Институциональный механизм как особый способ созидания и развития эффективной трансформации хозяйства
Происходящая трансформация: мировой экономической системы обусловливает внимание специалистов к проблематике исследования эффективности существующего хозяйственного механизма, поиску новых вариантов модернизации и модификации его блоков и компонентов.
И в первую очередь, обращает на себя внимание недостаточная степень проработанности вопросов, связанных с природой институционального механизма хозяйствования, который координирует, интегрирует, дифференцирует, консолидирует, регламентирует, мотивирует действия хозяйственных субъектов в процессе воспроизводства.Ю. М. Осипов в 1994 г. ввел в концепцию хозяйственного механизма структурный состав экономического института и определил его как общественную систему «хозяйствующих субъектов с присущими им механизмами хозяйствования и присущими всей системе общественными хозяйственными институтами, регулирующими деятельность хозяйствующих субъектов»[20]. Хозяйственный механизм — это хозяйственный субъект, обладающий собственным механизмом хозяйствования, где взаимодействие этих субъектов обусловлено пребыванием их в обществе, на основе формирования общих правил поведения, норм, социально закрепленных императив, устойчивых образцов действия (институциональные прецеденты) и т. д. Исходя из этого, координируются и соподчиняются институциональные функции субъектов.
Следовательно, по нашему мнению, первоначально предложенная трактовка хозяйственного механизма не позволяла однозначно установить его содержание. Ю. М. Осипова в издании «Теория хозяйства» 1998 г., говорит «всякое общество обустроено институционально, что означает наличие в обществе разного рода установлении, учреждений и образований (институтов), обеспечивающих организацию общества, его жизнедеятельность... Хозяйство, будучи само институционально оформленным (хозяйствование — институт, предприятие - институт, обмен благами — тоже институт), испытывает воздействие всей окружающей его институциональной среды»[21].
Функционируя и развиваясь, действуя и взаимодействуя в контексте приведенных в данной концепции институтов хозяйства общества, экономические субъекты, по мнению автора, оказывают непосредственное влияние на происходящие в хозяйственной системе изменения.Но, по нашему мнению, не менее значимо обратное влияние самих экономических институтов на своих субъектов и агентов, что, пожалуй, в значительной мере становится условием, фактором и продуктом их жизнедеятельности.
Отталкиваясь от объективно существующих информационных ограничений деятельности хозяйственных субъектов, Ю. М. Осипов предлагает рассматривать хозяйственный механизм как сеть самоорганизующихся информационно-решающих центров[22]. Он справедливо подчеркивает, что в результате взаимодействий субъектов хозяйствования возникают «отношения не простой передачи управленческой информации, а отношения обмена информацией с выработкой новой информации, имеющей важное функциональное значение для участников отношения...»[23]. Посредством специальной системы критериев и индикаторов, организованной и функционирующей в системе мониторинга, субъекты институционального механизма корректируют свои цели и создают новые параметры хозяйствования. Поэтому важным следует признать накопление организационного и институционального опыта хозяйственных субъектов в контексте развития их собственной экономической культуры.
Первый отечественный исследователь В. А. Шевченко изучил проблемы институционального механизма и в 1999 г. опубликовал работу под названием «Институциональный механизм системной нестабильности экономики». Мы считаем в работе автором отождествлены собственно институциональный механизм и институциональная система, но вместе с тем в работе присутствует ряд положений, которые уточняют структуру и содержание институционального механизма. Так, В. А. Шевченко в институциональной системе выделяет подсистему нормативных и организационно-технических институтов, вводит понятие «институционального разрыва» как феномена несовпадения динамики организационно-технических и нормативных форм институтов, формальных и неформальных норм, рассматривает институциональное равновесие как тождество организационно-технических и нормативных институтов[24].
Необходимость рассмотрения институционального механизма также обусловлена потребностями выявления организационной системы внедрения институциональных норм в жизнедеятельность хозяйственных субъектов. Структурно институциональный экономический механизм выступает неотъемлемой частью хозяйственного механизма, обеспечивающей воспроизводство адекватных проявлениям внешней среды правил. Это прежде всего способ установления порядка, стабилизирующий экономическую структуру, контролирующий следование общепринятым нормам хозяйственного поведения. При изменении факторов и условий хозяйственной деятельности структура и рамки института, нормы, правила, соглашения, контракты, договора постоянно и непрерывно пересматриваются. Таким образом, в нашей работе предстает институциональный механизм как особый способ процесса перманентного создания и трансформации хозяйства.
С позиций строения хозяйственного механизма целостность его институционального компонента обеспечивается устойчивыми связями отдельных элементов, а структура характеризуется: наличием связи процессов формирования, функционирования, коррекции и внедрения институциональных ограничений в хозяйственную жизнь; временной последовательностью их осуществления; совокупностью обратных связей, имеющих стабилизирующее воздействие. В соответствии с таким подходом в структуре институционального механизма представляется возможным выделить функциональные блоки: формирования норм и правил; реализации и контроля за соблюдением норм и правил; коррекции норм и правил; интернализации формальных норм и правил[25].
Институциональный механизм как функциональная подсистема, блок хозяйственного механизма, создавая организационно-нормативные условия стабильной работы субъектов экономики, законодательно закрепляя складывающиеся экономические отношения, способствует эффективной реализации поставленных суперсистемой целей и:задач. Итак, институциональный механизм является структурным блоком (основанным на горизонтальном и вертикальном взаимодействии конкретных субъектов и агентов хозяйствования) введенным обеспечить взаимосвязей институтов в рамках экономической системы[26].
