Полуян П.В. ТАЙНА НЕМАТЕРИАЛЬНЫХ АКТИВОВ И КОНТРОЛИРУЕМОЕ ОБРУШЕНИЕ ФИНАНСОВЫХ РЫНКОВ

Аннотация: в статье рассматриваются проблемы современных финан­совых рынков и влияния на них нематериальных активов.

Abstract: The article deals with the problems of modern financial markets and the impact of intangible assets.

Ключевые слова: финансовые рынки, нематериальные активы, богат­ство, бедность, финансовые пузыри.

Keywords: financial markets, intangible assets, wealth, poverty, financial bubbles.

Эрнандо де Сото, автор книги «Загадка капитала» задает вопрос: почему страны третьего мира бедны, даже если владеют природными богатствами, а некоторые другие — не столь богатые ресурсами — вдруг делают беспример­ный скачок, оказываясь на вершине глобальной пирамиды? Ответ, в общем-то, ясен. Любое богатство — это по сути общественное отношение. Мало сундук с золотом иметь, надо уметь им грамотно распорядиться. Иными словами, для того, чтобы некий актив стал функционировать как капитал, надо создать соот­ветствующую правовую среду, нормативную инфраструктуру, отладить фи­нансовые механизмы, превращающие экономику в динамичную саморазвива­ющуюся систему. Заслуга Де Сото в том, что он увидел первопричину бедности стран в неформализованности богатств: юридическая неоформлен­ность препятствует их преобразованию в акции, векселя, закладные и другие ценные бумаги, позволяющие активно вовлекать активы в экономической обо­рот. Так что, начинать надо с инвентаризации прав собственности, с выдачи соответствующих свидетельств их владельцам. (Эрнандо де Сото. Загадка ка­питала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире / Перев. с англ. М: ЗАО «Олимп-Бизнес», 2004. 272 с. URL:

http://r-e-e-d.com/wp-content/uploads/2014/08/55_deSoto_Mystery_of_Capital.pdf)

Тем не менее, Де Сото явно не учитывает некие факторы, иначе в его родном Перу и других странах, следующих его советам, возник бы экономический бум, однако этого не наблюдается...

В Интернет-сети на форуме клуба оценщиков некий «Новичок» воз­звал: «Коллеги! Помогите! Оцениваю нематериальные активы (НМА) на во­енном заводе. Сравнения — нет (все закрыто). Есть авторские свидетельства на военные разработки, которые кроме флота нигде не применяются, но па­тентами они не оформлены. Цель оценки — выявление нематериальных ак­тивов и постановка их на баланс при преобразовании из государственного

74

предприятия в ОАО (с полным госпакетом акций)». Оценщики — люди доб­рые, и специалисты начали наперебой учить «Новичка». Попутно выясни­лось, что авторские свидетельства, которые требовалось оценить, все засекре­ченные — чтобы их посмотреть, нужен допуск 4 группы ФСБ (у «Новичка» такой имелся). А сама задача о выявлении и оценке секретных нематериаль­ных активов возникла, дабы изобретения не ушли по дешевке налево — на этот счет, оказывается, «государство издало «указивку»». В клубе оценщиков начался спор: то ли надо авторские свидетельства переводить в патенты и в качестве оценки брать затраты по оформлению, то ли надо со специалистами выявлять «стоящие изобретения» — поднимать бумаги, отражающие процесс разработки. А, может, изобретения эти вообще не имеют рыночной стоимо­сти, раз засекречено все? Но как же быть тогда с иностранными шпионами, которые шныряют вокруг нашего ВПК и норовят купить чертежи какой- нибудь торпеды? Потом начались сетования на несовершенство законода­тельства РФ, дескать, государство само нарушает свои же законы, и лучше вообще не подряжаться с оценкой там, где ФСБ и пр. В конце концов, ветку форума закрыли, и задача с оценкой НМА стала еще более таинственной. Кстати, общее название той рубрики на форуме — «Охрана, учет и оценка объектов интеллектуальной собственности».

Тот спор проходил в Сети несколько лет назад, тогда же тема оценки нематериальных активов стала актуальной: по информационным каналам широко разошлось высказывание аудитора Счетной палаты РФ Сергея Аб­рамова о том, что правильный учет нематериальных активов может повы­сить капитализацию нашей страны почти на четверть, — для этого необхо­димо провести полную инвентаризацию Капитализация России может возрасти почти на четверть, если правильно учитывать нематериальные ак­тивы результатов интеллектуальной деятельности.

75

ских расходов на оформление патента? Аудитор правильно заявляет, что не­материальные активы, объекты интеллектуальной собственности, в России недооценены в разы (из-за чего страдает капитализация страны в целом), но о какой же капитализации должна идти речь? Попробуем разобраться.

Если внимательно исследовать финансово-экономические технологии в области капиталообразования, которые использовались в Японии 70-80 годов и в США во второй половине 1990-х, можно без труда обнаружить, что взрывной рост капиталов этих стран был вызван именно оценочными и бух­галтерскими нововведениями. Инновации способствовали преобразованию продуктов интеллектуальной деятельности в нематериальные активы чрезвы­чайно высокой стоимости — с дальнейшей их конвертацией в акционерный и финансовый капитал.

Первыми масштабную капитализацию НМА провели японцы в 70-80 годах. Именно она, а не всякие там «кейрацу» или «дзейбацу», на которые ссылаются эксперты, была причиной японского экономического чуда и стре­мительного роста капитала. А главное чудо в том состояло, что при реальном объеме товарной массы, производимой Японией в те годы, размером в 3% от общемирового ВВП, суммарный капитал страны составлял более 40% сово­купного мирового капитала.

Причина столь парадоксального явления была проста. Начиная с 60-х годов, японцы начали скупать по всему миру продукты интеллектуального труда — НИОКРы, НИРы, патенты, ноу-хау, рационализаторские предложе­ния и т.д. Затем они оценивали их на родине по своей методике и ставили на баланс предприятий в качестве нематериальных активов уже по новой стои­мости. Это позволяло им практически неограниченно увеличивать балансо­вую стоимость своих предприятий, в результате чего в Японии впервые в ми­ре стоимость нематериальных активов корпораций превысила стоимость материальных, причем, в большинстве случаях — многократно. Рост стоимо­сти активов позволял корпорациям пропорционально величине новообразо­ванных активов осуществлять дополнительную эмиссию акций, которые, в свою очередь, появляясь на фондовом рынке, выполняли функции товара. Таким образом, как бы из ничего рождалась новая товарная масса на колос­сальные, по тем временам, суммы. В результате, оборот токийского фондово­го рынка оказался сопоставим с совокупным оборотом всех фондовых рын­ков мира.

