ВТОРИЧНОСТЬ СОЗНАНИЯ

До сих пор мы рассматривали со­знание в онтологическом плане, т. е. как явление действительности, и вы­ясняли его свойства и особенности. Теперь перейдем к рассмотрению проблемы сознания в гносеологиче­ском плане, т.

С этим гносеологическим планом мы соприкасались и в предыдущих главах, когда речь шла о сознании как идеальном явлении, отражении внеш­него мира. Ведь указанные выше кате­гории действительности и их связь об­щие для того и другого аспекта, ибо они выражают природу (сущность) сознания.

Уже при рассмотрении вопроса о первичности материи и вторичности сознания мы исходим из гносеологиче­ского плана, хотя и этот вопрос вклю­чает в себя некоторые онтологичес­кие моменты. Онтологическая сторона принципа первичности материи и вто­ричности сознания состоит в том, что материя в процессе своего развития порождает жизнь, психику и сознание и что поэтому она первична в отноше­нии последних. Мы пока знаем лишь сознание человека. Земля как планета существует, по большинству современ-

ных исчислений, от четырех, до шести миллиардов лет. Жизнь на Земле возникла свыше полутора миллиардов лет, а человек выделился из животного мира около мил­лиона лет назад. (Некоторые новейшие находки, воз­можно, заставят отодвинуть две последние даты еще глубже в прошлое.) Жизнь и разум на других планетах (где они есть) также, несомненно, появились позднее, чем сами планеты. Что же касается всей Вселенной в целом, то ввиду ее бесконечности во времени указанный онто­логический аспект первичности материи и вторичности сознания следует понимать не как сопоставление «воз­раста» материи и «возраста» сознания (так как в бес­конечном времени понятия «раньше» и «позже» теряют смысл), а как утверждение о том, что материя порож­дает жизнь и мыслящий дух всюду, где для этого со­здаются необходимые и достаточные условия.

Гносеологический же аспект рассмотрения соотноше­ния материи и сознания лежит, как известно, в основе деления философских воззрений на материалистические и идеалистические. Материализм- исходит из того, что материя является источником всего, что содержится в сознании. Все содержание сознания является отраже­нием внешнего мира. 'Сознание ничего не может произ­вести из себя. Оно может лишь переработать тот «ма­териал», который дают ему органы чувств. К. Маркс ука­зывал, что идеальное есть пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней материальное.

Несмотря на различные формы этого преобразования действительности в голове человека, открываемые и ис^: следуемые современной наукой, указанный принцип остается незыблемым. Этому принципу не противоречат и представления о несуществующем. Фантастические образы народных сказок (русалок, леших, драконов, кен­тавров и пр.) представляют собой комбинации реальных образов. Представление о боге у верующего человека, как было показано еще Л. Фейербахом, создается на ос­нове понятия об идеальном человеке, т. е. существе, ода­ренном всеми человеческими достоинствами в наивысшей степени. Человек многое знает, но еще большего не зна­ет. Бог же обладает всеведением, т. е. знает все. Человек многое может сделать, но многого и не может. Бог же — существо всемогущее. Человек обладает некоторыми добрыми, но одновременно и злыми качествами. Бог

же — существо всеправедное, т. е. воплощает в себе аб­солютное добро, и т. д. Перефразируя библейское поло­жение, что бог сотворил человека по своему образу и подобию (т. е. похожим на себя), Л. Фейербах высказал мысль, что человек создает бога по своему образу и по­добию. Это было подмечено еще древними, утверждав­шими, что если бы люди были лошадьми, то и их боги были бы подобны лошадям. К. Маркс в своих тезисах о Фейербахе сказал, что евангельское «святое семейство» (младенец Христос, его мать и Иосиф) является образом реальной земной семьи.

Все эти известные положения приходится напоминать .потому, что развитие в современной науке весьма абст­рактных концепций и «сумасшедших теорий», т.

Гносеологический принцип первичности материи яв­ляется абсолютно «жестким», не допускающим никаких исключений в любой области. Однако этот принцип не означает ни полной адекватности отражения с отражен­ным объектом, ни преуменьшения активности и преоб­разующей роли сознания.

Возьмем, к примеру, искусство. Эстетики спорят, яв­ляется ли искусство отражением действительности или самовыражением художника. Решать этот вопрос одно­значно, по принципу: либо первое, либо второе — зна­чит метафизически подходить к этому сложному вопро­су. Искусство, как и всякое проявление сознания, есть отражение действительности. Однако это не простое от­ражение последней; оно представляет собой творческое преобразование этой действительности, выражение души

художника и его способа вйдения мира. Иными словами, искусство, будучи отражением, в то же время является и самовыражением художника, т. е. отражением действи­тельности, преломленным в психике художника. Эстети­ческое же восприятие зрителя представляет собой уже двойное отражение: к нему прибавляется отражение изображенного на полотне в душе зрителя. Таким обра­зом, отражение в восприятии художника и зрителя про­ходит через ряд психических преобразований, определя­емых как физиологическим аппаратом, так и социальны­ми и эстетическими особенностями людей, данными их прошлого опыта, их «установками», вкусами и мировоз­зрением.