Это полностью соответствует сформулированному академиком JI. И. Абалкиным положению о сложности, многоплановости хозяйственного механизма, который нельзя однозначно отнести лишь к базису или надстройке общества[27].При классификации институциональных механизмов целесообразно использовать метод построения иерархической четырехуровневой пирамиды их эволюции в единстве онтологического и гносеологического планов на основе известной схемы О. Уильямсона.[28]
Институциональные механизмы целесообразно типологически определять исходя из исторических типов хозяйственных систем и их общесистемных механизмов. В процессе общего кризиса, бифуркации и перехода хозяйственной системы от одного исторического типа к другому институциональный механизм трансформируется. Внутри этих типов институциональные механизмы могут модифицироваться, интегрироваться и дифференцироваться в различные виды, сохраняющие в своей основе общие для типа существенные черты. „
Модификация и дифференциация институциональных механизмов связаны с составом, структурой, функциями, функционированием, состоянием и контурами хозяйственной системы, а также с воздействиями ее среды, слиянием с другими системами или выделением из состава суперсистем. Следовательно, причинами, приводящими к изменениям институциональных механизмов, могут стать как изменения самих институтов, так и изменения хозяйственных систем и механизмов их функционирования, а именно:
технологические, экологические, социальные, организационные, информационные, экономические структурные м формальные сдвиги, новации в системе управления хозяйством на макро-, мезо-, микро-, мини- и наноуровнях;
развитие, дифференциация и интеграция хозяйственных, производственных, трудовых функций и форм реализации присвоения и отчуждения факторов, процессов и результатов деятельности субъектов;
влияния мировой хозяйственной системы и конъюнктуры; циклические, застойные, общие, сферные, отраслевые, секторные и иные кризисы;
случайные «вспышки» и перерывы эволюции или инволюции, спонтанное самозарождение, экстремальные и катастрофические состояния хозяйства;
целенаправленное или стихийное экспериментирование, проектирование, отдельные инновации, «ремонт» старых и строительство новых институтов, их комплексов, отношений и организаций;
внутрисистемная и межсистемная мультипликация, трансплантация, интервенция и тиражирование институциональных форм;
межинституциональная и внутриинституциональная конкуренция, «трение», кооперация, комбинирование, разделение и слияние институтов, институциональная инерция.
Проблема формирования новых институтов особенно актуальна для России в настоящее время, при принятии решения о вхождении страны в ВТО.
К проблемам формирования новых институтов следует отнести:
межсистемный перенос институтов (заимствование, «трансплантация», интервенция, имитация и др.);
трансформация, модификация, модернизация собственных институциональных форм хозяйственной системы;
институциональное проектирование и инновация, институциональная импровизация хозяйственных субъектов.
Институциональная теория еще недостаточно внимания уделяет компаративным исследованиям на глобальном и региональном уровнях, поэтому практически нет комплексных разработок по развитию системы региональных институтов, выявлению и сопоставлению основных тенденций и закономерностей эволюции институтов как в отдельно взятых странах или группах стран, так и в мировом хозяйстве. Взаимное приспособление, взаимная адаптация в условиях глобализации экономики сегодня являются основными направлениями развития институтов.
При каких же условиях, возможен переход институтов из одного общества в другое? Какими должны быть эти условия, какие промежуточные институты следует создавать и как организовать мониторинг изменений в них? Следует ли придерживаться крайних позиций - создавать свои специфически российские институциональные формы, заимствовать развитые институты из других сгран, пытаться адаптировать к российским реалиям уже готовые институциональные модели или совмещать создание, заимствование, адаптацию
64
на основе нескольких компонент с учетом уровня зрелости и состояния общества? Ответы на эти вопросы позволят значительно продвинуться в направлении не только развития институциональной теории, но и понимания и исправления тех процессов, которые происходят в российской экономике.
Проблема межсистемного переноса институциональных форм получила свое теоретическое осмысление в произведениях члена-корреспондента РАН В. М. Полтеровича, который развивает теорию институциональной «трансплантации». Он отмечает, что «трансплантация», понимаемая как «процесс заимствования институтов, развившихся в иной институциональной среде»[29], реализуется обычно из более развитой хозяйственной системы в менее развитую с целью ускорения институционального развития последней. Соответствующий механизм представлен рынками институтов: существуют «продавцы», «потребители» и посредники.
К «продавцам» институтов (точнее, институциональных моделей) относятся различные национальные фонды, агентства и другие институциональные организации в индустриально развитых странах. В силу отсутствия прав собственности на продукты социальных технологий имитация той или иной институциональной формы совершенно бесплатна, более того — многие развитые страны готовы оплатить затраты на «трансплантацию» своих институтов. Между «продавцами» происходит ожесточенная конкуренция за возможность реализовать процедуру институционального переноса, «имплантировать» институт в социальное «тело» реципирующей хозяйственной системы.
Вероятнее всего, причина «прозелетизма» в институциональной сфере состоит в том, что «институциональное подобие развивающейся и развитой страны облегчает завоевание последней нового рынка, облегчает контакты». Нельзя исключать возможности трактовать это как «побочный результат политики национальных фондов, предпочитающих оказывать помощь, нанимая специалистов своей страны, которые часто осведомлены лишь об отечественных институтах»[30]. Объяснением может также служить явление «парадокса передачи», показывающее, как в результате передачи альтернативной социальной технологии «донор» может выиграть за счет «реципиента».