Для обслуживания столь большой товарной массы требовалась и соот­ветствующая ей по объему денежная масса, что открывало дополнительные эмиссионные возможности уже самому государству. Образовался цикл — корпорации создавали товарную массу в виде акций, государство эмитирова­ло под них денежную, в результате чего возник так называемый «финансовый пузырь» способствовавший чрезвычайно интенсивному капиталообразова­нию, и к 1990-м стоимость акций оборачивавшихся на токийской бирже до­стигла астрономической по тем временам цифры — 5,2 триллиона доллара. «Пузырь», раздуваясь, все увеличивал и увеличивал капиталы Японии: его инвестиционные брызги создавали в стране самую высокотехнологичную в

76

мире среду обитания, а налоговые отчисления наполняли казну. Богатели и корпорации, и государство, а, соответственно, и всё общество.

Кто надоумил японцев сделать столь умный ход? Возможно, сыграло свою роль традиционное эстетическое чутье Страны восходящего солнца. К объектам интеллектуальной собственности японцы подошли не утилитарно, как на Западе (где ценят лишь возможное извлечение выгоды), а взглянули на них как на произведения искусства. В самом деле, разве не может быть пре­красным какое-либо изящное инженерное решение? Разве не обладает оно ценностью — как художественное полотно или каллиграфия на рисовой бу­маге? Другим важным толчком, возможно, были рекомендации лауреата но­белевской премии Василия Леонтьева — автор методики составления межот­раслевых балансов «затраты-выпуск» был потом награжден в Японии самым почетным орденом. Леонтьев гордился этим и подчеркивал, что наибольшее профессиональное удовлетворение испытывал, консультируя японцев. И в самом деле: если баланс находится в равновесии, то разве так уж важно, что записано в актив — что-то вещественное или нечто неосязаемое? Ведь и сам баланс — тоже сущность нематериальная!

На первый взгляд создается впечатление, что вышеописанная схема — некий фокус: мы записываем на баланс нечто эфемерное, потом под эту эфе­мерную стоимость выпускаем акции, эмиссия их позволяет получить на счет предприятия уже реальные деньги, которые потом инвестируются в конкрет­ное новое производство — в том числе и с использованием поставленных на баланс изобретений. Причем круговорот происходит под эгидой государства, которое поощряет выпуском денег движение искусственно создаваемой ак­ционерно-товарной массы. Да, конечно, подобные схемы напоминают спеку­лятивные пузыри, с которыми на Западе борются, начиная с XVII века, когда в Голландии луковицы тюльпанов выступали в роли акций, чей курс басно­словно раздувался. Тем не менее, можем ли мы негативно характеризовать методику, если японцам она дала в целом позитивный результат? Волна цу­нами финансового капитала сначала спровоцировала экономический всплеск внутри Японии, а потом захлестнула остальной мир, который к концу 1980-х годов ощутил реальную опасность того, что все на свете будет скуплено японцами. И тогда были приняты меры по сдерживанию: Японию принудили подписать «Договор Плаза» и «Луврское соглашение», условия которых предписывали ей остановить процесс капиталообразования. Но, объем капи­талов созданных за предыдущий период на основе финансовых технологий был столь велик, что, хотя они с 1990 года практически не растут, Япония и сегодня продолжает оставаться крупнейшим в мире кредитором.

Таким образом, эти пузыри оказались отнюдь не мыльными радужны­ми миражами, а, скорее уж, забродившей закваской, позволившей экономиче­скому тесту подняться и созреть. Дело не в методике, не в финансовой техно­логии, которая сама по себе не может быть ни плохой, ни хорошей, а в том для чего она используется экономическими субъектами — для алчного обо­гащения и обмана или для целенаправленного инвестиционного процесса, основанного на инновациях.

77

О том, что данная методика западными экономическими кругами была воспринята положительно, свидетельствует опыт США. Остановив процесс капиталообразования в Японии, американцы с начала 1990-х годов суще­ственно усовершенствовали методику и успешно внедрили ее у себя. Успеху способствовало то, что как раз в это время началось массовое распростране­ние персональных компьютеров, которым требовалось все возрастающее ко­личество программных продуктов. Вскоре появился Интернет, значимость которого для развития компьютеризации трудно переоценить. Прогресс ком­пьютерной техники потребовал новых научно-технических разработок, а про­граммное обеспечение представляло в чистом виде интеллектуальный ин­формационный продукт, который можно было оценивать, опираясь на субъективные критерии и ожидания. Кроме того, американцы существенно расширили сферу понятия «нематериальные активы» — то есть подвели под это все, что сегодня именуют «гудвилл» (репутация фирмы, известность про­дукта, популярность бренда и т.п.). Данный прием позволил американским корпорациям с минимальными издержками многократно увеличивать свою балансовую стоимость, в результате чего уже к середине 1990-х годов США обошли Японию по уровню капитализации, и в последующие 5 лет (с 1995 по 2000 год) кратно увеличили объемы своих капиталов. При этом, как и в Япо­нии, свои капиталы они создавали на фондовых рынках, а там — с появлени­ем Интернет-трейдинга — суточные обороты достигли триллионных сумм. Особо впечатляли показатели фондовых рынков США и в первую очередь NASDAQ);-!. почти на порядок превзошедших по объему продаж токийскую биржу. Всё это позволило США в течение короткого промежутка времени (с 1995 по 2000 годы) удесятерить уровень своей капитализации и стать доми­нирующей в мире державой. Причем, как и в Японии, основу новообразован­ных капиталов составили именно нематериальные активы. К примеру, Microsoft на пике своей капитализации (февраль 2000 года) оценивался более чем в 550 млрд. долларов, тогда как балансовая стоимость его материальных активов составляла лишь 16 млрд.

