АКТИВНОСТЬ И «ЖИЗНЕННОСТЬ» ПРИРОДЫ
Сознание представляет собой одно из явлений природы. Поэтому оно является развитием общих свойств всей природы. Нет ни одного явления действительности, которое возникало бы из ничего, которое не коренилось бы в присущих всей -материи атрибутах.
Психика и сознание не могут составлять исключений. Это понимали еще старые, домарксовские материалисты, например Б. Спиноза, приписавший всей материи наряду с протяжением (т. е. на современном языке: пространственными, геометрическими, физическими, химическими и прочими свойствами) также и мышление. Это положение выражало последовательный материализм в данном вопросе в условиях, когда идеи развития в природе еще не приобрели гражданства. Если нет ничего, кроме природы, и так как сознание есть факт, то необходимо было признать, что мыслит материя. Эта формула является основой более конкретного положения марксизма: «сознание есть свойство высокоорганизованной материи», сформулированного в условиях преодоления метафизического способа мышления.Неживая, неорганическая природа породила живую, органическую, и в том числе высшие организмы. Без- 9
радостное механическое представление о Вселенной как мертвой субстанции, как трупе, носящемся в мертвом же пространстве, не выражает действительности. Надо полагать, что неорганическая природа находится в особом состоянии, которое нельзя назвать ни жизнью, ни смертью, в состоянии,.которое способно в определенных условиях порождать жизнь и сознание. Это состояние нельзя вполне адекватно выразить в существующих терминах языка. В истории философии и в произведениях классиков марксизма-ленинизма оно обозначалось терминами «активность» и «оюизненность» природы. В. И. Ленин, выписав из Л. Фейербаха слова: «...телесная субстанция для Лейбница уже не только протяженная, мертвая, извне приводимая в движение масса, как у Декарта, а в качестве субстанции имеет в себе деятельную силу, не знающий покоя принцип деятельности»[3], заметил: «За это, верно, и ценил Marx Лейбница...»[4] Классики марксизма-ленинизма, как известно, приняли 'положение Гегеля, что противоречия суть корень всякого движения и жизненности, и распространили это положение на всю природу.
Противоречие, писал Гегель, «есть корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку нечто имеет в себе самом противоречие, оно движется, обладает импульсом и деятельностью»[5]. Жизненность всей природы — это, конечно, не жизнь, а лишь то общее качало, которое имеется у жизни со всей природой и что- наиболее явно выражается в способности природы к активности, деятельности, созданию все новых форм от рождения звезд и квазаров до сознания человека.Отрицать наличие указанного начала, общего для* всей природы, — значит выводить появление жизни и психики из ничего. Но В. И. Ленин справедливо сказал: «Бывают в природе и жизни движения ,,к ничему" Только „од ничего", пожалуй, не бывает. От чего-нибудь всегда»[6]. Выводить жизнь и психику из ничего — значит считать вкупе с церковниками их возникновение чудом.
Механистическое представление о мире, как давно уже замечено, смыкается с идеализмом и религией. Наряду с этим такое воззрение на природу породило понимание происхождения жизни и сознания как случайности. Существо такой трактовки происхождения сознания выражено было в известном афоризме: «если вы будете бесконечное число раз разбрасывать буквы разрезной азбуки, то в какой-то момент вы можете получить строфу из Гомера». Что такой случай может,, рассуждая теоретически, произойти, отрицать нельзя. Но такой подход к сознанию означает, во-первых, понимание его как явления бесконечно маловероятного. Эта исчезающе-ма- лая вероятность столь же бесконечно уменьшается еще и тем, что таким же случайным образом надо объяснить не только возникновение первого живого вещества, но весь процесс эволюции живой природы и все остальные жизненные процессы, происходящие в ней. Ведь надо, объяснить случайностью также возникновение и множества других кусочков первоначальной живой слизи, ибо нельзя предположить, что все произошло от единственного представителя живого. Далее, надо объяснить на базе, случайности также и все функции живого, ибо они, согласно данному воззрению, также чужды общим свойствам и законам природы.
При таком подходе все, начиная с устройства живой клетки до сложнейшей структуры генетической информации, представится как совершенно невероятные события, которые не могут произойти ни в какое бесконечное время, а не только в течение полутора-двух миллиардов лет, отделяющих человека от первоначальных форм жизни. Здесь, как и в прямом мистическом объяснении жизни и сознания, мы приходим к чуду. ЭтоГ вывод неизбежен, если жизнь и сознание считается чем-то чуждым для общих свойств природы.