А. Н. Олейник обосновывает оправданность импорта формальных институтов, «уже доказавших свою эффективность в обеспечении взаимодействий, и отхода на этой основе от траектории институционального развития»[31]. Подобный революционный вариант институционального развития, заключающийся в трансформации прежде всего формальных рамок, ориентируясь на уже известные образцы, представляет собой, согласно А. Н. Олейнику, онтологический тип изменений (в отличие от генетического, т. е. эволюционного), который нацелен на достижение определенного, конкретно заданного номинального результата, лишь в последнюю очередь принимая в расчет исходные институциональные условия системы-реципиента (особенно неформальные).
Важное отличие «импорта» институтов от эволюционного варианта развития заключается в необходимости политической воли для осуществления революционных преобразований: «роль государства из чисто технической, сведенной к законодательной фиксации неформальных норм, превращается в главенствующую»[32]. Можно сказать, что заимствование институциональных форм (в абстрактных условиях отсутствия государственного влияния) происходит в процессе их имитации заинтересованными хозяйственными субъектами. Отстающими экономическими системами альтернативные передовые институты воспринимаются, т. е. заимствуются естественным образом в результате эволюционной имитации, позволяющей переносить недостающие свойства и элементы, нормы и принципы хозяйствования. Трактовка импорта институтов как целенаправленного заимствования конкретных юридических норм и актов позволяет А. Н. Олейнику утверждать, что «революционные изменения касаются в первую очередь формальных рамок, ибо неформальные не поддаются прямому воздействию и могут быть изменены лишь индуктивно, как реакция на новые формальные рамки»[33].
Понятие «импорт институтов» в какой-то степени носит образный и условный характер, поскольку специфицированные комплексы правомочий собственности на институциональные модели, точнее на их нормативно-правовое воплощение, отсутствуют. Патентов, лицензий и квот на институты пока в привычном смысле не существует, но в условиях глобализации они появятся и довольно скоро, если учитывать их проектирование и тиражирование. Практическое осуществление правового оформления институтов в патентах и лицензиях позволит продавать институты не только на внутреннем, но и на внешнем рынках.
Именно с этих позиций можно оценить высказывание А. Н. Олейника, касающееся основных факторов эффективного импорта институтов, которыми выступают «степень и характер конгруэнтности господствующих в стране- импортере неформальных... и формальных норм, на основе который функционирует импортируемый институт»[34].
С точки зрения теории «институциональных матриц» С. Г. Кирдиной обмен институциональными формами в мировой экономике, имеющими идентичную (общую) матрицу, предполагает прямое заимствование необходимых форм в тех хозяйственных системах, в которых они в каждый конкретный период времени представляются наиболее развитыми и эффективными. Идентичность институциональных «матриц» и комплементарность (четкое взаимо- соответствие) базовых институтов в общем случае расширяют возможности точного «копирования» этих форм и обычно не требуют длительных процессов апробации и адаптации, а лишь незначительного приспособления их к конкретным особенностям институциональной среды[35]. Какие же возможности при вхождении страны в мировое сообщество?
Направленность «межматричного» движения институтов, т. е., заимствования институциональных форм из хозяйственных систем с однотипной или альтернативной институциональной матрицей, зависит от фазы циклического развития общественно-экономических систем. Обычно в период кризисов преобладают заимствования институциональных форм у государств с иным типом матрицы[36].
Внутренний механизм социальной эволюции базируется на рецепции и адаптации институциональной ? структуры предшествующего исторического периода или другой хозяйственной системы новым «цивилизационным центром» и предполагает последующую трансляцию (передачу) апробированных институциональных форм (в модельном виде) другим обществам[37]. По словам Ю. Ю. Фигатнера и JI. С. Перепелкина, «в ходе социальной рецепции труднее достигнуть «межинституционального баланса», больше простора остается для социального творчества»[38].
В. М. Полтерович уделяет особое внимание нарушениям функций трансплантированных институтов. Это проблема исключительно важна для России, поскольку межсистемный перенос института в виде, идентичном институтам системы-донора, просто невозможен. «Чужая» институциональная система оказывает жесткое воздействие на «вживленный» институт, который начинает, образно говоря, «болеть», т. е. дисфункционально проявляет себя в процессе адаптации, и, вполне вероятно, может быть «отторгнут» системой-реципиентом. Как метко заметил В. А. Волконский, «опыт послевоенных десятилетий тилетий свидетельствует: «списывание» чужой экономической системы, как домашнего задания... редко ведет к успеху»»[39]. Это характерно и для современной России, когда «вживление» трансплантированных институтов привело к стагнации реформ в социально-экономических системах.