Из вышесказанного следует, что два государства, Япония и США, со­вершившие в двадцатом веке самые быстрые и большие экономические скач­ки, добились своих результатов в основном за счет нововведений в финансо­вой сфере. Внедрение новых финансовых технологий позволило им создать внутри своих стран условия, способствующие интенсивному образованию капиталов в больших объемах и с низкой себестоимостью, которые, хлынув во все остальные сферы хозяйствования, стимулировали их развитие.

Отметим важнейшие два фактора: первый, — что основные капиталы рождаются на фондовых рынках в виде своеобразных «финансовых пузы­рей», и второй, — что основу этих капиталов составляют нематериальные ак­тивы. Последнее — совершенно новое веяние в мировой экономической практике и, как мы видим, именно здесь скрыт ключик, открывающий дверь в сокровищницу — не виртуальных, а вполне реальных богатств.

Ныне эстафетная палочка НМА, совершив путешествие из Азии в Аме­рику, обогнув земной шар, вернулась в Азию, но уже в Китай, на Шанхай-

78

скую биржу. Успешно попала она и в Европу: рыночная капитализация евро­пейских фондовых рынков (включая Турцию и РФ) за последние годы обо­шла суммарную капитализацию рынков США. А про китайские дела расска­жу показательную историю. В 2013 году мне довелось принимать участие в

конференции по новым технологиям, которую проводили китайцы в

Синьцзяне - цель привлечение патентов и ноу-хау из Росси, Казахстана и Киргизии, и тут же орудовали специалисты по капитализации интеллектуаль­ной собственности - посланцы Шанхайской биржи... Известно, что с тех пор биржевой рынок Китая вырос на 200%, что говорит само за себя. (Часто этот невиданный рост объясняют целенаправленной политикой привлечения к биржевой игре миллионов частных инвесторов, но роста бы не было, если бы не функционировал механизм по капитализации интеллектуальной собствен­ности и других нематериальных активов.) Правда, за этим волшебным ростом последовал крах 2015 года, но к этому инциденту мы обратимся чуть позже.

Обозначенные здесь процессы шли в течение ХХ века в окружении разных экономических событий, на фоне изменяющейся геополитической об­становки, они осложнялись многочисленными мелкими и крупными переме­нами. Но, поверьте, подоплекой мировых экономических перемен было именно это: то есть расширенный процесс капитализации нематериальных активов, приводящий к производству инвестиционных ресурсов — сиречь капитала. И мы просто не замечаем, что именно этот парадоксальный факт кроется за множеством очевидных явлений.

Однажды мне довелось читать в журнале «Эксперт» подборку статей про инновации. Один из материалов назывался «Передовой японский опыт». Там с уважением рассказывалось, как много средств японские строительные корпорации вкладывают в НИОКР, что, действительно, выглядит выдаю­щимся достижением ввиду традиционной консервативности стройотрасли. Но что заставляет японцев делать это? Неужели, как считают эксперты, при­чиной всему закрепленное в национальном законодательстве Японии требо­вание к строителям непременно инвестировать часть дохода в научные разра­ботки? Отнюдь нет. Помню историю о знаменитом японском архитекторе, который додумался сконструировать съемную опалубку с рельефом, имити­рующим структуру дерева. Новация позволила придавать стенкам из голого бетона приятный для глаза вид и стала весьма популярна. Но за узором трога­тельного сюжета крылся экономический секрет: древеснообразная съемная опалубка была запатентована, оприходована как объект интеллектуальной собственности, и стала базой повышения капитализации строительно­архитектурной фирмы. А ведь вариантов рельефов для опалубки можно при­думать множество!

И подобный механизм действует уже много где. Вслушайтесь, напри­мер, в рекламу пластиковых окон. Вам не кажется странным, что у этого про­стого устройства столько модификаций — тут и число внутренних камер ва­рьируется, и виды профилей, и отражающие покрытия, и закачивание инертного газа неизвестно куда и зачем. Будьте уверены — развитие техноло­гии пластиковых окон продолжится и впредь. Ведь каждое мельчайшее тех-

79

нологическое изменение, кое можно трактовать как улучшение — это инно­вация, которая становится нематериальным активом фирмы-производителя. Другая прибыльная сфера — так называемый «умный дом»: оснащение ком­пьютерной автоматикой какого-нибудь коттеджа или небоскреба. Тут обна­руживается еще более обширное поле инноваций, ведь мы оказываемся в об­ласти компьютерного программирования, где изменение одного знака в строке дает возможность создать целую коробку нового софта. Так дом, бу­дучи вполне осязаемым и солидным объектом, вдруг стал симбиозом матери­ального и нематериального. Причем, стоимость последнего может составить немалую часть всей оценочной стоимости объекта недвижимости. А это поз­воляет получить сверхвыгоду, когда «умный дом» становится залогом при получении кредита.

Раз уж зашел разговор о банках, заглянем и сюда. Вы обращали внима­ние на чрезмерное обилие различные банковских услуг, инструментов, кар­точных, депозитных, ипотечных и прочих программ, которые предлагаются финансовыми учреждениями? Одним манером кредитуют молодых людей, другим — пенсионеров, одни депозиты для молодоженов, другие для VIP-ов. А иногда, не мудрствуя лукаво, финансисты просто придумывают разные имена практически одинаковым банковским продуктам, варьируя максиму­мы-минимумы взносов, сроки и проценты. Зная секрет капитализации, вы те­перь без труда поймете, зачем это все делается. Да, так оно и есть: каждый подобный продукт — это отдельная компьютерная программа, то есть — не­материальный актив, созданный внутри организации и повышающий капита­лизацию банка в той мере, в которой это позволяют делать нормы финансо­вого приличия. Между тем, если созданный внутри фирмы программный продукт удается продать кому-то еще, сие резко отражается при переоценке его стоимости (активно используется западными фирмами, умело продвига­ющими на наш рынок информационные системы — ERP, BI, CRM).

