций с Германии.)

В 1927 г. в США наметился новый спад, и ФРС вновь обратилась к политике увеличения денежной массы, однако на этот раз спад промышленности продолжился, все деньги хлынули на фондовый рынок. Масла в огонь добавили события в Германии, в которой в условиях закрытых рынков и перенасыщенности кредитными средствами в 1927 г. начался кризис перепроизводства. Он обрушил процентные ставки, и краткосрочные капиталы бежали из Германии главным образом обратно в США.

Доходность государственных ценных бумаг1027

¦¦“Германия

"••“Великобритания

Л!

Л*..'

А.**'

І              У              »

• • 2» .4 *•» 1

ТГТТг4*мЧА • "Its • !И I Hi

00'-T-(Mnn,tiniO(fl(ON00000100r-T-(MOn N(N(\llt;N(N(M(N(M(MN(M(MfM(N(N(MnMn«nnMrtn 0)0)00)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)0)

Крах пирамиды Дауэса в Германии вызвал эффект спонтанного последовательного обрушения финансовых рынков большинства крупных стран мира. Г. Гувер в связи с этим находил причины Великой Депрессии следствием «распада европейской экономической и финансовой структуры»1028. Доходность казначейских бумаг в США с января 1928 г. опустилась ниже нуля. Одновременно «немецкий допинг» стимулировал стремительный экономический рост США в течение двух последующих лет. Но основная масса средств досталась опять не реальному сектору экономики, а фондовому рынку. При росте промышленного производства в 1927— 1929 гг. на 11%, стоимость акций за то же время на и без того перегретом фондовым рынке выросла в 2,3 раза.

«Однако отток капитала не радовал те страны, из которых он уплывал, — отмечает П. Бернстайн, — и они подняли процентные ставки, стараясь его удержать. К моменту, когда фондовый рынок рухнул в октябре, на Британию, Германию, Италию и Австрию уже надвигалась депрессия; в одной только Германии с лета 1928 г. до конца 1929 г. уровень безработицы вырос в 4 раза»1029. Европейцы не могли ничего противопоставить стремительно взлетающему фондовому рынку США.

В самих США в то время уже набрала обороты фондовая лихорадка, рост стоимости акций привлек капиталы из других отраслей экономики, которые хлынули на Уолл-стрит. Брокерские ссуды банков — выросли с 1,5 млрд. долларов в 1925 г. до 2,6 млрд долларов в 1928 г. Ссуды из внебанковских источников прыгнули с 1 млрд. до 6,6 млрд. во время пика, включая значительные суммы из-за границы1030. Ажиотаж подогревала «покупка ценных бумаг с оплатой части суммы за счет кредита», кредитное плечо при этом составляло 1 к 10, т.е. кредит составлял 90% от суммы покупки. В качестве обеспечения займа можно было использовать покупаемые акции. Деньги ссужались покупателям в виде «24-часовой брокерской ссуды до востребования», т.е. долг должен быть погашен в течение суток с момента требования кредитора[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. К октябрю 1929 г. 40% всех акций покупалось в кредит.

Политика «легких денег» привела к стремительному росту промышленного производства и экспорта, но одновременно еще большими темпами рос и перегрев фондового рынка, который приносил огромную прибыль спекулянтам. Попытки притормозить развитие событий наталкивались на упорное сопротивление банков. Так, когда департамент ФРС в Вашингтоне попытался призвать свои банки оказать «прямое давление» на коммерческие банки, дающие «спекулятивные кредиты», отказывая им в федеральных кредитах, президенты региональных банков восстали, указывая, что «это предложение незаконно и невыполнимо одновременно: как можно обоснованно определить «спекулятивную ссуду»?1031 Тем не менее ФРС постепенно поднимала ставку, по которой она кредитовала коммерческие банки с 3% в 1925 г. до 5% в 1928-м. С февраля 1929 г. уже Федеральный резервный банк Нью-Йорка стал добиваться повышения дисконтной ставки до 6%, но теперь сопротивлялся Вашингтон, уступив только в августе1032. Однако было слишком поздно. Спекулятивный доход от игры на бирже настолько превышал ставку ФРС, что последняя уже не являлась серьезным препятствием.

В то время президент Федерального резервного банка Нью-Йорка Дж. Гаррисон вслед за своим предшественником Стронгом предлагал «принять «жесткие и энергичные меры» и поднять процентные ставки так высоко, чтобы искоренить спекуляцию, а затем немедленно снизить их, чтобы избежать падения деловой активности...»1033. Однако этот путь неизбежно вел к обрушению фондового рынка, а вслед за ним и промышленного производства и всей экономики в целом. Объем производства промышленной продукции и так стал снижаться за те «немногие месяцы, предшествовавшие большому падению фондового рынка в октябре»1034. Следствием же стимулирования деловой активности в условиях кризиса перепроизводства, за счет снижения ставок мог стать только рост инфляции.