К числу наиболее распространенных, согласно В. М. Полтеровичу, «трансплантационных дисфункций» относятся:
атрофия и перерождение института, когда он «оказывается невостребованным, если его использование несовместимо с культурными традициями или институциональной структурой реципиента», в результате чего возможна атрофия данного института или его полное угасание . Причем атрофия института чревата еще более серьезными дисфункциями, поскольку в результате активизируются его деструктивные возможности, подавлявшиеся «донорской» институциональной средой. Так, попытка переноса институциональной модели банкротства в 1990-х гг. реализовалась его комплексной дисфункцией и превращением из катализатора повышения эффективности хозяйственной системы за счет элиминации несостоятельных экономических субъектов в совокупность теневых институциональных инструментов перераспределения собственности[40];
активизация альтернативных институтов и отторжение трансплантируемой модели. Этот вид дисфункций происходит обычно в условиях отрицательного спроса на новый институт и принудительного характера «трансплантации». Неприменным условием активизации альтернативных: институциональных форм при этом является меньшая величина их трансакционных издержек по сравнению с трансплантантом хотя бы для части хозяйственных субъектов[41]. Заметим, что такая активизация нередко ведет к формированию неэффективных равновесии, в которых институциональные отношения обретают превращенную форму и обусловливают вектор развития, не способствующий непосредственной реализации их сущности, — возникновение институциональных «ловушек»;
— институциональный конфликт: «...попытка трансплантации, понимаемой как имитация формальных правил, может привести к возникновению института хотя и жизнеспособного, но существенно отличающегося от исходного и, возможно, неэффективного»[42]. Такая метаморфоза происходит в результате адаптирующего воздействия на нормативную модель данного института различных специфических условий реципирующей хозяйственной системы.
Преимущества институциональных «доноров» заключаются в движении их к унификации институциональных систем, позволяющей снизить величину трансакционных издержек, связанных с экспортом товаров и капиталов, в частности издержек поиска информации, измерения, заключения контрактов, мониторинга их выполнения, спецификации и защиты имущественных правомочий и др. При этом система-импортер «получает уже доказавшие свою эффективность в обеспечении экономических взаимодействий институты и освобождается от необходимости поиска оптимальной институциональной струк- туры методом проб и ошибок» .
Исследуя стратегии внедрения институциональной новаций: стратегия модификации «имплантируемой» институциональной формы, в рамках которой ; происходит ее адаптация к новой среде; стратегия институционального эксперимента, когда различные модификации определенного института проходят проверку на совместимость с другими институтами в различных регионах страны; стратегия «выращивания» института, перенесенного в незрелой форме из другой страны или ее исторического опыта; стратегия создания последовательности промежуточных институтов, что позволяет сочетать преимущества эволюционного «выращивания» и проектирования, а также управления процессом создания собственных институтов[43].
Исторический опыт человечества буквально переполнен примерами безуспешных институциональных новаций, связанных с попытками копирования или «трансплантации» передовых институциональных форм. Зачастую процесс их внедрения сопровождается кардинальными изменениями размеренного хода общественной жизни, обострением социальных противоречий, конфликтами и волнениями. «Практически все неудавшиеся реформы, особенно крупномасштабные, характеризуются не столько своей несвоевременностью и тактическими ошибками в их проведении, сколько пренебрежением к проблемам их необходимых и достаточных условий реализации, т. е. их институциональной подготовленности»[44].
Заимствуемые институты в развитых экономиках тоже эволюционируют, становится возможной асинхронная институциональная коэволюция хозяйственных систем с целью перехода к принципиально общей модели устройства, которая позволила бы субъектам хозяйства нормально функционировать в разных экономиках. Возникает открытость экономики, понимаемая нами как процесс коэволюции институтов в направлении создания унифицированных норм и правил, позволяющих субъектам хозяйствования понимать и прогнозировать действия других субъектов, находящихся в иных экономических системах. При этом разнообразие конкретных форм воплощения этой общей модели хозяйствования становится той базой, которая «цементирует» устойчивое развитие человеческого общества.
Альтернативой межсистемному переносу институтов является модернизация и модификация собственных институтов, присущих данной хозяйственной системе, например, за счет построения «цепочек» промежуточных инсти-
туциональных форм и вспомогательных организаций для целенаправленного развития в заданном направлении. Достоинство этого варианта в формировании новых институтов состоит в том, что исключается период адаптации, а, следовательно, минимизируется вероятность возникновения дисфункций.. Кроме того, практически исключается возможность отторжения института,. т. к. модификация и модернизация осуществляются за счет относительно малых приращений.
Также допустимы варианты восстановления из исторического опыта развития хозяйственной системы институциональных форм, исчезнувших по тем или иным причинам в процессе хозяйственной эволюции общества и их последующей модернизации. С выделением человечества из животного мира и начавшимися процессами институционализации и организации формировавшихся социальных отношений возникает институциональная «свалка», на которую «выбрасываются» все объекты, не схваченное социализированными функциональными зависимостями, заметим, в рамках данной хозяйственной системы и в определенной пространственно-временной обусловленности. Последним и объясняется явление «воскрешения» полузабытых цивилизацией образцов. Периодически человечество копается на «свалке» в попытках найти нечто стоящее или хотя бы заслуживающее внимания. Однако не стоит забывать, что «поиск исторических образцов для подражания, принимающий форму поиска утраченного «золотого века», связан с опасностью появления институциональных «атавизмов» конкретных обществ и сообществ[45].
В современных условиях проектирование хозяйственных институтов, закрепившись в качестве одной из основных функций государства, представляет собой важный аспект экономической политики, призванный формировать институциональные предпосылки экономического роста путем создания прогрессивной структуры собственности, развитой банковской системы, фондового рынка, привлекательного инвестиционного климата и т. п. Особенно акту-
ально данное направление формирования институтов хозяйственной системы в условиях глобализации.
В этих условиях несомненную теоретическую и практическую значимость представляют набирающие силу и масштаб исследования по выявлению необходимых и достаточных институциональных предпосылок складывания рыночного хозяйства. К таковым можно отнести развитие институтов рыночного хозяйства (предпринимательства, акционерства, банкирства, посредничества, агентства, консультантства, брокерства, маклерства, представительства, сотрудничества, дистрибьюторства, дилерства и др.); формирование новых институтов - страховых компаний, корпораций, банков, финансово-промышленных групп, депозитариев, антимонопольных комитетов и т. п.; комплексная поддержка многообразия отношений собственности и др.
При этом в условиях глобализации недостаточно только лишь обозначить необходимые и достаточные институты и организации, нужно дать более четкое определение позиций субъектов изменений: скажем, достаточно ли только государственной формы собственности, или найма в форме всеобщей трудовой повинности, или предприятий одного размера и формы собственности?
В. JI. Тамбовцев в своих работах разрабатывает методологию институционального проектирования, основывающуюся на пяти базовых принципах[46]:
Принцип этапной полноты проекта. Он заключается в последовательной и адекватной реализации этапов проектирования (определение цели проекта; разработка вариантов достижения цели; формирование критериев отбора вариантов; выбор наилучшего варианта институциональною проекта; детализация и оформление выбранного варианта проекта, его «шлифовка»). Для задач институционального проектирования очевидными являются два критерия отбора: обеспечение достижения цели проектирования и обеспечение минимальных трансакционных издержек осуществления данного варианта.
Принцип компонентной полноты проекта. Поскольку институт подчиняется требованиям продуктивности, а любая продуктивная деятельность представляет собой «действия, направленные на получение какого-либо «внешнего», овеществленного результата, возможна при наличии следующих компонентов: объекта воздействия, преобразования; средств воздействия на объект; субъекта деятельности; знаний субъекта о том, как с помощью средств изменять объект; целей, мотивов и стимулов действий субъекта; условий, форм и способов соединения перечисленных выше компонентов, размещения их в порядке, позволяющем осуществиться действиям»[47]. Для «проверки» проектируемого института на продуктивность необходим комплексный, системный анализ, отвечающий на ряд вопросов:
Каково фактическое положение дел в той области экономической деятельности, куда предполагается «вживить» новый для нее институт? Иными словами, что представляет собой объект институционального преобразования?
Какими методами, средствами, способами можно изменить не устраивающие целеполагающего субъекта характеристики и параметры объекта преобразования? Какие именно из этих средств и способов, схем взаимодействия предполагается реализовать в рамках проекта (разрабатываемого варианта решения)?
Кто из экономических агентов окажется вовлеченным в новую схему взаимодействия?
Какая информация нужна этим агентам для включения в новую схему взаимодействия? Как эта информация будет доведена до них?
Почему намеченные к вовлечению в новую схему взаимодействия экономические агенты включатся в нее? Какие преимущества, выгоды они приобретут (какие потери сократят) от того, что станут «участниками» проектируемого института?
- Какие предварительные действия следует осуществить, какие условия выполнить, чтобы соответствующие субъекты стали действовать в соответствии с разработанной схемой (порядком)?
Принцип достаточного разнообразия стимулов. Фактически, его суть заключается в необходимости «встроить» в проектируемый институт систему стимулов, отвечающую интересам экономических агентов, на которых рассчитана закрепляемая им функция; адекватную комплементарным институтам; соответствующую целям «проектировщика» — государства.
Принцип максимальной защищенности от девиантного (или оппортунистического) поведения. Как поясняет В. JI. Тамбовцев, «в рамках института его участник получает индивидуальную выгоду, произведя результат, который предусматривался проектировщиком и «встраивался» в «комплекс», порождающий результирующую выгоду заказчика»[48]. Если при этом причинно- следственная связь «действие участника — поощрение» построена так, что формальные условия получения поощрения выполнены, а действие, по существу, не реализовано, то у участника возникает естественное стремление получить поощрение за счет оппортунизма, т. е. используя свое пребывание в занимаемой им функционально-структурной позиции. Другим источником девиантного поведения может служить нечеткость, деспецификация тех функций, которые выступают средством получения выгод в рамках институции или института.
Принцип соучастия. Институт, проектируемый и формируемый при широком соучастии охватываемых им субъектов, гораздо эффективнее «принимается» институциональной системой, нежели институт, вменяемый определенным хозяйственным субъектом (государством и т. п.).
Институциональное проектирование в рассматриваемой концепции выступает как сознательная деятельность, направленная на целесообразную организацию институтов. Но средством решения проблемы упорядочения взаимоотношений и преодоления «атомизированного» состояния экономики или снижения уровня ее неопределенности такое проектирование может служить, если его первым принципом станет адекватность субъективно сконструированного института объективным условиям хозяйства.
В рамках процесса последовательной инновации спроектированных институциональных форм, по мнению исследователей, может быть предусмотрена стадия инкубации и апробации. Именно здесь наиболее целесообразно формировать структуру и инфраструктуру созданного института, хотя бы локальную, позволяющую ускорить и облегчить процедуру «вживления» в хозяйственную среду. На результативность проектирования существенное влияние оказывает степень эффективности институционального сопровождения экономической политики, комплекс реально существующих институтов, соответствующих ее целям и задачам, обеспечивающих ее проведение[49].
Такое сопровождение расширяет, возможности реализации процесса институционального проектирования как адресного по отношению к определенному сектору, сфере, сегменту, субъекту хозяйства, нуждающемуся в соответствующей институциональной корректировке. При этом появляется возможность текущей оценки проектирования с точки зрения комплексной эффективности позитивного воздействия на соответствующий объект, а также мониторинга степени соответствия конструируемых институтов параметрам институциональной среды, в частности неформальным ограничениям.