Возможно, у читателей возникло впечатление, что мы рассказываем о превращенных формах НМА с неодобрением, как бы уличая действующих экономических субъектов в чем-то предосудительном. Никак нет! Более того, мы относимся к подобным инновациям позитивно и считаем, что они способ­ны существенно активизировать нашу экономику. Но сначала нам надо четко уяснить их объективную необходимость и найти наиболее эффективный ре­жим их функционирования. Понимание смысла этого процесса приходит не­безболезненно. Еще недавно в российской финансовой периодике шла острая идейна борьба вокруг нововведений в банковской сфере. Появлялись статьи с названиями типа «Против ускоренной капитализации банковской системы», «Центробанк открывает дорогу мошенникам» и пр. В частности утвержда­лось: «Поправка, снимающая ограничения по использованию средств от до­пэмиссии, позволяет банкам использовать схемы искусственного раздувания капитала». (URL: http://www.banki.ru/news/daytheme/?id=234360) Но, тем не менее, ЦБ разрешил альтернативные виды капитализации банков, а ведь не­задолго до этого, в 2003 году, в газетах появлялись заголовки: «Банкиры по­пались на дутых капиталах», и активно шли проверки с наказанием тех, кто

80

нарушал жесткую инструкцию о методике расчета капитала. Нарушители возражали, доказывая, что они имеют право вычислять свой капитал, беря в расчет и «ненадлежащие активы». В ответ онислышали от государственных мужей упрёки: «Вы раздуваете капитал фиктивными деньгами!». Но, как ви­дим, победили-то как раз нарушители инструкций, было признано: пора при­нимать меры для «увеличения капитализации банковской системы, что впо­следствии может опосредованно пригодиться банкам при проведении IPO».

Кстати, ЦБ разрешил банкам вносить в уставной капитал до 50% неде­нежными активами, например, зданиями, принадлежащими банку (вы обра­тили внимание на взрывной рост числа дополнительных офисов «Сбербан­ка»?). Это возвращает нас вновь к проблемам строительной отрасли и значимой роли нематериальных активов в цене недвижимости. Любопытный исторический факт: в 1913 году Нижегородский банк пригласил художника Ивана Билибина расписать фресками стены и потолок операционного зала. Был, значит, и тогда какой-то механизм, заставлявший прижимистых финан­систов ценить нематериальное. Так что, быть может, нынешние НМА- инновации — это просто хорошо забытое старое (вдруг выяснится, что и бух­галтерскую значимость нематериальных активов первыми открыли вовсе не японцы?). Упомянутые фрески великого художника дошли до наших дней, а эмблемой ЦБ РФ стал двуглавый орел, придуманный Иваном Билибиным — танцующая сказочная птица красуется на всех монетах и банкнотах совре­менной России.И далеко не случайно, в ХХ веке художественные произведе­ния, капитализированные благодаря страховкам, стали эквивалентом ценных бумаг — это сейчас известно и принято всеми. Специальным решением в России художественные коллекции и другие художественные ценности до­пущены на роль базовых активов паевых инвестиционных фондов

(http://btimes.ru/business/fondy-khudozhestvennykh-tsennostei-innovatsionnyi-vid-

investitsii).

Итак, роль нематериальных активов в капитализации предприятий бы­ла в 2007 году, признана на самом верху — в Центральном Банке РФ. Ожида­лось, что в ходе расширения российского фондового рынка (концепция раз­вития которого была принята правительством чуть позже) эффективный механизм создания финансовых капиталов начнет работать во всю мощь. Рассчитывали, что благодаря этому Россия будет уверенно двигаться по пути Японии, США и Европы. Но, как на зло, в 2008 году разразился мировой фи­нансовый кризис, который смешал все планы. И хотя капитализация немате­риальных активов сейчас уже вошла в приоритеты государственной политики (например, это требуется при выполнении НИОКР за деньги государствен­ных субсидий, выдаваемых государством по Федеральной целевой программе «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития науч­но-технологического комплекса РФ», по программе кооперации вузов и ре­ального сектора по постановлению Правительства РФ от 09.04.010 №-218, и др.), всё же реального перелома в этой сфере пока не произошло.

Неясности по-прежнему остаются, и их немало. До сих пор сохраняется предубежденность, будто нематериальные активы — это некий волк в овечь-

81

ей шкуре. В том, что неосязаемые активы в экономике существуют объектив­но, никто не сомневается. Опасения начинаются, когда встает вопрос об оценке НМА. Кто, как и каким образом должен оценивать эти активы? На од­ном из экономических форумов, проходивших в Красноярске, мне довелось пообщаться с директором Республиканского НИИ интеллектуальной соб­ственности В.Н. Лопатиным. В разговоре доктор юридических наук отметил, что с оценкой интеллектуальной собственности в России «полный завал», что понимающих суть дела экспертов-оценщиков в стране единицы, а стандарты оценки её еще только разрабатываются. Но так ли все плохо? Если можно свободно запустить процесс капитализации НМА, зачем придумывать искус­ственные препятствия там, где их нет? Более того, ведь предлагают выраба­тывать стандарты для процесса, которого пока нет. Один из крупных специа­листов в области интеллектуального капитала А.Н. Козырев из Центрального экономико-математического института АН РФ в своем докладе «Оценка ин­теллектуальной собственности и нематериальных активов», написанном для Европейской экономической комиссии и координационной группы по оценке и капитализации нематериальных активов, указывает на множество слож­нейших проблем. Например, уникальна мультипликативность частей интел­лектуального капитала — превращение в нуль одной из них обнуляет и все остальное. (Если лопается деловая репутация фирмы — обрушиваются и все достижения предыдущего этапа ее капитализации.) Или другой пример: ли­цензионный договор на пользование объектом ИС всегда подразумевает роя­лти и множество условий, которые оговариваются при заключении соглаше­ния, а вот от оценщика требуется выносить оценку объекта ИС единовременно. Что говорить про субъективность, если будущая ошибка в оценке задана по определению! Так, может быть, нам требуется не устране­ние субъективности в оценке НМА с помощью выдуманных методик, а про­стое человеческое доверие к интуитивному пониманию сути дела профессио­нальными экспертами?