Фондовая пирамида закачалась уже в марте — апреле 1929 г., когда в условиях сверхперегретого рынка затормозился рост курса стоимости акций. Британские банкиры, почувствовав угрозу в сентябре, начали массированную продажу американских акций. В марте Леффингвелл из империи Моргана, узнав, что Норман стал агитировать за подогрев спекуляции на фондовом рынке, заметил, что «Монти* и Бен посеяли ветер. Полагаю, что мы пожнем бурю... Мы стоим на пороге мирового кредитного кризиса»1035. Но аналогично поступали и воротилы американского бизнеса; так, Б. Барух, один из богатейших людей мира, вспоминал: «Я начал ликвидировать свои акции и вкладывать деньги в облигации и запас наличности. Я также купил золото». От акций зимой 1928/29 г. избавился и Джозеф П. Кеннеди — отец будущего президента1036.

Фондовая биржа уже с 1927 г. представляла собой пирамиду, где рост стоимости акций обеспечивался только за счет капиталов, приносимых вновь прибывающими игроками. «Это был абсолютно свободный рынок — естественная кульминация позиции республиканцев в вопросах собственности и неприкосновенности рынков, которую они отстаивали на протяжении первых 150 лет существования США»1037. По словам У Хаттона, «вся страна играла в финансовый покер с компаниями в неком казино, которое, как казалось, гарантировало прибыль, пока вы продолжаете активно спекулировать»1038. Как только этот процесс останавливался, те, кто покупал акции в кредит, немедленно разорялись, что неизбежно должно было привести к обрушению фондового рынка. К сентябрю 1929 г. фондовый рынок достиг своего предела возможности амортизации капиталов. Стоимость акций, котировавшихся на Нью-йорской фондовой бирже, к тому времени выросла по сравнению с 1924 г. в 3 с лишним раза — с 27 млрд до 87 млрд долл. Рынок рухнул, за два месяца стоимость акций, котирующихся на рынке, упала почти в два раза.

8 Монтагью Норман — управляющий Английским банком.

о?4'              о4'              о4’              Q4'              о?4'              о?4' о4'              о4’              о4’ о4              Qgt;4‘              Qgt;4‘              о4’              о4’              о?4'              о4'

к •              к •              к •              к •              к •              к • к •              к •              к • к *              к •              к •              к •              к •              к •              к •

О О й й й О Q Q О О V V о о о о

Великая Депрессия «глазами» Доу Джонса (индекс Доу Джонса).

Крах биржи привел к разорению миллионов вкладчиков, мгновенно превратив их в нищих, с другой стороны, деньги резко «потяжелели»; к августу 1930 г. доходность по казначейским бумагам выросла по сравнению с октябрем 1929 г. более чем в два раза, что вызвало новое падение стоимости акций и т.д. За этим последовало затоваривание и обвал экспорта и внутреннего рынка. ФРС, в соответствии с классической теорией, для предотвращения инфляции ответила на кризис сжатием денежной массы, что привело к еще большему обвалу всей экономики, в том числе и промышленного производства.

Причины обвала экономики до сих пор вызывают споры.

Сторонники теории заговора указывают, что за 1920— 1929 гг. по одному и тому же сценарию были построены три финансовые пирамиды, в 1920—1921 гг.[*****************************], 1927—1929 гг. в США и 1925—1927 гг. в Германии. По итогам паники 1920 г. конгрессмен Линдбург в 1921 г. в книге «Экономические тиски» писал: «Согласно Закону о Федеральном Резерве, паники создаются на научной основе; данная паника была первой, созданной научно, она была просчитана подобно математической задаче»1040.

Динамика денежной массы и промышленного производства,

1920 г. = 100%Ш9

140

130

120

110

100

90

80

70

60

50

40

о r- CM CO to CO rlt; CO G) О Г— C\J CO
C\J C\J CM C\J CNI C\l C\J C\l C\l C\l CO CO CO CO
G) G) G) G) G) G) G) G) G) G) G) G) G) G)
T~ T~ T— T~ T~ T— T— T— T— T— T— T— T— T—

