<<
>>

Социализм и коммунизм

В работах Маркса и Энгельса термины «коммунизм» и «социализм» являются синонимами. Они используются поочередно, и между ними не делается различия. Так это и сохранялось в практике всех марксистских групп и сект вплоть до 1917 г.

Марксистские политические партии, которые относились к Коммунистическому манифесту как к непременному евангелию своей веры, называли себя партиями социалистическими. Наиболее влиятельная и многочисленная из этих партий — германская — приняла имя социал-демократической партии. В Италии, во Франции и во всех других странах, где марксистские партии уже играли некую политическую роль до 1917 г., термин «социалистический» был взаимоза- меним с термином «коммунистический». Ни одному марксисту до 1917 г. и в голову не приходило отделять коммунизм от социализма.

В 1875 г. в своей критике Готской программы германской социал-демократической партии Маркс ввел различие между низшей (начальной) и высшей (зрелой) фазами будущего коммунистического общества. Но он не выделил «коммунизм» как имя исключительно высшей фазы и не назвал низшую фазу «социализмом».

Одной из фундаментальных догм Маркса был тезис, что социализм настанет «с неотвратимостью закона природы». Капиталистическое производство отрицает самое себя и создает социалистическую систему общественной собственности на средства производства. «Капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание»*. Оно не зави-

сит от воли людей*. Человек не может ни ускорить его, ни замедлить, ни отменить, ибо «ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, а новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества»**.

Эта доктрина, конечно же, не согласуется с политической активностью самого Маркса и с идеями, которыми он оправдывал эту свою активность. Маркс пытался создать политическую партию, которая бы с помощью революции и гражданской войны завершила переход от капитализма к социализму. В глазах Маркса и всех марксистских доктринеров характерной чертой их партий была их революционность, бескомпромиссная преданность идее насилия. Целью было поднять восстание, установить диктатуру пролетариата и безжалостно уничтожить всех буржуа. Действия Парижской коммуны в 1871 г. рассматривались как превосходная модель такой гражданской войны. Парижское восстание, конечно, огорчительно провалилось. Но ожидалось, что последующие бунты будут успешными[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡].

Однако тактика марксистских партий в различных европейских странах безнадежно не совпадала ни с одним из этих противоречивых направлений в учении Карла Маркса. Они не верили в неизбежность прихода социализма. Не верили они и в успех революционного восстания. Они приняли методы парламентаризма. Они набирали голоса на выборах и посылали депутатов в парламент. Они «выродились» в демократические партии. В парламентах они вели себя подобно другим партиям оппозиции. В некоторых странах они заключали временные союзы с другими партиями, и порой социалисты попадали в кабинет министров. Позже, после конца первой мировой войны, социалистические партии во многих парламентах заняли господствующее положение. В некоторых странах им одним принадлежала власть, в других — они правили в коалиции с буржуазными партиями.

Конечно, эти одомашненные социалисты до 1917 г. не прекращали лицемерного восхваления принципов ортодоксального марксизма. Опять и опять они повторяли, что приход социализма неизбежен. Они подчеркивали традиционную революционность своих партий. Нельзя было оскорбить их сильнее, чем сомнением в неумолимой революционности их духа. Однако фактически они были парламентскими партиями, подобными всем другим партиям.

С истинно марксистской точки зрения, выраженной в поздних писаниях Маркса и Энгельса (появившихся после «Коммунистического манифеста»), все меры по ограничению, регулированию или улучшению капитализма суть просто «мелкобуржуазная» чепуха, порождаемая непониманием законов эволюции капитализма. Только полная зрелость капитализма ведет за собой социализм. Не только тщета, но и пагуба для интересов пролетариев в попытке такой политики. Даже тред-юнионизм425 — не адекватный способ улучшения положения рабочих[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. Маркс не верил, что правительственное вмешательство может оказаться полезным массам. Он яростно отрицал, что такие меры, как минимальная заработная плата, установление предельных цен, ограничение величины процента, социальное страхование и т.п., являются подступами к социализму. Он стремился к радикальному устранению системы заработной платы, что может быть достигнуто только в высшей фазе коммунизма. Он бы саркастически высмеял идею, что труд может перестать быть товаром в рамках капиталистического общества благодаря совершенным законам.

Но социалистические партии Европы были не меньше преданы идеям интервенционизма, чем Sozialpolitik кайзеровской Германии426 или американский «Новый курс». Именно эту политику атаковали Жорж Сорель и синдикалисты427. Сорель, застенчивый интеллектуал из буржуазной семьи, обличал «вырождение» социалистических партий, виной чему он считал проникновение в них буржуазных интеллигентов. Он мечтал о возрождении традиционного для масс духа безжалостной агрессии, об очищении его от сдерживающего влияния интеллектуальных трусов. Для Сореля имел значение только бунт. Он призывал к прямому действию, т. е. к саботажу и общей стачке как начальным шагам к последней Великой революции.