Тем более что истинная стоимость НМА проявляется не оценщиком, а рынком. Используем одну вольную аналогию. В последнее время стало мод­ным поверять экономическую гармонию наукой физикой, а там есть интерес­ный методологический курьез: для того, чтобы определить наличие силового поля, надо внести в эту область пространства пробное тело — заряд (иначе о существовании поля говорить нельзя, поскольку оно не наблюдаемо). Так и в случае НМА: вы априорно можете оценить их, но есть еще и апостериори: только рыночная капитализация позволит уточнить реальную их стоимость. Здесь парадокс: для того, чтобы выпустить акции, предприятие должно оце­нить свои активы, в том числе и нематериальные — значит, нужна оценка. Но когда эта формальная процедура произведена и акции, наконец, выведены на рынок, мы обнаруживаем теперь вторую — рыночную капитализацию, ре­ально показывающую цену данного бизнеса. (И никто не упрекает рынок в субъективности!)

Раз уж мы позволяем себе рискованные аналогии, обозначим еще одну. На этот раз не из физики, а из области игр, что, пожалуй, к экономической

82

жизни гораздо ближе. Все знают, что такое блеф — ситуация, когда карточ­ный игрок изображает, дескать, у него на руках отличные карты — и он са­моуверенно повышает ставки. Если ему все уступят, он выиграет. Но ведь и обычный игрок, у которого карты по правде хорошие, поступает точно также — то есть увеличивает ставки. Ситуация, на наш взгляд, очень точно модели­рует поведение экономических субъектов, использующих НМА для капита­лизации. Все объекты интеллектуальной собственности, все составляющие интеллектуального капитала — это как бы козыри на руках игрока. Если он правильно оценил их силу, он выиграет и получит инвестиционный ресурс. А сила его «козырей» определяется объективным достоинством их (то, что должен выразить в своем отчете оценщик) плюс к тому — дополнительная значимость, определяемая тем, что именно потребно экономике и обществу в данный момент. Последнее обстоятельство и выражается в рыночной оценке. В рамках нашей модели-аналогии становится ясной и роль оценщика, и гра­ницы субъективизма. Одновременно выясняется, что на самом деле есть «фиктивный капитал»: ведь блефующий игрок осознает слабость карты, и он лишь делает вид, дескать, у него козыри на руках. Однако суть экономиче­ской игры в том и заключается, что так делать можно, но игрок, избравший этот путь, может плохо закончить.

Таким образом, бессмысленны уверения, что капитализация НМА не настоящий капитал, что это обман, ведущий к раздуванию финансового пу­зыря. Нет, вовсе нет: таков нормальный и единственный путь поступательно­го экономического развития. На первом этапе эксперт берется оценивать объ­екты интеллектуальной собственности, он оценивает части интеллектуального капитала на основе своего опыта и информации, ему предоставленной. Далее запускается процесс капитализации НМА — в лоне действующей экономики возникают значимые инвестиционные ресурсы. И все идет как надо. А когда скептики говорят: «Вы начинаете надувать пузырь, который рано или поздно лопнет» — мы отвечаем: «Все дело в чувстве меры. Если закачать в воздушный шар слишком много газа, его разорвет, но если мера соблюдена — вы сможете подняться ввысь и посмотреть сверху на слишком осторожных».

Существует и другое — идейное —возражение, дескать, все эти капи­талистические финансовые механизмы просто обман народа и эксплуатация трудящихся. Но, ведь эти механизмы существуют реально и они работают. Если же мы по каким-то идеологическим причинам пренебрегаем изучением этих методов — можем оказаться в аутсайдерах глобальной конкуренции и даже стать жертвами использования против нашей экономики грозного фи­нансового оружия. (Об этом см. статью знатока темы НМА экономиста Ана­толия Отырбы «Финансовые пузыри - оружие в межгосударственной конку­ренции» в журнале «Научный эксперт», №12, 2009 URL:

http://centero.ru/images/expert/Expert_12_2008.pdf)

Да, конечно, в экономике трудно определить наверняка все параметры, нужные ради соблюдения меры — нам не известны ни прочность ткани воз­духоплавательного прибора, ни его точный объем, ни давление газа при дан-

83

ной температуре, ни, тем более, погодные условия предстоящего полета. Так что, если допущена ошибка, может получиться «большой барабум», как это случилось, скажем, в США при крахе «доткомов» — переоцененных ИТ- компаний. Но и тогда, пострадали не американские опытные игроки рынка, а «новые русские», поверившие в завышенные курсы силиконовых технологий. И этот урок, думается, пошел на пользу — начиная борьбу за ударную капи­тализацию в России, мы теперь уже знаем, что где-то впереди надо будет найти точку, где придется остановиться. Ясно, что этот момент наступит, ко­гда оценённость российских корпораций примерно сравняется с аналогичны­ми западными. Одновременно придут в соответствие с западными не только уровни доходов высших менеджеров, но и заработные платы простых рабо­чих. А пока этого нет, мы можем раскручивать процесс капитализации, ниче­го не опасаясь. (Есть, правда, риск того, что наш старт приходится на точку финиша западного цикла ударной капитализации, что создаёт дополнитель­ные сложности — этим вопросом мы сейчас и займемся.)

Мы констатировали, что капиталообразование с использованием НМА - новое явление, присущее только современной экономике. И хотя внешне оно проявляется как раздувание спекулятивного пузыря, тем не менее, на начальной стадии процесса - это мощный рычаг для раскрутки инвестицион­ного маховика. Мы привели множество примеров, подтверждающих пра­вильность сделанного утверждения. Надеемся, кого-то убедили. Тем не ме­нее, за кадром остался фундаментальный вопрос: ведь не могут быть тут одни плюсы, а, если так, тогда какими отрицательными последствиями можно по­платиться за весь этот позитив? Попытаемся разобраться и в данной пробле­матике. Тем более, что она имеет непосредственное отношение к текущим мировым событиям.

