Упадок и разрушение капитализма связей

Нельзя отрицать тот факт, что капитализм связей работал — по крайней мере, поначалу. В годы непосредственно после войны темпы роста экономики были головокружительными. С 1950 по 1970 г.

Изначально данная система действительно была нужна. В условиях стабильности и гарантированной занятости наемные работники охотно тратили заработанные деньги, что привело к повышению потребительского спроса, резко снизившегося во время депрессии и подавлявшегося во время войны. На стороне предложения отсутствие конкуренции не оказывало неблагоприятного влияния — по крайней мере, поначалу. В течение нескольких послевоенных лет основной задачей было восстановление экономики. Следующим этапом в большинстве развитых стран должна была стать модернизация, компенсация за годы недостатка инвестирования и сокращение отставания от передовых американских корпораций, которые заняли доминирующее положение в мире. Характер инвестиций, которые требовалось осуществить в целях восстановления и сокращения разрыва, был вполне очевиден. Требовался постепенно нарастающий темп инноваций. Как мы показали, с обеспечением подобных инноваций системы, основанные на личных взаимоотношениях, справляются весьма неплохо. Итак, поначалу без такой функции рынка, как руководство распределением ресурсов, можно было обойтись. Но с течением времени, когда инновации и закрытие неэффективных предприятий приобрели гораздо большее значение для мировой экономики, недостатки системы стали очевидны19.

В 1950 —1960-е гг., на волне возрождения экономики, когда темпы роста были феноменальными, влиятельным кругам было легко договориться о разделе «пирога».

Новой проблемой для стран, уже отягощенных стагнацией и инфляцией («стагфляцией»), стало четырехкратное повышение цен на нефть странами ОПЕК в 1973 г. Многие отрасли пришлось подвергнуть реструктуризации. Но в условиях системы капитализма связей лишь немногие ценовые сигналы могут указать, какие фирмы заслуживают банкротства. Более того, данная система скорее направлена на то, чтобы спасать, а не закрывать предприятия, испытывающие трудности, — отчасти потому, что компании являются неотъемлемой частью системы социального обеспечения, а отчасти потому, что политическое влияние старых игроков весьма высоко. Экономики стран, в которых функционировала данная система, оказались ослабленными: они не могли ни получать информацию, на основе которой можно было решить, какие фирмы следует подвергнуть банкротству, ни осуществлять закрытие убыточных предприятий политическими методами.

В условиях замедления темпов экономического роста системе, основанной на личных связях, становилось труднее перераспределять ресурсы из находящихся в упадке отраслей в развивающиеся отрасли, вследствие чего внутри системы накапливалось напряжение, и ее эффективность постоянно падала. Но даже несмотря на это, система сохраняла высокий уровень стабильности.

Благодаря Бреттонвудскому соглашению, объемы торговли увеличились, поэтому экономика стран — участников соглашения испытывала постоянно усиливающееся давление иностранной конкуренции. Однако попытка подавить международное движение капитала посредством данного соглашения в итоге не удалась, что еще более повысило уровень конкуренции. Причины провала Бреттонвудского соглашения заключались в том, что в тексте соглашения существовали лазейки, которые и дали капиталу шанс. Эти небольшие бреши со временем расширились и обрушили систему капитализма связей.

На переговорах в Бреттон-Вудс Кейнс предлагал ввести обязательный совместный контроль над движением капитала. Иными словами, если некий частный капитал французского происхождения в обход французской системы контроля окажется в США, то, но правилам совместного контроля, США будут обязаны передать его французским властям. Эти драконовские меры обеспечили бы непроницаемость системы контроля капитала. Однако со стороны американской делегации, особенно входящих в нее банкиров, было оказано давление, благодаря которому в итоговом варианте текста соглашения формулировка данного предложения оказалось размытой, а следовательно, нефункциональной. Это и была брешь в системе.

В конце 1950-х гг. в Лондоне был организован рынок, чьим основным достоинством была свобода от государственного вмешательства и контроля. Формирование рынка началось тогда, когда британское правительство, пытаясь защитить стоимость фунта стерлингов, ввело ограничения для британских банков на финансирование международной торговли вне зоны фунта стерлингов. Тогда банки удовлетворяли спрос на заемные средства и обошли систему контроля капитала, предлагая займы в долларах, обеспечивая их имеющимися долларовыми вкладами зарубежных вкладчиков.

Еще один стимул к развитию рынок получил во время Карибско- го ядерного кризиса, когда советские банки, беспокоясь, что их американские счета могут быть заморожены, перевели свои долларовые резервы в Лондон. Для британских финансовых ведомств, озабоченных слабостью фунта стерлингов и необходимостью поддержания контроля над капиталом, евродолларовый рынок являлся привлекательным способом восстановить позиции Лондона как мирового финансового центра, вследствие чего контроль над рынком не был жестким, а при необходимости ему предоставлялась правовая и направляющая поддержка.