В современной марксистской философской литературе старые философские воззрения по данному вопросу выражаются в форме спора о том, можно ли считать сознание, мышление атрибутом материи или нет. Можно полагать, что Ф. Энгельс был сторонником первого взгляда. Он писал: «...у нас есть уверенность в том, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и что поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на Земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна
будет его снова породить где-нибудь в другом местё й в другое время»[7]. Ведь в этой цитате .понятие «атрибут» прямо относится к мышлению [8], к «мыслящему духу», й последний рассматривается как необходимое свойство природы, обязательно возникающее при наличии определенных условий. Что же касается мнения Энгельса б неизбежности гибели жизни на Земле, то оно, высказанное как возможность, было связано с уровнем науки его времени.
Энгельс рассматривал психику и сознание не как случайный феномен, но как такое свойство, зачатки, эле.- менты которого лежат, так сказать, в самой природе природы, являются ее внутренним свойством в отличие от ее внешних (физических, химических и др.) свойств. В. И. Ленин указывал, что еще до Плеханова Ф. Энгельс «выставил тот материалистический тезис, что сознание есть внутреннее состояние материи»[9].
Спор об атрибутивности или неатрибутивности может .идти, разумеется, касательно лишь этого внутреннего свойства материи, а не мышления, психики и сознания в их собственном смысле, ибо последние присущи ЛИШЬ высокоорганизованной материи, а не всей материи в целом.
Речь идет о том, следует ли признать, что материя при определенных условиях, необходимых для существования жизни, с неизбежностью порождает субъективные, внутренне-переживаемые состояния. Является ли возникновение психики (и ее высших форм) чем-то случайным, «необязательным» для природы, или оно коренится в общих свойствах природы, проявляясь, разуме’ ется, лишь там, где это возможно? Следовательно, мы говорим о принципе жизненности природы, понимаемом как наличие всеобщей и необходимой ее способности производить живое на основе этой ее бнутренней потенции. 'Означает ли признание активности и жизненности всей природы допущение существования в глубинах последней особого духовного начала, принципиально отлич- ного от ее материальности? Отнюдь нет. Наоборот, признание активности или жизненности как внутреннего свойства всей природы исключает идеалистические трактовки появления в природе психики и суб'кекта в лице человека.
Атрибут есть свойство, присущее всей природе, тогда как психика присуща лишь высшим организмам. Атрибуты материи — движение и пространство — время— существуют при всех условиях, т^е. безусловны, а жизнь и сознание требуют для своего возникновения и функционирования определенных условий. Это, конечно, так.
Но во-первых, почему понятие атрибута требует обязательно безусловности? Основной признак .атрибутивности не в безусловности, а в том, что этот признак необходимо присущ субстанции. Этот признак и выражен в вышеприведенной цитате из Энгельса: материя с необходимостью порождает мыслящий дух везде, где для этого создаются’определенные условия. Во-вторых, свойство отражения, будучи присуще всей природе и являясь основой психики и сознания, столь же безусловно, как и остальные атрибуты материи.
Психика есть частное явление природы, не атрибут. Это вывод из явного факта. Но Энгельс, отмечая его, искал корней «мыслящего духа» в общей структуре природы. Если ряд домарксистских философов-материалистов признавали атрибутивность высших форм отражения (Спиноза — мышление, Дидро — чувствительность), то В. И. Ленин указал, что основа психики — свойство отражения присуще всей природе[10]. В. И. Ленин, развивая концепцию основателей марксизма, поставил задачу «исследовать и исследовать, каким образом связывается материя якобы не ощущающая вовсе, с материей, из тех же атомов (или электронов) составленной и в то же время обладающей ясно выраженной, способностью ощущения. Материализм ясно ставит нерешенный еще вопрос и тем толкает к его разрешению, толкает к дальнейшим экспериментальным исследованиям»[11].
Мысль В, И. Ленина совершенно ясна: он критически относится к мнению, что неорганическая материя вовсе лишена способности к ощущению. Ленин поддержал мнение Дидро, что «способность ощущения есть всеобщее свойство материи или продукт ее организованности» \ он подчеркнул *мысль Г. В. Плеханова о том, что «и в неорганизованном виде материя не лишена той основной способности к «ощущению», которая приносит такие богатые «духовные» плоды у высших животных. Но в неорганизованной материи эта способность существует в крайне слабой степени... Но все-таки не надо забывать, что способность эта вообще свойственна материи... Высказывая... такую мысль, Чернышевский сближался с такими материалистами, как Ламеттри и Дидро, которые, в свою очередь, стояли на точке зрения спинозизма, освобожденного от ненужных теологических привесок...»[12].