После небывалого роста китайского фондового рынка, вдруг осенью 2015 года неожиданно начался обвал. Кризис отразился в целом на глобаль­ном финансовом рынке. Мировые СМИ сразу же зашумели: начало мирово­му кризису положено в Китае — это он виноват! Однако не будем обманы­ваться: если на наших глазах на мировых финансовых рынках начинается схлопывание раздутых финансовых пузырей, то виноваты в этом те, кто их безогладно раздувал, и делали это не Китай, а американские финансовые во­ротилы. Эмитированные деньги ими уже потрачены, а нарастающая товарная масса ценных бумаг опасно нависает виртуальными триллионными капита­лами над реальной промышленной экономикой, блокируя её развитие. Для того, чтобы опять запустить производственный цикл, избыточный капитал надо ликвидировать. Это делалось ранее в рабочем режиме: именно поэтому курсы акций тех или иных компаний периодически рушатся, банки лопаются, финансовые пузыри сдуваются — ликвидации виртуальных капиталов спо­радически возникают то тут, то там, примеров множество. Деньги - это сущ­ность, которую лучше всего выражать комплексным числом, у которого есть действительная и мнимая часть, соответственно, оборот денег всегда сопря­жен с таким качанием от реального к мнимому и обратно. Однако сейчас, по­хоже, скопился такой излишек виртуальных капиталов, что небольшими от-

84

щипываниями вредную кучу не уничтожить. Если же инициировать большой крах финансового рынка - будет много претензий, поскольку пострадает множество людей, как частных инвесторов, так и крупных институциональ­ных (таких как пенсионные фонды). Возможен социальный протест и смена элит. Это и есть тот риск, о котором мы говорили. Пора от анализа механизма капитализации нематериальных активов надо перейти к анализу ситуации, когда машина по производству капиталов стала давать сбои — из-за бескон­трольного и чрезмерного использования её правящими кругами США.

Часто появляются утверждения, мол, в США «печатают доллары сколько хотят», да, это так, но важно понимать: для того, чтобы созданные виртуальные капиталы не вызывали инфляцию, их надо уравновешивать - создавать товарную массу в эквивалентном размере. Это и делалось с помо­щью описанного нами механизма — капитализации нематериальных активов (через функционирование фондового рынка, благодаря росту курса акций, ко­торый непрерывно растет). За последние четыре года американский фондо­вый рынок вырос более чем в полтора раза, а ведь он и до этого успешно раз­дувался за счет капитализации НМА (и не только интеллектуальной собственности, но и «гудвиллов» — репутаций популярных фирм, среди ко­торых социальные сети и коммуникационные сервисы). Именно в таком объ­еме и увеличивался в империи США выпуск виртуальных долларов. Легкие доллары шли не только на финансирование научно-технического прогресса и совершенствование социальных инфраструктур, но и на финансирование во­енных действий, секретных подрывных операций, на подкормку вассалов и вербовку «пятых колонн», а также на поддержку пропагандистских про­грамм, призванных успокоить американское народонаселение.

Фондовый рынок, как мы говорили, раздувался за счет капитализации разных нематериальных активов, а также в ходе создания вторичных ценных бумаг — фьючерсов (все эти механизмы в штатовской экономике активно ра­ботают под крылышком федеральной резервной системы — ФРС). И все бы­ло бы хорошо, виртуальные капиталы работали на общий прогресс, но вот беда — размеры созданных виртуальных капиталов оказались чрезмерными, что было вызвано непомерными амбициями правящих в США кланов. Из-за этого весь механизм оказался под угрозой - миллионы инвесторов начинают подозревать, что рынок переоценен и может обрушиться. Чтобы пузыри дер­жались их надо все время поддерживать авральным притоком капиталов на финансовый рынок США — это начали делать с помощью создания неста­бильности в других странах. А нестабильность провоцировали и политиче­ски, и военными, и секретными операциями, и с помощью «экономических убийц» — так замыкалась хитрая цепочка, на которой западные финансовые воротилы держали подконтрольных.

Финансовый кризис явно отличается от стихии землетрясения, которая внезапно приходит из неведомых земных глубин. Скорее, он похож на бурю, о приближении которой обычно свидетельствует множество признаков. В со­временной экономической науке созданы соответствующие барометры и, как правило, специалисты знают о скорой беде. Помню, на конференции «Ре-

85

флексивные процессы и управление» в Институте философии РАН в октябре 2007 года выступал докладчик-экономист, который сообщил присутствую­щим о скором финансовом кризисе. Через год биржевые курсы обрушились. Умные экономисты даже непосредственную причину кризиса указывали за­ранее. Известный трейдер Нассим Николас Талеб писал за год до событий: «Субсидируемая государством компания «Фэнни Мэй», по моим скромным прикидкам, сидит на пороховой бочке и может взорваться от малейшего чиха. Но не извольте беспокоиться: многочисленные учёные посчитали, что такое развитие событий маловероятно». ^[15]

После известных событий 2008 года прошло семь лет, но экономиче­ская ситуация, как видим, радикально не улучшилась. Наоборот, кризисные явления перекинулись в Европу, где под угрозой дефолта оказались целые страны. Финансовая система Запада демонстрирует неустойчивость, и виной тому триллионы долларов «легкого капитала», который создавался за счет капитализации нематериальных активов на открытых финансовых рынках. Сначала эти капиталы работали на пользу обществу (за счет них субсидиро­вались перспективные проекты и социальные программы), однако жадность правящих клик западного мира и их жажда власти привела к тому, что сейчас рост экономики не может обеспечить функционирование и рост избыточного капитала, соответственно - излишки финансовых активов должны сгореть в пламени кризиса.

Процесс может начаться как стихийное обрушение курсов акций на ве­дущих биржевых площадках: обесценятся капиталы множества инвесторов (в том числе пенсионных фондов и страховых обществ), дезавуируются активы и бюджеты многих стран. Это неминуемо приведет к глобальному экономи­ческому кризису, к массовым протестам граждан и социальным потрясениям. Описанный круг обстоятельств естественным образом рождает у финансовых центров власти хитрые планы об организации управляемого кризиса. Если здание в аварийном состоянии целесообразно провести его контролируемое обрушение. Иными словами, правящие элиты ведущих государств, сознавая неизбежность краха, могут попробовать инициировать его искусственно и провести в планомерном режиме — для минимизации ущерба. Однако также понятно, что и в этом случае гнев возмущенных граждан обрушится на ини­циаторов процесса, с них будут требовать компенсации. Деятельность «вол­ков с Уолл-Стрит» подпадет под расследование, начнутся суды, посыплются репутации — всё это нежелательно. Было бы целесообразно организованно контролировать не только обрушение финансовых рынков, но и реакцию лю­дей на этот процесс. И не просто контролировать, но влиять на неё — ре­флексивно управлять ею.