Наряду с позитивными сторонами институционального проектирования, все чаще раздаются голоса, предупреждающие о необходимости крайне осторожного и взвешенного подхода к использованию этого инструментария. Здесь нужно, по словам В. Ф. Преснякова, избегать спешки и популистских призывов «создавать новые институты». Проблема заключается в том, что «институт создать в принципе нельзя. Нечто созданное может стать институтом, но не потому, что его создавали как институт, а потому, что это создание прижилось в социальной среде, стало ее частью»[50]. Если институциональная новация является средством достижения партикулярных интересов узкой социальной группы, то через посредство механизмов принуждения и стимулирования она может способствовать достижению этих целей, причем зачастую в течение достаточно длительного периода. Но такая новация никогда не обретет институциональной формы, поскольку не рутинизируется обществом, и стоит только целенаправленному принудительному или мотивирующему воздействию исчезнуть, как она потеряет своих «носителей».
Некоторые ученые полностью отдают приоритет эволюционному пути формирования экономических институтов, отвергая потенциал проектного созидания. Так, по замечанию Г. Б. Клейнера, «максимум, на который могут рассчитывать адепты «вручную» спроектированных внутренних институтов или институтов, заимствованных как фрагменты социально-экономической структуры других стран, - это создание относительно работоспособных «квазиинститутов» для временного выполнения функциональных нагрузок в определенных режимах.
С его точки зрения, такие институты, которые не являются органичными для данной среды и не дают «институционального потомства» (т. е. не участвуют в дальнейшем развитии институциональной базы общества, не обычно обладают эффективным «аппаратом самовосстановления»[51]. Спроектированные и сконструированные институты, с этой точки зрения, представляют собой скорее «протезы», нежели «трансплантанты». Поэтому институциональное «протезирование» (проектирование) допускается лишь как вспомогательная стратегия развития институтов хозяйственной системы, естественно вырастающих из необходимости решения реальных проблем повышения эффективности ее функционирования.
В любом случае разработка и специальное исследование методов и механизмов созидания новых экономических институтов является одним из магистральных направлений развития институционализма в России XXI столетия. Напомним: «...истинное строительство есть творчество, а не подражание»[52].,
Анализ результатов теоретических исследований и практического опыта последних десятилетий, накопленных в мире, приводит к выводу, что плодотворный синтез альтернативных и родственных концепций возможен на основе модели «экономики развития», предложенной академиком Д. С. Львовым[53].
Различные аспекты концептуальных основ исследования закономерностей и тенденций формирования механизмов, методологии и методов измерений потенциала факторов и национального богатства, прогнозирования и стратегии роста, трансформации и модернизации глобальных и региональных институтов реализации хозяйства в русле модели экономики развития разрабатываются многими ведущими современными учеными — Л. И. Абалкиным,
О. Т. Богомоловым, С. Ю. Глазьевым А. Г. Гранбергом, В. В. Ивантером, ВJ Л. Макаровым, В. И. Маевским, П. А. Минакиром, А. Д. Некипеловым, Е. С. Строевым Н. П. Федоренко и др.[54]
Новая модель хозяйства будущего — экономика развития основывается на композиции многих прогрессивных идей социализации рыночного хозяйства, интегрирует современные концепции устойчивого и человеческого развития, стратегически направлена на реализацию гуманистических и демократических идеалов в глобальном контексте. Экономика развития наследует гуманистические и прагматические идеи многих концепций и моделей хозяйства как общемировых и региональных, так и реализующихся в отдельных странах: «демократического социализма», «сформированного общества», «общества равных возможностей», «человеческого развития», «ноосферы», «экономики участия», «демократизации капитала», «народного капитализма», «экономики качества», «конвергенции», «биономики», «инфономики» и др. - переводя их в новую плоскость теоретического продвижения и практического осуществления на основе использования социализированного рыночного механизма. Синтез идей гуманистического и устойчивого природно-общественного бытия в планетарном масштабе становится магистральным направлением развития современной экономической науки.
На смену модели транзитарной экономики в России должна прийти модель экономики развития, что обусловлено не только внутренними потребностями и стратегическими интересами нашей страны, но и современными общемировыми процессами, их тенденциями. При этом, по словам академика Д. С. Львова, становится крайне важным «понимание стратегической роли нашей страны в мировом развитии. Важно теоретически осмыслить и практически реализовать созидательный потенциал, соизмерить ресурсы и интересы нашего общества в глобальном контексте, оценить верность актуальных приоритетов и перспективных ориентиров, разработать эффективные механизмы использования имеющихся факторов и резервов развития. Особенно важно обеспечить переход к новой парадигме и модели хозяйствования - экономике развития, направленной на постоянную расширенную генерацию созидательных способностей человека как личности и члена общества»[55].
Необходим диалектический переход от развития экономики к экономике развития, от подчинения жизни людей развитию хозяйства к подчинению последнего созданию достойных условий, формированию мощных факторов, достижению устойчивой позитивной общественной динамики, повышению качества жизни и всестороннему развитию созидательных способностей людей по принципу развития всех за счет каждого и каждого за счет всех.
Для России переход к экономике развития должен быть реализован в ее научно-технической и социально-экономической политике, стратегически устремленной в будущее, направленной на создание и устойчивое поддержание на постоянно высоком уровне инновационной способности российского общества, опирающейся на традиционные ценности и институты. Высокий уровень этой способности должен быть воплощен в каждом члене общества — в этом состоит важнейшее условие обеспечения и обобщенная характеристика устойчивости, конкурентоспособности и безопасности экономики в целом[56].