После биржевого краха 1929 г. положение на американском банковском рынке кардинально изменилось: 16 ООО банков (52% их общего их числа) разорилось, 100 из оставшихся 14 100 банков (менее 1%) стало контролировать 50% банковских активов страны. 14 крупнейших банков владели 25% депозитов1041. Конгрессмен Мак-Фэдден утверждал, что «денежные и кредитные ресурсы Соединенных Штатов отныне полностью контролировались банковским альянсом — группой First National Bank Дж.П. Моргана и National City Bank Куна-Леба». 23 мая 1933 г. Мак-Фэдден обвинил ФРС в организации биржевого краха. «Я обвиняю их в присвоении более 80 млрд. долларов правительства Соединенных Штатов в 1928 г. ... Я обвиняю их... в произвольном и незаконном повышении и понижении цены на деньги... увеличении и уменьшении объема денежной массы в обращении в частных интересах... Это было тщательно подготовленное событие...»1042

Примечательно, что одним из очевидцев биржевого краха был У Черчилль, которого Б. Барух привел на фондовую биржу 24 октября 1929 г. По мнению Дж. Гэлбрейта, это было сделано специально, чтобы он увидел могущество банковской системы в действии1043. После принятия правительством Ф. Рузвельта в 1933 г. законов по контролю в сфере финансового и фондового рынков, строительство пирамид в Америке на время прекратилось. Остальной мир оставался полем свободной охоты...

Дж. Гэлбрейт находил в качестве основной причины кризиса радикальный либерализм, господствовавший в США в 1920-е гг., приведший к крайней социальной поляризации. К 1929 г. 5% населения получало треть всех личных доходов страны. 1% населения владел 59% всего национального богатства страны и 15% национального дохода. 5% общего числа корпораций сосредоточили 49% всего капитала американских корпораций.

1921              1925              1927              1928              1929              1930              1931              1932              1936              1940

Динамика числа доходов в миллион долларов и выше1044

Ф. Ландберг отмечал, что состояния наиболее быстро росли «при поддержке со стороны правительств Гардинга и Кулиджа (1923—1928 гг.), приведенных к власти усилиями крупного капитала, что подтверждается подписными листами взносов в фонды избирательных кампаний»1045. Резкий рост миллионных доходов отражал не столько соответствующий рост экономики США, сколько перераспределение доходов внутри общества. С 1922 по 1929 гг. доля доходов приходящаяся на 1% богатейшего взрослого населения США, выросла почти на 5%1046. Перераспределение богатства вело к сжатию наиболее емких сегментов потребительского рынка — рынка сбыта среднего класса, за чем неизбежно последовал кризис перепроизводства и его спад. Обрушение фондового рынка было лишь следствием.

Богатство страны, находящееся в частной собственности у 0,5% взрослого населения США1047

0,5%
1922 29,8
1929 32,5
1933 25,2
1939 28

По версии либеральных экономистов, причиной обвала экономики стало ужесточение финансовой политики ФРС. Ошибка Федерального резерва «заключалась в том, что в момент, когда, с экономической точки зрения, надо было радикально смягчать финансовую политику, она наоборот, была кардинально ужесточена, что привело к биржевому краху и подлинной хозяйственной катастрофе»1048. Представитель Австрийской школы М. Ротбард утверждал, что не либеральная политика привела к кризису, а ее ограничение1049. Классики либерализма Л. Мизес и Ф. Хайек считали кредитную политику США главной, если не единственной, причиной краха[†††††††††††††††††††††††††††††].

Либералы противопоставили Великой Депрессии свою монетарную теорию — смягчение финансовой политики означало не что иное, как продолжение увеличения денежной массы. К чему это вело в тех конкретных условиях? — К дальнейшему увеличению предложения, при достигшем предела емкости потребительском рынке, а следовательно, к дальнейшему перераспределению национального богатства в пользу меньшинства. У Хаттон назвал это «иррациональной алчностью», которая закрепляла «аристократию» богатства и «рабство» нищеты.

С другой стороны, повышение конкурентоспособности американской экономики, за счет ослабления доллара, при условии подавляющего превосходства американской экономики вело к подавлению экономического роста других стран. Либеральная политика таким образом превращалась в экономическую войну США против всего мира. Но США в то время физически не могли победить в этой войне. Они имели глобальное экономическое, но не военное и политическое превосходство. Великие империи Европы неизбежно ввели бы протекционистские барьеры на пути американской экономической экспансии, что они и сделали, и вся либерально-монетаристская волна обрушилась на саму же Америку, что в общем то и произошло[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡].

Не случайно Ф. Рузвельт находил причины Великой Депрессии именно в господстве в США дикого, радикального либерализма, его результатом стал «паралич, сковавший экономику после того злосчастного десятилетия, когда люди были охвачены погоней за незаработанным богатством, а их лидеры во всех сферах деятельности не желали ничего знать, кроме собственных корыстных интересов и легкой наживы»1050. Аналогичное мнение высказывал и известный Ф. Ландберг: «Момент истины раскрыл следующее свойство американской экономики: она не может быть отдана на откуп безмерно жадным пройдохам и биржевым спекулянтам»1051.