Но, возможно, самую эффективную помощь рынку невольно оказали США. Когда в 1960-е гг. США начали иметь дефицит в платежном балансе, чтобы профинансировать войну во Вьетнаме, долларовые вклады за пределами США резко увеличились. Чтобы предотвратить утечку долларов из страны еще более высокими темпами, американское правительство ввело налог на иностранные инвестиции для резидентов США на приобретение американскими гражданами зарубежных ценных бумаг. Налог повысил действующие годовые ссудные проценты для иностранных граждан в США на 1 процентный пункт23. В результате иностранные заемщики перешли на рынок евробондов.

В отчаянной попытке перекрыть утечку долларов США еще сильнее ужесточили меры по предотвращению предоставления займов иностранным гражданам. В 1965 г. были введены «добровольные» ограничения для американских банков на ссуды иностранным гражданам; в том же году эти ограничения были распространены на другие финансовые организации, а в 1968 г. они стали обязательными. Поначалу американские банки удовлетворяли зарубежный спрос на долларовые займы с помощью своих заграничных долларовых вкладов, таким образом, обходя систему контроля над капиталом. Но вскоре они обнаружили, что Еврорынок также может предоставить им возможность обойти такие внутренние ограничения, как резервные требования и предельные нормы процентных ставок по вкладам, установленные законодательством времен депрессии. Американские банки были не единственными, для кого Еврорынок оказался привлекательным. Многонациональным корпорациям он предоставил удобное место для содержания долларовых остатков прибыли, полученной за рубежом, — они могли больше не беспокоиться, что использование этих денег будет ограничено правительством.

Еврорынок процветал, несмотря на то, что временами он доставлял неудобства то США, то Великобритании. Он находился на британской территории, но в итоге основными его участниками стали американцы, поэтому ни одна из этих двух стран не могла закрыть его в одностороннем порядке. А поскольку обе страны соперничали за доминирующие финансовые позиции в мире и привлечение международных финансов, они не могли объединиться для совместных действий против Еврорынка.

С увеличением объемов международной торговли увеличились и объемы капитала, не имеющего национальной принадлежности. Многонациональные корпорации имели возможность задерживать или ускорять выплату или получение денег, а торговлю можно было искусственно завышать или занижать (импортирующая компания, желающая держать средства за рубежом, могла просто попросить поставщика выставить ей счет на сумму, превышающую реальную стоимость товаров, и разместить разницу на его имя на иностранном счете). Еврорынок предоставлял легальную площадку, куда и откуда мог перетекать капитал без помех со стороны национальных законодательных систем. Еще до формального распада Бреттонвудекого соглашения, несмотря на официальное существование контроля над перемещением капитала, эти рынки могли предоставлять крупным компаниям финансирование не национального происхождения.

С повышением мобильности капитала государства начали терять контроль над некоторыми аспектами политики. В условиях режима фиксированных валютных курсов, предусмотренных Бреттонвудским соглашением, возможность государства устанавливать низкие процентные ставки и поддерживать определенные отрасли оказалась под угрозой: вкладчики могли перевести свои деньги на Еврорынок, а те, кому было отказано в государственном кредитовании, могли привлечь средства на этом рынке. Аналогичным образом, осложнялось регулирование экономики на макроуровне — подавление инфляции путем поддержания высоких процентных ставок, — если высокие процентные ставки обусловливали приток капитала из-за рубежа.

В 1971 г. распалось Бреттонвудское соглашение, когда американское правительство приостановило свое обязательство конвертировать доллары в золото по цене 35 долларов за унцию. Причины распада соглашения не существенны для нашего исследования; важно то, что его конец ускорило международное движение капитала. В ответ другие страны — участники соглашения — призвали к общему ужесточению мер контроля над движением капитала, увидев ограничения своей свободы в проведении той или иной политики. Они также потребовали принять меры против еврорынка, который они полагали базой для незаконной спекуляции. Но к тому времени США, увидев возможность вернуть себе утраченные позиции мирового финансового центра, стали активно поддерживать идею полной открытости границ.

Официальная точка зрения, выраженная в «Экономическом послании президента США Конгрессу» 1973 г., теперь состояла в следующем: «Ограничения оказывают искажающее воздействие, направлены ли они на торговлю товарами, услугами или активами (баланс движения капитала), и эту параллель следует отразить в нормативных правилах, которые будут регулировать реформированную международную валютную систему. Напротив, положения первоначальной [Бреттонвуд- ской] системы предусматривали резкое различие между контролем над торговлей и другими текущими операциями и контролем над операциями с капиталом»24.

