Частно-государственные взаимосвязи в Италии
Италия представляет собой пример использования влиятельными кругами правительственных денежных средств для того, чтобы защитить себя и свои позиции в экономике, существенно подорванные Великой депрессией.
Последствия их действий сказывались на протяжении 60 лет.Еще перед началом Великой депрессии итальянская экономика была ослаблена решением Бенито Муссолини в 1926 г. ревальвировать лиру. Последовала крайне сильная дефляция. За один год общий объем кредита, предоставленного центральным банком банковской системе, сократился на 36 %21. Чтобы компенсировать недостаток внутренней ликвидности, банки начали осуществлять займы за рубежом. Однако в 1930 г. кредиты из-за рубежа практически перестали предоставляться, и объем вкладов внутри страны начал сокращаться. Это вызвало жесточайший кризис ликвидности в банковской системе, потому что ее активы были вложены в долгосрочные кредитные инвестиции и в ценные бумаги. Один за другим ведущие банки попросили поддержки у фашистского правительства.
По образцу более ранней программы помощи небольшим банкам правительство учредило холдинговую компанию, которую финансировало вместе с центральным банком. Эта компания приобрела все корпоративные акции из портфелей ценных бумаг банков по более высоким старым ценам. Таким образом, правительство не только обеспечило ликвидность для банковской системы, но и оплатило часть ее потерь22. Оно также стало крупнейшим акционером ряда компаний. Многие промышленные компании, приобретенные таким образом, сами были на грани банкротства и получили выгоду не только от спасения своих банков, но и от прямого вливания общественных денег. Два крупнейших банка («Credito Italiano» и «Вапса Commerciale») приобрели значительную часть собственных акций в ранее провалившейся попытке поддержать уровень цен на собственные акции. Итак, посредством данной операции правительство приобрело контрольный пакет не только промышленных компаний, суммарный капитал которых составлял 42 % капитала всех итальянских корпораций, но и двух важнейших кредитных организаций23.
Общие издержки по оказанию помощи составили поразительные по тем временам 10 % ВВП — аналогичная сумма для Соединенных Штатов сейчас составила бы 1 трлн. долл.24В отличие от сходных спасательных операций в Германии и Австрии, итальянское правительство не продало большую часть приобретенных компаний обратно частному сектору. Из немногих продаж, которые все-таки были совершены, самым вопиющим случаем приватизации стала продажа контрольного пакета в газовой компании, «Italgas», группе туринских промышленников за менее чем одну четверть его рыночной стоимости25. Но в целом со стороны промышленников особого давления на правительство с требованиями пересмотра итогов приватизации не оказывалось26. Отчасти, как указывает итальянский историк экономики Джанни Тониоло, многие из компаний, поглощенных правительством, принадлежали к капиталоемким отраслям и были не очень привлекательны экономически, потому что имели очень неравномерные доходы и зависели от военных заказов. Пока государство продолжало управлять этими заводами, частный сектор получал снабжение такими ключевыми ресурсами, как сталь, не принимая на себя расходы в данных неприбыльных областях27.
Однако не менее важно следующее: несмотря на то, что за помощь заплатили налогоплательщики, компании не были национализированы в традиционном смысле этого слова. Акции банков и многих крупнейших производственных компаний, контроль над которыми был приобретен в ходе оказания помощи, по-прежнему торговались на Миланской фондовой бирже; единственное отличие этих компаний состояло в том, что их главным акционером было правительство. Однако в управление ими правительство напрямую не вмешивалось.
Вместо этого оно создало автономную компанию, «Institute per la Ricostrizione Industriale» («IRIgt;gt;) , чтобы держать и контролировать эти компании. Во времена фашистского режима и на протяжении двух десятилетий после войны правительственный контроль над «IRI» был минимальным. Первый глава «IRI» даже не был членом фашистской партии28.
Более того, хотя глава «IRI» назначался правительством, он получал лишь небольшую власть над принадлежащими правительству компаниями: они управлялись как отдельные феодальные владения и получали только общие указания о финансировании из центра29. Примером того, насколько незначительный контроль осуществляло фашистское правительство, служит одна из дочерних компаний «IRIgt;gt;, «Banc a Commerciale», в исследовательский департамент которой были приняты на работу многие антифашистские лидеры, которые сыграли впоследствии очень важную роль в итальянской политике после второй мировой войны30.Суть в том, что после оказания поддержки значительной части частного сектора, которая очень дорого обошлась налогоплательщикам, государство ни продало свою долю по приемлемой цене, ни стало активно ею управлять. Частный сектор сохранил контроль над компаниями, причем ему не пришлось за это платить. Свои места сохранили не только действующие менеджеры, но и многие из членов правления, представлявших интересы предыдущих владельцев. Внешний переход компаний в общественную собственность и под контроль государства был фасадом для гораздо более сложного переплетения частной и общественной сфер. Например, Джованни Агнелли, владелец «Fiat», был директором «Credito Italiano», одного из банков «IRI», с 1946 г. до его приватизации в 1994 г.31 Он также был членом правления «Mediobanca», инвестиционного банка «IRI», с 1962 по 1991 г.