Свое мнение о причинах и последствиях Великой Депрессии за 20 лет до нее — в 1918 г., в письме к издателю берлинской газеты «Цайтунг ам миттаг» высказал и С. Гезель: «Несмотря на то, что народы дают священную клятву заклеймить войну на все времена, несмотря на призыв миллионов: «Нет войне!», вопреки всем надеждам на лучшее будущее я должен сказать: если нынешняя денежная система сохранит процентное хозяйство, то я решусь утверждать, что не пройдет и 25 лет, и мы будем стоять перед лицом новой, еще более разрушительной войны. Я очень отчетливо вижу развитие событий. Сегодняшний уровень техники позволит экономике быстро достигнуть наивысшей производительности. Несмотря на значительные потери в войне, будет происходить быстрое образование капиталов, которые вследствие избыточности предложения снизят проценты. Тогда деньги будут изъяты из обращения. Это приведет к сокращению промышленного производства, на улицу будут выброшены армии безработных... В недовольных массах пробудятся дикие революционные настроения, снова пробьются ядовитые ростки сверхнационализма. Ни одна страна не сможет больше понять другую, и финалом может стать только война»1052. Проблему Гезель находил в процентном характере денег, позволявшем владельцам капитала наживаться на спекуляции деньгами.

Но Великая Депрессия — это не просто финансовый кризис и не кризис экономики США, — это фундаментальный кризис всей системы либерального капитализма и демократии образца XIX века. Дикий либеральный капитализм зашел в тупик своего развития, выход из которого он находил только в новой войне за передел мира. В. Ленин уже в 1921 г. приходил к выводу о неизбежности новой империалистической войны: «Вопрос об империалистических войнах, о той главенствующей ныне во всем мире международной политике финансового капитала, которая неизбежно порождает новые империалистические войны неизбежно порождает неслыханное усиление национального гнета, грабежа, разбоя, удушения слабых, отсталых, мелких народностей кучкой «передовых» держав, — этот вопрос с 1914-го года стал краеугольным вопросом всей политики всех стран земного шара. Это вопрос жизни и смерти десятков миллионов людей. Это вопрос о том, будет ли в следующей, на наших глазах подготовляемой буржуазиею, на наших глазах вырастающей из капитализма, империалистической войне перебито 20 миллионов человек...»1053.

Правда внешне пока вроде бы ничего не обещало войны, приход Гитлера к власти, казалось принес только возрождение германскому народу. Версаль и Великая Депрессия вспахали и засеяли поле Европы семенами ненависти и насилия, но они могли и не взойти? Что же ввергло мир в самую кровавую из всех войн человечества? Почему Гитлер во вроде бы процветающей Германии вдруг перепрофилировал автомобильные заводы на выпуск танков? Фашизм сам по себе является преступлением, поскольку, закрепляя политическими мерами экономическое рабство, он по сути является современной разновидность рабовладельческого строя. Но фашизм еще не означает тотальной войны. Примером тому может служить хотя бы испанский или итальянский фашизм.

Почему же Гитлер начал войну? Ради своих идей о расовом превосходстве и жизненном пространстве поставил на карту само существование Германии? И за одним фанатиком пошел весь германский народ?

<< | >>
Источник: Галин В.В.. олитэкономия войны. Торжество либерализма. 1919-1939. - М.: Алгоритм,2007. - 416 с.. 2007

Еще по теме ДАМОКЛОВ МЕЧ ЛИБЕРАЛИЗМА:

- Антимонопольное право - Бюджетна система України - Бюджетная система РФ - ВЭД РФ - Господарче право України - Государственное регулирование экономики России - Державне регулювання економіки в Україні - ЗЕД України - Инвестиции - Инновации - Инфляция - Информатика для экономистов - История экономики - История экономических учений - Коммерческая деятельность предприятия - Контроль и ревизия в России - Контроль і ревізія в Україні - Логистика - Макроэкономика - Математические методы в экономике - Международная экономика - Микроэкономика - Мировая экономика - Муніципальне та державне управління в Україні - Налоги и налогообложение - Организация производства - Основы экономики - Отраслевая экономика - Политическая экономия - Региональная экономика России - Стандартизация и управление качеством продукции - Страховая деятельность - Теория управления экономическими системами - Товароведение - Управление инновациями - Философия экономики - Ценообразование - Эконометрика - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика отрасли - Экономика предприятий - Экономика природопользования - Экономика регионов - Экономика труда - Экономическая география - Экономическая история - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ -