Формирование капитализма связей

Мы будем называть систему регулируемой конкуренции, которая появилась после второй мировой войны, «капитализмом связей». Частично конкуренция была ограничена посредством регулирующих органов, которые устанавливали барьеры для появления новых игроков и механизмы для тайных соглашений между компаниями (как мы видели на примере сектора перевозок на грузовиках в США), а частично — посредством крупных опосредованных общеэкономических соглашений между основными группами влиятельных игроков.

После этого в 1950—1960-х гг. лидеры правящей социал- демократической партии, профсоюзов и Федерации промышленников Швеции ежегодно собирались за закрытыми дверями в летнем доме премьер-министра, чтобы определить экономическую и социальную программу страны па последующий год20. Такие соглашения между трудовыми союзами и ассоциациями работодателей ие позволяли ни одной компании сбить цены и получить конкурентное преимущество. Очевидно, что такие соглашения ударяли по потребителю, но с ними мирились, поскольку потребитель был одновременно работником. Данные соглашения также предоставляли власть некоторым группам, объединенным общими интересами. Во многих странах уровень зарплаты, которого добивались профсоюзы, автоматически распространялся на рабочих, не являющихся членами профсоюзов. Например, несмотря па то, что во Франции и Испании лишь 10 % рабочих были членами профсоюзов, трудовые промышленные соглашения охватывали более 70 % трудящихся21.

Конечно, крупные сегменты населения остались вне этого пакта. Потенциальные игроки, а также малые и средние компании не имели государственной поддержки, которую получали крупные компании. Женщины и молодежь, которые обычно не имели длительного стажа работы в крупных компаниях, тоже не были защищены. Но система, казалось, работала, по крайней мере пока. Она не только предлагала больший уровень стабильности, чем конкурентная ориентированная па рынок система, от которой отказались многие страны; казалось, она облегчает рост. Какое-то время представлялось, что можно иметь все — и рост, и стабильность. Гарольд Макмиллан, британский премьер- министр с 1957 по 1963 г., привел партию консерваторов к победе па выборах 1959 г. под девизом: «Вам никогда еще не было так хорошо!»

В дополнение к прямому регулированию конкуренции, которое могло осуществляться лишь до определенной степени, в управлении экономикой государство полагалось на свой контроль над финансами. Его власть покоилась на трех столпах. Первый — это продолжение активной и пассивной политики по ограничению функционирования внутренних финансовых рынков. Эмиссии акций и облигаций были прекращены, так как было введено требование о получении разрешения на эмиссию у государства. Аналогичным образом, многие страны контролировали изначальные открытые предложения ценных бумаг, требуя, чтобы до регистрации на бирже компании несколько лет имели положительный доход. Молодые компании очевидно не могли преодолеть этот барьер.

Пассивная политика в отношении рынков — отказ от создания инфраструктуры, необходимой для того, чтобы рынки стали прозрачными и справедливыми — также была важна. До 1990 г. законы, направленные против инсайдерской торговли, существовали лишь в 34 из 103 стран, в которых функционировали фондовые биржи22. Что еще более важно, лишь 9 стран обеспечивали исполнение этих законов. Такое положение дел сохранялось даже несмотря на то, что, как мы уже видели, исполнение законов об инсайдерской торговле значительно сокращает расходы компаний по привлечению средств через ценные бумаги.

Масштабное государственное вмешательство в распределение кредитов было вторым столпом, на котором основывался контроль правительства над финансами. Государства национализировали банки. В 1985 г. во многих странах государство контролировало около 55 % всех банковских активов25. Государство также предоставляло субсидии банкам, которые давали займы на льготных условиях приоритетным секторам экономики. Такие программы направленного кредитования стали обычными как в развитых, так и в развивающихся странах в 1960 —1970-е гг. В 1970-е гг. в Южной Корее объемы программ направленного кредитования составляли более 50 % всех средств, находившихся в обращении в рамках финансовой системы26. В Японии в годы послевоенного восстановления на льготные займы приходился 71 % финансирования основных отраслей промышленности; данный показатель стабилизировался на уровне между 10 и 15 % на протяжении второй половины XX в.27 Во Франции три четверти всех займов, предоставленных коммерческим компаниям, были выданы государством, квазигосударственными финансовыми организациями или национализированными банками и их дочерними компаниями28, 43 % всех займов было субсидировано государством29. Это данные за 1979 г., после 21 года беспрерывного правления консервативных правительств, до того, как Франсуа Миттеран ввел свой грандиозный план национализации банков!

Государственный контроль над кредитованием не плох но своей природе. Государство может пожелать расширить доступ к финансированию — в конце концов, национализацию банков часто представляют как необходимую меру, позволяющую традиционно необслуживаемым сегментам общества получить финансирование. Однако на практике большой управленческий аппарат крайне неэффективен при финансировании небольших или молодых компаний, и направляемые государством кредиты (как минимум, та часть, которая не растрачивается на популистские подачки) обычно отходят самому государству и влиятельным игрокам30.

Третий и, пожалуй, наиболее важный столп, на который государство опирается при контроле финансовой системы, — это ограничения международного движения капитала. Было бы полезно просмотреть, почему эти ограничения так важны для капитализма связей и почему, в конце концов, они потерпели неудачу. Их неудаче, которая будет описана в следующей главе, мы во многом обязаны возрождением конкурентных рынков в последние годы.