На архаическом и экономическом этапах человеческое общество разрабатывало и совершенствовало внутренние институциональные механизмы, обеспечивавшие ему способность устойчиво воспроизводить свои сущностные свойства, тиражировать наиболее эффективные формы институтов, регулировать и координировать взаимодействия людей, то по мере дальнейшей эволюции все острее ощущается потребность научиться в совершенстве управлять своим развитием, менять его отдельные параметры. Для этого требуется создание адекватных институтов и механизмов управления развитием.
Также любые факторы хозяйственного развития реализуются через посредство институтов, поэтому вопрос о созидании и совершенствовании институтов и институций экономики развития особенно актуален. В этой связи следует особо отметить выдвинутую академиком Д. С. Львовым в ряде статей и работ[57], а также в фундаментальной монографии «Экономика развития» (2002 г.) идею о необходимости развития «института национального имущества» как особого стабилизирующего фактора стабилизации и создания предпосылок роста в трансформируемой экономике России.
Академик Д. С. Львов считает, что «именно общество способно быть истинным владельцем территории, ее земельных, водных и прочих природных ресурсов, включая полезные ископаемые, воздушное пространство и ланд- шафтно-рекреационные зоны» . По его мнению, «идея солидарной заботы о будущем только и может объединить людей, подвигнуть их на созидательный труд»[58]. В такой трактовке он подходит к проблеме переосмысления содержания категории экономического пространства вообще, что должно повлечь за собой пересмотр многих базовых категорий современной экономической науки.
«Это положение может быть эффективно признано конституционнозаконодательным закреплением за обществом как за своего рода юридическим лицом высшего ранга прав верховного владельца территориальных и природных ресурсов. Такая конституционная новация создала бы операциональную основу для предоставления всем членам общества равных прав на доступ к пользованию территориально-природными ресурсами»[59]. В связи с этим представляется особенно важным выделение противоречий функций и механизмов реализации не только владения, но распоряжения и собственности в целом как единства пользования, владения и распоряжения всеми условиями, ресурсами и факторами национального богатства страны.
«Материальной реализацией верховных владельческих прав общества на территориально-природные ресурсы могло бы стать», как предлагает академик Д. С. Львов, «обращение рент от всех используемых ресурсов в общественные доходы, аккумулируемые в системе общественных (государственных) финансов»[60]. Для сопровождения и поддержки обращения рентных платежей и доходов должна быть создана специализированная система институтов и органов управления. Структура и инфраструктура системы институционального управления национальным дивидендом представлена ученым (см. рис. 4).
Рис. 4. Схема институционального управления национальным дивидендом.
Как видно из приведенной схемы, реализация на практике модели экономики развития требует активных и целенаправленных институциональных мер: конституционного закрепления новых статусов и институтов, подготовки и принятия пакета законодательных актов, разработки регламентов отчисления рентных доходов и пропорций их распределения (между фондами, между национальным, региональным и местным уровнями и т. д.).
Таким образом, «проблема присвоения ренты обществом, а через него и всеми членами общества, из чисто экономической превращается в проблему конституционного развития общества и государства»[61].
Преобразование механизма формирования и распределения доходов в рамках концепции экономики развития ориентировано на создание мощной социальной базы устойчивого расширенного воспроизводства хозяйственного бытия. Необходимо создание действительного «среднего класса». Критерием отнесения к данной группе должен быть не уровень дохода, но скорее наличие стабильных взвешенных взглядов, принципов жизни в обществе, можно даже сказать — социальной умеренности (от понимания меры как красоты у древних греков). Несомненно, должны существовать эффективные институты поддержки и воспроизводства среднего класса в составе населения страны, продвижения и распространения лиц, относящихся к этой группе, в структуре народного хозяйства, создание высокой репутации этих людей и обеспечение им условий устойчивого развития[62].
Национальный дивиденд выступает как часть предпринимательского дохода и включает ренту от коммерческой эксплуатации земли. Выгоды от использования земли как особого ресурса общества, особого объекта собственности не могут принадлежать отдельным монополизировавшим ее лицам. Частные предприниматели, использующие землю, извлекающие доход из ее недр, получают значительную дифференциальную ренту I, которая по праву принадлежит всем гражданам страны. Аккумуляция этой ренты в системе общественных (государственных) финансов и распределение между гражданами страны в равных долях позволит реализовать принцип равных возможностей для всех.
«Институт национального имущества» и доход в виде дивиденда от него должен стать, согласно выдвинутой концепции, главным экономическим звеном системы социальных гарантий, обеспечивающий достойный, гарантированный каждому работнику минимум заработной платы, увеличивающийся по мере роста доходности национального имущества. Получая ренту от общенародного достояния, каждый гражданин имел бы возможности для дальнейшего роста и развития, а это изменило бы качество жизни, обеспечило равные стартовые условия, повысило вероятность активного участия в других институциях и, прежде всего, предпринимательства[63], в целом способствуя формированию упорядоченной, самовоспроизводящейся институциональной среды, продуцирующей стабильные мотивации, влияющие на механизм экономической динамики и развития.