Наука стремится освободиться от субъективности, вызываемой симпатиями и антипатиями ученого (напри­мер, историка), его возможным консерватизмом, кон­формизмом и пр. Субъективные моменты — существен­ный недостаток научного исследования ¹. Искусство же ценно не только своим «объективизмом», но и «субъекти­визмом» в указанном смысле. Привлекательность живо­писного произведения состоит не только в том, насколько «похоже» художник изобразил пейзаж или передал пор­третное сходство, но и в том, как он их «интерпретиро­вал» и как выразил. Однако и в такого рода «субъекти­визме» должна быть мера. Пренебрежение объектом и отражением его эстетических свойств, односторонне ме­тафизическое преувеличение значения художественной формы, отказ от содержания изображаемого объекта, сведение творчества лишь к субъективному «самовыра­жению» являются выходом за границы этой меры и раз­рушением искусства.

Мы не думаем при этом, что современные крайние виды формалистического искусства являются формами «самовыражения». Скорее всего здесь играют роль дру­гие, внеэстетические мотивы. Однако, если бы даже «творения» современного абстракционизма и «поп-искус-

Правда, научная страстность — великая сила научного твор­чества. Партийность научного исследования, включающая в себя «субъективный» момент, также является условием научной истины в классовом обществе.

ства» действительно выражали уродливую душу их со­здателей, то и в этом случае они не могли бы быть оправ­даны материалистической эстетикой как односторонний субъективизм, т. е. проявление идеализма в искусстве.

Рассмотрим еще с этой стороны вопрос о соотноше­нии реального исторического факта и факта, излагаемо­го наукой. За последнее время даже в марксистскую литературу проникла позитивистская трактовка факта науки как чего-то безотносительного к отражаемому им реальному, действительно происходившему факту или событию. .Критерием истинности факта науки по суще­ству объявляется не соответствие его с реальным, проис­шедшим в жизни, а соответствие одного факта науки с другими. Для такого подхода важно не то, насколько правдиво передан реальный факт ученым, а насколько логично сочетаются между собой изложенные им факты в его сочинениях. Конечно, такая логическая согласован­ность необходима. Однако верховным критерием истин­ности факта науки является не данная согласованность, а, как уже сказано, соответствие факта науки с тем, что произошло в объективной действительности, т. е. соот­ветствие мысли с действительностью. Истина есть мысль, соответствующая действительности. Мысль истинна по­стольку, поскольку она соответствует действительности, ибо.последняя первична, а ее отражение в науке вториЧ' но, производно.

Соотношение это не всегда прямое, часто оно опосре­довано. Так, историк имеет дело преимущественно с исто­рическими документами, которые сами являются отра­жением современных для них или более близких к ним исторических событий. Поэтому историк должен прове­рять истинность изложения реа'лыюго факта или собы­тия в самом этом источнике, сопоставляя свидетельства этого источника с другими. Поэтому создается' впечатле­ние, что истина есть соответствие между документаль­ными данными. Однако понятие об истине не должно «затеряться» (как сказал бы Монтень). В конечном сче­те историк должен всеми доступными ему способами добираться до первичной истины, т. е. до соответствия суждений о действительности с реально происходивши­ми историческими событиями. '

Принцип первичности материи и вторичности созна­ния справедлив не только по отношению к научным фак­там, но и к их объяснениям. КбгДа автор этих строк учился в дореволюционной школе, то казни бояр царем Иваном Грозным объяснялись его жестоким характе­ром: в детстве, мол, царевич бросал с крыши кошек и собак, а сделавшись царем, стал казнить людей. В наше время эти исторические факты объясняются тем, что Иван Грозный, создавая централизованную монархию, боролся с феодальной раздробленностью. Первое толко­вание указанных фактов было идеалистическим, ибо оно, игнорируя социально-экономические условия времен Грозного, объясняло репрессии последнего его психоло­гией. Иными словами, это объяснение исходило из со­знания, а не из бытия.

_ Гносеологический аспект сознания не исчерпывается признанием первичности'материи и вторичности созна­ния. Важным вопросом гносеологии сознания является проблема соотношения понятий материи и бытия. Прин­цип первичности материи по отношению к сознанию и положение «бытие определяет сознание» часто отождест­вляются. Однако между понятиями материи и бытия су­ществует известная разница, вследствие чего различны и гносеологические выводы из указанных двух формул.

2