Свое собственное мнение по данному вопросу В. И. Ленин высказал в словах: «Материализм в полном согласии с естествознанием берет за первичное данное материю, считая вторичным сознание, мышление, ощущение, ибо в ясно выраженной форме ощущение связано только с высшими формами материи (органическая материя), и «в фундаменте самого здания материи» можно лишь предполагать существование способности, сходной с ощущением. Таково предположение, например, известного немецкого естествоиспытателя Эрнста Геккеля, английского биолога Ллойда Моргана и др., не говоря о догадке Дидро, приведенной нами выше» [13].
Итак, всей природе присуща способность, сходная, но не тождественная, с ощущением, с психикой. Эта мысль имеет основания в философских принципах марксизма: в принципе единства мира, в диалектическом взгляде на природу; только такой взгляд изгоняет все остатки теологии. Прав Дидро, что при отказе от такого «предположения» надо допустить проникновение в материю какого-то отличного от этой материи «элемента», т. е. нематериального начала. Современное естествознание, дает дальнейшее подтверждение этого «предположения».
Но, допуская такое предположение, мы должны иначе, чем это делается в нашей литературе, подойти к критике гилозоизма или панпсихизма[14].
В нашей философской литературе гилозоизм трактуется односторонне, лишь как форма идеализма. Однако это, на наш взгляд, неверно прежде всего исторически. И Спиноза, и Лейбниц были гилозоистами., Но первый был материалистом, а второй — идеалистом. При этом гилозоизм Спинозы был, как мы видели, не случайным элементом и не «теологическим привеском» в его философии, а вытекал из существа его материализма. Ла- меттри и Дидро были материалистами, но делали, как мы также видели, гилозоистические «предположения». А это значит, что может быть гилозоизм разного рода как на идеалистической, так и на материалистической основе. Что же касается марксистов Плеханова и Ленина, то их нельзя назвать гилозоистами, ибо они не отождествляли ощущение без кавычек с «ощущением» в кавычках, общее свойство всей природы со свойством, присущим лишь высшим организмам.
Гилозоизм может быть интерпретирован так: в природе скрыто духовное, нематериальное начало, являющееся источником жизни и движения, ибо материальное начало мертво, пассивно, инертно. Или так, как у Лейбница: мельчайшие, первичные элементы, из которых состоят все вещи (монады), по своей природе' духовны. Материальность же есть не^то внешнее, видимость. В. И. Ленин писал о Лейбнице: «Монады = души своего рода. Лейбниц = идеалист. А материя нечто вроде инобытия души или киселя, связующего их мирской, плотской связью»[15]. Это — гилозоизм на идеалистической основе. Но гилозоизм Спинозы и других материалистов основывался отнюдь не на допущении существования в природе нематериального начала, а, наоборот, исходил из отрицания такого допущения. Если нематериального начала, рассуждал материалист, никакого нет, а существование сознания есть факт, то остается предположить, что способность ощущать присуща самой материи. Но так как эта способность (рассуждал Дидро, у которого уже была догадка об эволюции), присущая живым существам, не могла бы возникнуть, если „она в какой-то степени и форме не была свойственна природе вообще, то надо допустить, что в какой-то форме или степени эта способность имеется во всей природе. Эта мысль близка к гилозоизму, но не заключает в себе никакой уступки идеализму. Правда, в гилозоизме домарксовских материалистов тоже есть уязвимые места. Часто их мысли можно истолковать как признание одухотворенности всей материи. Но эти формулировки скорее результат отсутствия естественнонаучного материала для уточнения их глубоких предположений об активности, «жизненности» природы.
Эти наиболее общие свойства природы являются, по нашему мнению, основой ряда других, также общих, но более конкретных свойств, а именно: взаимодействия вещей и явлений, отражения, информаций и др. Эти последние свойства не могли бы возникнуть в пассивной и мертвой субстанции, все они представляют собой формы проявления активности природы, а отражение — и форму проявления «жизненности» последней (на ступенях биологического и психического отражения).
Перейдем к отражению как'свойству всей природы и основе психики и сознания.
2