Международный капитал больше не был изгоем. Энтузиазм США основывался не только на принципиальных соображениях. Они четко видели возможность для своего финансового сектора играть роль промежуточного звена в распределении формирующихся крупных потоков капитала25. Американские представители вдохновенно проповедовали открытость на международных форумах, одновременно срывая попытки международного сотрудничества по контролю над потоками капитала. В условиях, когда страна с крупнейшей экономикой в мире не желала контролировать эти потоки, а на Еврорынке уже велась активная деятельность по проведению капитала через границы, у других стран не осталось выбора: им пришлось открыть свои границы. К концу 1980-х гг. большая часть развитых стран была открыта международному движению капитала.

Суть в том, что половинчатая открытость только торговым потокам, а не потокам капитала, предусматриваемая Бреттоивудским соглашением, которое предоставило возможность для государственного вмешательства и поставило внутренние финансовые рынки под контроль государства, была возможна только в условиях международного сотрудничества. Но так как некоторые страны предпочли привлекать к себе финансовый бизнес, сотрудничество распалось, и план развития торговли за счет финансового сектора в долгосрочной перспективе оказался нежизнеспособным.

Как и боялся Кейнс, формирование трансграничных потоков капитала заставляло государства соблюдать определенную дисциплину. Рассмотрим этот аспект подробнее. Иностранные инвесторы не столь глупы, чтобы требовать полного единообразия государств или стран. В отличие от распространенных утверждений критиков, международные инвесторы не требуют, чтобы во всех странах были одинаковые системы социального обеспечения, законы о ценных бумагах, национальные брэнды, продукты питания, театральное искусство... Тем не менее они требуют, чтобы решения государства были прозрачными и обеспечивали интересы экономики страны — в конце концов, именно это в наибольшей степени придает инвесторам уверенность в надежности их вложений.

Государства постоянно жалуются на инвесторов-спекулянтов, осуществляющих краткосрочные вложения: они продают свои инвестиции и уходят из страны, не понимая политику правительства. Так же считают управляющие компаниями, жалуясь иа то, что рынок их недооценивает. На самом деле, инвесторы гораздо сообразительнее, чем о них говорят. Их уход обычно сигнализирует о том, что политика правительства непрозрачна и направлена на удовлетворение определенных групп, объединенных общими интересами. Поскольку влияние иностранных инвесторов на политические круги страны незначительно, их единственным оружием в противостоянии такой политике, которая зачастую противоречит национальным экономическим интересам (и поэтому остается непрозрачной), является уход из страны. Дело не в том, что они чего-то не знают или не понимают, — дело в том, что они понимают ситуацию слишком хорошо.

Конечно, бегство иностранных инвесторов становится причиной стремительного падения валютного курса страны. Чтобы спасти положение, государство должно либо объяснить, почему его политика не является пагубной, либо изменить ее. В этом и заключается источник силы, воздействующей на государства. Страны, в которых действует система, основанная на личных связях, не могут продолжать направлять льготные кредиты крупным компаниям-фаворитам или способствовать картелизации целых отраслей. Такие действия оказывали отрицательное влияние на всю экономику в целом и были возможны только тогда, когда контроль над капиталом защищал и маскировал эти неправомерные действия.

Когда крупные компании перестали получать защиту, уровень конкуренции повысился, а инновации приобрели более существенное значение, как было описано в главе 3. Развитие как информационных и телекоммуникационных технологий, так и менеджмента означало, что темп корпоративной модернизации больше не может нарастать постепенно. Ярко проявилась неспособность системы, основанной на личных связях, стимулировать радикальные инновации, усугубив проблемы, которые мы уже отмечали: система не предоставляла относительно объективного способа распределения средств в условиях замедления темпов роста экономики и не обеспечивала оттока ресурсов из умирающих отраслей и компаний. Государства знали, что не могут всерьез рассматривать возможность одностороннего выхода из системы мировой экономики, учитывая ее потенциальный рост. Таким образом, они должны были либо повысить свою конкурентоспособность, либо наблюдать упадок национальной промышленности. В условиях, по крайней мере, трех ключевых недостатков системы, основанной на личных связях, они понимали, что им придется демонтировать обширную регулирующую инфраструктуру, которая обеспечивала существование системы, основанной на связях. И здесь финансовые рынки приобрели более существенное влияние.

Когда конкуренция приобрела легитимность, злонамеренное пренебрежение финансовыми рынками отошло в область истории. Один факт, который мы уже приводили в пример, хорошо демонстрирует весь комплекс явлений, сопутствующих заинтересованности власть предержащих в развитии инфраструктуры финансового рынка: количество стран (из выборки по 103 странам), которые приняли законодательные меры против инсайдерских торговых операций с ценными бумагами, увеличилось с 34 до 87 в 1990-е гг. Темпы увеличения количества таких стран были даже выше: они повысились с 9 до 38. А за введением такого законодательства во многих случаях последовало открытие экономики потокам капитала, что заставляет предположить: открытость была одним из факторов, способствовавших изменению законодательства26. Общемировой расцвет финансовых рынков в тот же период времени не является совпадением. Все, что для этого требовалось, — снятие политических барьеров.