Проблема формирования институтов экономики развития в связи с глобальным характером нестабильности, дисбаланса факторов человеческого хозяйственного бытия «выходит за национальные рамки, становясь проблемой сохранения рода человеческого» , приобретая планетарный характер. В таком контексте хозяйство вообще предстает как социально организованный и институциональный процесс, осуществляемый людьми благодаря взаимодействию определенных факторов, которые являются его движущими силами и определяют характер созидания человечеством разнообразных продуктов как средств своей жизнедеятельности и собственных воспроизводственных способностей. Его содержание — производство самого человека, средств и среды его жизни, средств для производства средств его жизни, общественных институтов и организации этой жизни, информации о ней и, наконец, культуры как фактора, способа и результата человеческой деятельности.
В концепции экономики развития общественно-экономических систем лежит расширение многообразия их элементов и связей, функций и структур, организаций и институций, информации и трансформаций. «Все модели находятся в процессе эволюции. Нет оснований полагать, что они исчерпали свой потенциал, что присущая каждой из моделей система институтов не допускает улучшающих нововведений. Можно усомниться, что уже все вариации институтов, составляющих основу рыночной экономики, прошли поверку практикой»[64].
Особенно значимым представляется решение этой задачи для России в целях выхода на основе собственной институциональной идентичности на траекторию наиболее продуктивного типа развития, максимально способствующего формированию конституционной, информационной и инновационной модели организации хозяйственной системы и реализации ее в актуальном пространственно-временном континууме с высоким социальным эффектом.
Исследования составляющих национального богатства России позволили оценить динамику его структуры при совмещении текущих тенденций развития отечественной и мировой хозяйственных систем. Одним из выводов явилось обоснование необходимости ускоренного перехода на ресурсосберегающую модель хозяйствования. Принципиальный характер данной модели заключается ее реализации на всех уровнях экономики — предприятия, субъекта Федерации, экономического района и страны[65].
Однако становление общественного устройства, адекватного происходящим глобальным изменениям в мирохозяйственной системе, потребовало выхода на механизм распределения дохода в обществе. Его основой признаются рентные платежи в рамках национального дивиденда. Параллельно изменению основ хозяйственного механизма должна быть реализована программа комплексной реструктуризации и переориентации российской экономики, интенсивного развития институциональной среды деятельности хозяйственных субъектов, ликвидации многочисленных «лакун» институционального пространства, повышения эффективности системы государственного управления, расширения участия субъектов в хозяйствовании на всех его уровнях. Это программа экономического и нравственного возрождения России, ее магистрального пути в новом веке[66].
Таким образом, интернальными эффектами институционализации базовых элементов социально ориентированной рыночной структуры российской экономики стали: обоснование и разработка механизмов преодоления трансформационного спада на разных уровнях хозяйственной системы: народного хозяйства в целом; федеральных округов; регионов; отраслей; межрегиональных, межотраслевых, территориальных, территориально-производственных комплексов; предприятий и их объединений и т. п.
Экстернальными эффектами институционализации на данном этапе стали: элиминация институций и институтов системы государственно-
монополистического социализма; интеграция отечественных хозяйственных субъектов в международные институты; активизация различных институциональных форм теневой сферы хозяйства (криминальных, нелегальных, неформальных); реструктуризация хозяйственной системы, определение путей движения к социальной рыночной экономике.
В обобщении онтологических и гносеологических форм проявления институционального фактора развития стало ясно: мы должны ориентироваться на наши собственные ресурсы и возможности, на систему национального дивиденда, рентную систему доходов, на активизацию социальных: факторов экономического роста... Вот тогда мы на деле, а не на словах получили бы подлинно гражданское, демократическое общество. Для этого в России имеются самые весомые социальные и научные основания... Пусть само время поможет нам подобрать аргументы, необходимые для принятия правильного решения»[67]. Главным в решении поставленной задачи становится формирование эффективной модели стратегического институционального механизма создания экономических основ консолидации и развития гражданского общества.
Этот механизм должен основываться на системе новых концепций: условий и факторов производства, включая институциональный; определения сущности и состава гена и ядра экономической эволюции; противоречивой субординации статусных соотношений функций собственности на условия, процессы и продукты производства; принципиального расширения содержания абсолютной, дифференциальной и монопольной ренты в актуальном экономическом пространстве глобальной экономики; комплексного программноцелевого факторного формирования и использования государственного бюджета с целью обеспечения основ устойчивого хозяйственного развития; конституционных норм закрепления структуры собственности на средства и продукты производства и форм ее реализации, гарантирующих стартовые условия человеческого развития для всех членов российского общества исходя из реально возможных и обоснованных размеров индивидуальных доходов от национального богатства страны.
Такой механизм, несмотря на трудности методологического, концептуального и прикладного характера, уже разрабатывается представителями институционального направления российской экономической школы. Видимо, его теоретическая модель уже скоро будет представлена общественности. Внедрить такой механизм — значительно более трудная задача, затрагивающая противоречивые интересы многих слоев общества. Для этого нужны не только понимание его глубоко гуманистического и стратегического характера, осознание его необходимости широкими «народными массами», но и сильная политическая воля руководителей государства, несгибаемо направленная на скорейшее обеспечение народного благосостояния.
Время отечественного экономического институционализма в эпоху очередной «Великой трансформации» вновь ускоряет свое течение, а российское жизненное пространство своей многовековой ретроспективой создало предпосылки для творческого поиска наиболее эффективной, стратегически ориентированной модели хозяйственного устройства России Будущего. Каковы будут результаты этого поиска — узнают новые поколения соотечественников.