Промежуточные итоги
Кратко повторим сказанное. На пути к государству, которое соблюдает права собственности, было сделано три ключевых шага. Первым был упадок деспотической власти крупной аристократии.
Благодаря этому грубая физическая сила больше не определяла результат экономической деятельности, а право собственности больше не было прерогативой неэффективного меньшинства. Вторым было формирование промежуточного класса — джентри, которые были не просто классом, обладающим экономической властью, но и эффективными землепользователями. Третьим было существование парламента как координирующего института. Без него разобщенные джентри тщетно боролись бы за то, чтобы политически отстоять приобретенную ими экономическую власть. Таким образом, парламент, слабый во времена Тюдоров, когда началось формирование джентри, усилился, когда джентри разбогатели. Власть парламента также укрепилась в условиях наличия общих интересов помещиков. Большинство получали доходы с земли, а большая часть этих земель была ранее конфискована у католической церкви.Таким образом, формирование прав собственности в Европе было обусловлено случайным сочетанием факторов38. Были ли все эти факторы обязательными? Джеймс Харрингтон, соотечественник и современник Оливера Кромвеля, исследовавший в своей книге 1656 г. «Океана» источники власти, полагал, что изменение баланса сил было обусловлено исключительно перераспределением земли посредством экспроприации, проведенной Тюдорами, и продаж земельных участков Стюартами для обеспечения своих расходов. Эта вера в собственность как источник власти — поскольку собственники имеют средства на содержание армии — ясно выражена в одном из памфлетов Харрингтона: «Все государства основаны на нарушении равновесия собственности. [Сиречь, власть правительства происходит от собственности; человек, чья собственность превышает (нарушая равновесие) общие размеры состояния других людей в стране, контролирует ее правительство.]
Если один человек имеет преимущество в размере собственности над остальными, его собственность создает абсолютную монархию.
Если преимущество в размере собственности над остальными принадлежит меньшинству, их собственность создает аристократию или смешанную монархию.
Если собственность всего народа не перевешивается ни собственностью одного, ни собственностью меньшинства, собственность народа (или большинства) порождает демократию или народное правительство»39.
Вера в то, что распределение собственности среди большинства порождает демократию и гражданское общество, имеет давние традиции. Одни общества предполагали максимальные лимиты объемов собственности, другие — минимальные: в Римской республике «земельное право» ограничивало размеры земельных владений на одного человека. Согласно проекту конституции Вирджинии, составленному Джефферсоном в 1776 г., каждый взрослый гражданин должен был иметь 50 акров земли40. Тем не менее аргумент о том, что собственность — это власть, на каком-то этапе становится круговым. Чтобы утверждать, что собственность ведет к власти, нужно предполагать, что правительство соблюдает распределение собственности. В противном случае почему бы государству — которое осуществляет исполнение прав собственности — просто не объявить права собственности мятежников недействительными, если ему покажется, что они будут содержать армии, которые обернут против государства?
Если бы нам требовалось выделить наиболее важный для формирования прав собственности фактор, мы бы назвали не просто большое число собственников, но также экономические (или социальные) связи между собственностью и собственником — единственное, что сохраняется в условиях анархии. Таким образом, Харрингтон пропускает важное звено в своих рассуждениях: продажа конфискованной земли и последовавший за этим расцвет рынка земли привели к тому, что собственность стала принадлежать тем, кто лучше мог ею управлять. Именно это — экономически эффективное владение собственностью — обеспечило соблюдение прав собственности, поскольку компетентные собственники получили экономическую власть защищать свое имущество от других.
Кроме того, конечно, возможность джентри координировать свои действия посредством парламента помогла превратить их рассредоточенную, но значительную экономическую власть в политическую силу.Достаточно ли было бы для этого организовать рынок земли? Была ли конфискация имущества крупных аристократов и монастырей необходима для распределения власти? На такие противоречивые вопросы сложно ответить однозначно, но мы полагаем, что экспроприация, несмотря на нарушение права собственности, отчасти парадоксально помогла создать ограничения власти монарха в будущем. С одной стороны, конфискация имущества перераспределяла богатство прямо, распространяя экономическую власть. Что более важно, аристократы и монастыри владели значительными долями земли в своих местностях. Они были местными монополистами. Даже если более мелкими владениями можно было бы управлять более эффективно, они, как все монополисты, предпочитали держаться за свои земли, управляя ими неэффективно и выжимая монопольные доходы из местного населения. Таким образом, рынок земли мог и не передать землю в более умелые руки, если бы не экспроприация, которая отчасти представляла собой антитрастовые меры.