Из-за таких связей голоса, полученные с помощью акций, приобретенных за счет денег налогоплательщиков, чтобы спасти банковский сектор, использовались для защиты и усиления частных интересов. Лучшей иллюстрацией здесь является «Mediobanca», теневой инвестиционный банк «IRI», который вплоть до недавнего времени участвовал в принятии практически всех основных решений в области корпоративных финансов в послевоенной Италии. «Mediobanca» был создан на деньги правительства для предоставления компаниям долгосрочного финансирования. Как заявил после учреждения банка его основатель и председатель Энрико Куччиа одному из ведущих промышленников: «Вместе мы возродим не только Италию, по и сам капитализм.
Государство вложит деньги, вы [обеспечите] предпринимательство»32.Около 68 % акций «Mediobanca» принадлежали трем банкам, контролируемым «IRI», 3,75 % держала группа ведущих промышленников, а оставшаяся часть была продана на Миланской фондовой бирже. Несмотря на то, что контрольный пакет принадлежал «IRI», управление «Mediobanca» осуществлялось таким образом, что 3,75 %, которые держали промышленники, и 68 %, принадлежавших «IRI», обладали одинаковым правом голоса33. Причиной заключения данного соглашения было объявлено стремление «защитить «Mediobanca» от акционера акционеров» — т. е. «IRI» — и «оградить финансовые организации от политического вмешательства, которое может оказываться через “IRI”»34.
Довольно скоро «Mediobanca» вышел далеко за пределы порученного ему долгосрочного финансирования промышленности. У него было достаточно акций во всех компаниях, принадлежащих семьям, чтобы его голоса были необходимы для принятия любого важного решения. Таким образом он защищал их от угрозы поглощения. Гвидо Карли, управляющий Центрального банка Италии с 1963 по 1978 г., назвал Энрико Куччиа «часовым, стоящем на страже у пустой бочки итальянского капитализма»35. Меньше всего заботило Куччиа то, что деньги правительства обеспечивали защиту, в то время как общественные акционеры страдали от неправильного управления более чем некомпетентных семей, не имея возможности обратиться за помощью. Неудивительно, что в отличие от других стран, где частный сектор активно настаивал на приватизации, промышленники Италии были довольны существующим положением дел, a «IRI», созданной в 1930-х гг. в качестве временной меры, в 1990-х гг. принадлежала значительная доля итальянских компаний36.
Параллельно вышеописанным мерам по реформированию собственности и контроля над компаниями были осуществлены изменения доступа к финансированию. Управляющий Банка Италии возглавлял Комитет по защите сбережений и предоставлению кредитов, который должен был утверждать все эмиссии акций и облигаций. Этот комитет также был уполномочен определять уровень банковских процентных ставок по вкладам и кредитам, стоимость банковских услуг и распределение банковской ликвидности37. Короче говоря, все финансовые решения принимались централизованно.
Разрешенное финансирование неизбежно стало отражать стремление к стабильности, нежели к конкуренции. Количество компаний на открытом рынке (хороший показатель доступности независимого финансирования для новых компаний) не превышало пик 1929 г. вплоть до 1986 г.38 Средний возраст компаний, чьи акции торговались на публичном рынке, составлял почтенные 53 года с 1968 по 1981 г. и 35 лет с 1982 по 1992 г.39 У новых игроков, конечно же, не было свободного доступа к финансовым средствам.
В условиях, когда появление новых игроков не поощрялось, а конкуренция между финансовыми организациями «регулировалась», финансовая система не могла осуществлять ни созидания, ни разрушения. Многие из удобных договоренностей сохранялись долгое время после выхода из депрессии — вплоть до 1990-х гг. В действительности, система государственной собственности и частного контроля могла просуществовать гораздо дольше, если бы не две внешние силы. Во- первых, Италии, одной из стран-учредительниц Европейского Сообщества, было трудно удовлетворить все строгие критерии, установленные в Маастрихте, для вступления в Европейский валютный союз. И долги, и бюджетный дефицит были очень велики. Чтобы сократить их, итальянское правительство было вынуждено привлекать средства путем приватизации принадлежащих ему пакетов акций в государственных компаниях. Во-вторых, правила Европейского союза запрещали правительству субсидировать даже государственные компании, что помешало этим громоздким конгломератам продолжать жить на деньги налогоплательщиков. Повторим, что только благодаря внешнему давлению власть крупных корпораций была преодолена.