Попробуем смоделировать решение данной задачи в общих чертах (ра­зумеется, наши построения будут носить гипотетический характер). Во- первых, кризис должен выглядеть как протекающий стихийно. Это можно обеспечить, поскольку обычно движение финансов всеми воспринимается как естественный процесс, хотя и в таком обычном режиме есть множество отработанных методов, которыми пользуются так называемые маркетмейке­ры различного уровня, обеспечивающие волатильность рынка и управляю­щие важными трендами.

Во-вторых, возмущение инвесторов, которые потеряют капиталы, должно быть канализировано так, чтобы маркетмейкеры остались вне подо­зрений. Стихийный вид процесса вроде бы защищает их, но у возмущенных инвесторов неизбежно возникнет вопрос «Кто виноват?» И тогда под удар попадут архитекторы рынка — финансовые корпорации, банки, фонды, госу­дарственные регуляторы, виновные в том, что не обеспечили стабильность. Единственный выход: подставить под удар какие-либо посторонние силы, ко­торые предстанут в роли экономических диверсантов. (Это старая практика рефлексивного управления: именно так поступали власть имущие, когда на радость толпе обвиняли в социальных бедах колдунов и ведьм.) И, наконец, в-третьих: формирование выгодного контекста. Он должен быть таким, чтобы на его фоне все негативные последствия кризиса выглядели не слишком зна­чительными. Исторический опыт показывает, что здесь лучше всего подходит угроза войны и хаоса. Сразу же замечаем, что в предложенной схеме решения задачи — и второй, и третий аспекты довольно-таки сложно обеспечить. В финансовом мире все трансакции отслеживаются, а, следовательно, экономи­ческий диверсант легко вычисляется. Точно так же, всегда очевидны и «под­жигатели войны».

В начале 2014 года вышел на экраны американский фильм «Джек Рай­ан: теория хаоса» («Jack Ryan: Shadow Recruit»). Фабула фильма такова: не­кий русский олигарх по согласованию с российским правительством плани­рует секретную операцию «Плач Иеремии» — в отместку за то, что Запад заблокировал российское доминирование в нефтегазовой сфере. Тайная ди­версия направлена на деструкцию американской экономики: «Погубил Гос­подь все жилища... разрушил в ярости Своей укрепления... отверг царство и князей его...» (Плач Иеремии, 2:2) Для этого злокозненный олигарх скупает казначейские обязательства США, чтобы резко выбросить на рынок — это должно привести к падению их цены и краху бирж. Одновременно он пору­чает своим агентам совершить в США некий мега-теракт, дабы вызвать пани­ку со всеми негативными последствиями. Разумеется, аналитик Джек Райан вычисляет злодейские затеи и успешно спасает мир. Однако, согласитесь, сюжетный поворот любопытен: Россия мстит за экономический «прижим», провоцируя финансовый кризис на Западе! В названном фильме как раз оче­виден прокол злоумышленника: даже его действия по подготовке финансовой диверсии легко отслеживаются. Собственно говоря, по этой же причине — из-за открытости финансовых транзакций, нельзя начинать контролируемое обрушение финансовых рынков — искусственность легко определяется. Но в самом факте демонстрации кинопропагандистской ленты ясен умысел: в кра­хе финансового рынка запада можно обвинить Россию.

87

Продолжая нашу тему, выскажем еще более гипотетическое предполо­жение. Существует прием, способный вызвать финансовое обрушение так сказать внебиржевым методом. Дело в том, что современные капиталы — не сокровища в пещере Али-Бабы, а электронные записи в памяти компьютеров. Если эти компьютеры превратятся в гору железа — финансовым активам придет конец. Разумеется, есть разные дублирующие схемы, но для контро­лируемого обрушения важна начальная деструктивная инициатива, далее все можно проводить в процессе управляемого хаоса, который легко маскируется под стихийную панику. А вот деструктивная инициатива оказывается наказу­ема. Самое интересное, что уничтожение электронной начинки компьютеров

— вполне решаемая задача. Именно на это нацелено так называемое элек­тромагнитное импульсное оружие, которое давно известно. Мощный элек­тромагнитный импульс возникает при ядерном взрыве и является одним из поражающих факторов. С этим столкнулись американцы в 1962 году при ис­пытаниях атомной бомбы в 1,4 мегатонн над одним из тихоокеанских атол­лов: был получен побочный эффект — отключились электрическое освеще­ние и телефонная связь на Гавайских островах.

В 60-х годах академик Андрей Сахаров (он тогда работал на нашу обо­ронку) предложил способ получения подобных импульсов при взрыве обыч­ного боеприпаса: если внутри взрывающейся массы находится катушка с то­ком, создающая магнитное поле, резкое сдавливание переводит энергию взрыва в энергию электромагнитного импульса. У нас этот боеприпас полу­чил название «взрывомагнитный генератор». С тех пор работы над электро­магнитным импульсным оружием активно велись и у нас, и на Западе. Кон­кретные боеприпасы такого типа демонстрировались на выставках оружия и даже использовались в боевой обстановке (например, во время войны в Ира­ке).

Информацию об этом легко найти в Интернете, но технические детали

— для служебного пользования. Интересующимся могу порекомендовать книгу «О сейсмоиндуктивном зондировании с применением взрывомагнит­ных генераторов» — там есть и схемы и формулы. Книга издана в Краснояр­ске издательством Сибирского федерального университета (Авагимов А.А. О сейсмоиндуктивном зондировании с применением взрывомагнитных генера­торов / А.А. Авагимов и др. ;Сиб. федер. ун-т. — Красноярск : ИПК СФУ, 2008. — 83 с.), дело в том, что аналог электромагнитного импульсного ору­жия у нас применяется для прямой разведки нефтегазовых залежей: одновре­менное воздействие сейсмических колебаний и электромагнитной волны вы­зывает реакцию углеводородного флюида, которую можно зафиксировать. Для этого взрывомагнитный генератор опускают в скважину под землю, а вот если бы он срабатывал на поверхности — электронике в радиусе тысячи мет­ров не поздоровилось бы.