Наше рассуждение также объясняет, почему граждане городов более активно участвовали в государственном управлении, чем жители национальных государств. В городах-государствах основным источником богатства была не земля, а торговля и производство. Прибавочная стоимость, производимая в результате этой деятельности, была тесно связана с мастерством, стимулами и личными отношениями с хозяином предприятия — во многом так же, как земля связана со свободным фермером. Соблюдать права собственности в пределах города и обеспечивать гражданам (английское слово citizen происходит от французского cite — город, и изначально обозначало только горожан) чувство надежности, позволяя им участвовать в процессе государственного управления, было экономически разумно. Вспомним старинную поговорку: stadtluft macht frei — воздух города делает свободным.
Очевидно, что города росли вместе с расширением своей деловой активности, и нет причин считать, что права собственности полностью соблюдались в ранний период существования городов. Но со временем объемы производства росли, и предприниматели требовали — и их желание исполнялось — соблюдения прав собственности и возможности участвовать в управлении городом.
Напротив, в национальных государствах основным источником доходов была земля. Пока земельные владения были концентрированными, национальное государство не могло держать обязательств по соблюдению имущественных прав. Даже если возникала торговля или производство, национальному государству было бы трудно соблюсти права на собственность предпринимателя, когда доля торговли и производства в экономике была незначительной. Таким образом, только после распада феодальных отношений или после масштабных земельных реформ сформировался класс джентри, которые не только были убежденными сторонниками института частной собственности, но и вынудили государство соблюдать имущественные права. Это подготовило почву для формирования конкурентной промышленности. Конечно, как только роль промышленности стала достаточно важной, конкретная модель землевладения стала менее важной для соблюдения прав собственности.
Английская история подтверждает данное логическое рассуждение. Одним из прав, которое король пытался узурпировать в процессе развития промышленности, было право предоставлять монополии на отрасль. Рассмотрим следующую ситуацию, которая ярко демонстрирует, что эти монополии внесли определенный вклад в размывание права собственности, укрепление авторитарной власти короля и разрушение экономической деятельности. В 1614 г. был разработан следующий план: «...отобрать у “Merchant Adventures” [торговой компании] права на экспорт необработанной шерстяной ткани в Голландию и передать эксклюзивное право на экспорт ткани новой компании... По оценке, экспорт полностью обработанной ткани... принес бы лицам, занятым в торговле тканями, дополнительную прибыль в 600 — 700 тысяч фунтов в год. Из них король должен был получить 300 тысяч фунтов за предоставление новой компании данной привилегии. Голландцы... отказались [импортировать] обработанную английскую ткань, и новая компания быстро разорилась. Тем не менее, прежде чем «Merchant Adventures» получили свои права назад ценой 60 — 70 тысяч фунтов, потраченных на взятки чиновникам Иакова, вся торговля тканями была расстроена... Даже в 1620 г. английские купцы экспортировали только половину того объема тканей, который они вывозили за рубеж в 1613 г.»41.
Парламент видел опасность, которую представляли для соблюдения прав собственности (и его собственной власти) такие монополии, и в 1624 г. принял «Статут о монополиях», который запрещал выдачу королем патентов на создание монополий, исключая патенты на изобретения. Антимонархический парламент, действовавший в 1640— 1660 гг., пошел еще дальше и буквально положил конец практике предоставления прав на создание монополий как корпорациям, так и отдельным индивидуумам42. Таким образом, кроме защиты прав землевладельцев, власть джентри-помещиков, действующих через парламент, установила ограничения на авторитарную власть короля над промышленностью.
В конце концов, естественно, промышленность стала обеспечивать соблюдение прав собственности. Даже несмотря на то, что землевладельцы послужили орудием сокрушения власти короля, в итоге они сами использовали парламент для содействия собственным интересам. Появление мелких и средних фермерских хозяйств в XVI — XVII вв. — революция йоменов — уступило парламентским огораживаниям и революции помещиков в XVIII —XIX вв. В то время как первое движение было прогрессивным и повысило производительность, последнее перераспределило богатство во владение тех, к кому перешла политическая власть43. К тому времени, однако, себя проявила промышленность, — как свидетельствует выигранное сражение за пошлины на продукты питания, — и власть перешла к новым защитникам собственности.