Так вот, в январе 2014 года FOX NEWS порадовал американцев сооб­щением на тему электромагнитного взрыва, способного ввергнуть мир во

88

тьму. Но подчеркнул, что есть специалисты, способные отследить злоумыш-

17

ленников. ^[16]

В июле журнал «Forbs» опубликовал статью со страшным заголовком «Неспособность США защититься от электромагнитного импульсного ору­жия может привести к тому, что 9/11 покажется тривиальным». В статье дана ссылка на мнение двух комиссий Конгресса и доклад Национальной акаде­мии наук об опасности электромагнитной диверсии, которая может вызвать крах банковской системы США, что приведет к негативным последствиям во всем мире. (URL:

http://www.forbes.com/sites/peterdetwiler/2014/07/31/protecting-the-u-s-against-

the-electromagnetic-pulse-threat-a-continued-failure-of-leadership-could-make-

911-look-trivial-someday/).

Наконец, в августе 2014 года газета «Wall Street Journal» в статье «Воз­растающая угроза нападения с электромагнитным импульсным оружием» со­общила об особой опасности для клиентов Уолл-Стрит: «В недавнем письме к инвесторам, миллиардер и руководитель хедж-фонда Paul Singer предупре­дил, что электромагнитный импульс - это "наиболее серьезная угроза" для США и наших союзников в мире». (URL: http://online.wsj.com/articles/james-

woolsey-and-peter-vincent-pry-the-growing-threat-from-an-emp-attack- 1407885281) Причем во всех сообщениях об электромагнитном импульснике как-то невзначай делался акцент на российские разработки. Утверждалось даже, что русские ученые зачем-то передали эту технологию северным ко­рейцам.

Все эти намеки наводят на мысль: западные финансовые воротилы намереваются устроить электромагнитную диверсию, которая спровоцирует обрушение мировых финансовых рынков, но дело будет устроено так, что подозрения падут именно на русских мстителей (или на северо-корейских ди­версантов, пользующихся российской технологией). Сфабриковать «бесспор­ные улики» такого рода труда не составит, а западные средства массовой ин­формации, хорошо натренировавшиеся в русофобской демагогии, довершат дело. Понятно, что уже сформированный контекст антирусской истерии фальсификаторам здесь должен помочь, а экономические санкции против России будут представлены поводом, который, якобы, подвиг неведомых ди­версантов «отомстить за матушку Россию».

После сжигания электроники каких-либо важных (или неважных) ком­пьютерных серверов, входящих в структуру функционирования западной финансовой системы, начнется контролируемое обрушение Нью-Йоркской, Лондонской и других бирж. Всё будет проходить в плановом режиме, но ви­ну за глобальный финансовый крах возложат на Россию — к ней все претен­зии и требования о компенсации.

Боюсь, однако, одними претензиями тут не ограничатся. И вот тут об­наруживается решение для третьего аспекта поставленной выше задачи. Установление факта диверсии даст Casus belli — повод к войне. Иными сло­вами, контролируемое обрушение финансовых рынков проще всего прово­дить в обстановке угрожающей предвоенной истерии. Впрочем, логично предположить, что до обмена ядерными ударами дело не дойдет, но на фоне этого страшного спектакля люди воспримут крах финансовой системы как меньшее зло (что и требовалось по условиям задачи).

17

Впрочем, напряженность международной ситуации может предоста­вить нужные поводы для нагнетания военной истерии и без каких-либо науч­но-фантастических ухищрений. Внешний контур событий сейчас ужасающе сложен: война в Сирии, гражданский конфликт на Украине. Последний при­нял форму жесткого военного противостояния. Считается, что мир на Юго­Востоке давно мог бы воцариться, если бы киевских вояк не поддерживали со стороны США, а вот если бы Россия начала военные действия — эскалация конфликта неизбежно воспоследовала бы. Возможно, этого как раз и ожидали мастера рефлексивного управления из США, ведь война — самый лучший повод для управляемого обрушения рынков.

Читатель может возразить: если речь идет об управляемом обрушении западного финансового рынка, причем здесь Украина? Ведь из-за кровопро­лития в центре Европы американский рынок не пострадает. Скорее, наоборот, прирастет капиталами... Да, это так. Однако есть один единственный случай, когда финансовый рынок Америки тоже можно будет обрушить: если ло­кальный конфликт вызовет реальную угрозу большой атомной войны.

Причем, нужна не сама война, а только её угроза. То есть налицо двух- ходовка: сначала американский фондовый рынок прирастает иностранными капиталами (а «свои» в этот момент выводят деньги с рынка в безопасное да­лёко), затем пузырь финансового газа взрывается, и пришлые мигранты сго­рают в его огне.

Думаю, призрак большой войны вызван на мировую арену целенаправ­ленно. Именно поэтому сейчас столь часто говорят о военной опасности со стороны России, именно для этого столь долго и целенаправленно ведется в западных СМИ демонизация Путина.

Расчет, судя по всему, прост. Если каким-то образом спровоцировать Президента России на более-менее воинственное высказывание, на резкие и угрожающие слова, то с помощью мировых СМИ можно будет запустить та­кую оголтелую пропаганду, что в реальность близкой войны поверят многие и многие.

Тут же можно угрозу усилить: начать мобилизации, учения граждан­ской обороны, привести в боеготовность войска НАТО и т. п., и т. д. Где-то может даже что-то и взорвется, кто-то стрельнет, столкнутся самолеты или подводные лодки. Люди реально почувствуют смертельную опасность, за­мелькают у них перед глазами красные петушки. Ну, и вот тогда «внезап­но» обрушится финансовый рынок, обесценятся акции, полопаются фонды, испарятся репутации и виртуальные капиталы, а виноват в этом будет злодей Путин и русская ядерная дубинушка. (Кстати, можно потом даже попробо­вать сместить Путина с помощью «мирного выступления» под лозунгами «нет войне!», постаравшись убить двух зайцев: произвести управляемое об-

90

рушение финансового рынка и организовать благородно мотивированную ан­типутинскую революцию.)

Похоже, что намеченный нами гипотетический сценарий может ока­заться отражением самой настоящей реальности. Так тайна нематериальных активов оказывается черным ящиком Пандоры, откуда — не ровен час — может вырваться наружу смертельный вихрь.

91