Сорель имел успех большей частью у снобистских и праздных интеллектуалов и не менее снобистских и праздных наследников богатых предпринимателей. Он не оказал заметного воздействия на массы. Для марксистских партий его страстная критика была не более чем досадной помехой.

Его историческая роль определяется большей частью воздействием его идей на эволюцию русского большевизма и итальянского фашизма.

Чтобы понять ментальность большевизма, следует вернуться еще раз к догмам Карла Маркса. Маркс был совершенно убежден, что капитализм является стадией всеобщей экономической истории, которая не ограничена только несколькими развитыми странами. Капитализм нацелен на обращение всех частей мира в капиталистические страны. Буржуазия принуждает все страны превратиться в капиталистические. Когда пробьет последний час капитализма, весь мир однообразно будет находиться на стадии зрелого капитализма, созревший для перехода к социализму. Социализм возникнет одновременно во всех частях мира.

Это утверждение Маркса оказалось ошибочным ничуть не менее, чем все остальные его утверждения. Нынче даже марксисты не могут отрицать и не отрицают, что черты капитализма в разных странах поразительно разнообразны. Они осознают, что многие страны с точки зрения Марксового понимания истории должны быть описаны как докапиталистические. В этих странах буржуазия еще не занимает господствующих позиций и еще не утвердила ту историческую стадию капитализма, которая является необходимой предпосылкой появления социализма. Этим странам надлежит еще завершить «буржуазные революции», а затем пройти все стадии капитализма, прежде чем можно будет поставить вопрос об их превращении в социалистические страны. Единственная политика, которую марксисты могут одобрить по отношению к таким странам, — это безусловная поддержка буржуазии, во-первых, в ее стремлении к власти, а во-вторых, в ее капиталистических начинаниях. В течение долгого времени марксистская партия может не иметь других задач, кроме как быть подручной буржуазного либерализма. Только эту миссию последовательный исторический материализм мог предписать русским марксистам. Им следовало бы тихохонько ждать, пока капитализм не подготовит страну к приятию социализма.

Но русские марксисты не желали ждать. Они обратились к новой модификации марксизма, согласно которой нации могут перескакивать через стадии исторической эволюции. Они закрыли глаза на тот факт, что эта новая доктрина была не модификацией марксизма, а скорее отрицанием всего того, что еще от него оставалось. Это был нескрываемый возврат к домарксистским и антимарксистским социалистическим учениям, согласно которым человечество вольно утвердить социализм в любое время, как только сочтет, что эта система благоприятней капитализма. Тем самым был практически взорван весь мистицизм, присущий диалектическому материализму и Марксовым непреложным законам экономической эволюции человечества.

Освободившись от марксистского детерминизма, русские марксисты получили возможность выбрать наиболее подходящую тактику для построения социализма в своей стране. Их больше не беспокоили экономические проблемы. Они отбросили заботу о том, пришло ли время или нет. Перед ними осталась лишь одна задача — захватить власть.

Одна группа утверждала, что устойчивый успех возможен только при массовой поддержке, хотя завоевывать большинство и не обязательно. Другая группа не одобрила такой длительной процедуры. Они предлагали решить дело смелым натиском. Малую группу фанатиков нужно организовать как авангард революции. Строгая дисциплина и безусловное подчинение вождю сделают эту группу пригодной для внезапной атаки. Они опрокинут царское правительство, а затем станут править страной традиционными методами царской полиции.

Имена этих двух групп — меньшевики и большевики — были даны по результатам голосования в 1903 г. при обсуждении тактических вопросов. Отношение к тактическим приемам было единственным различием между двумя группами. Обе они были согласны относительно конечной цели — социализма.

Обе секты пытались оправдать свои подходы обильным цитированием писаний Маркса и Энгельса. Это, конечно, марксистский обычай. И каждая секта находила в этих священных книгах высказывания, подтверждающие ее собственные позиции.

Ленин,.глава большевиков, знал своих соотечественников куда лучше, чем его противники и их вождь Плеханов. В отличие от Плеханова он не стал ошибочно приписывать русским качества западных народов. Он помнил, как дважды иностранки просто захватывали престол и затем спокойно царили до конца дней своих428. Он хорошо осознавал, что террористические методы царской тайной полиции весьма успешны и верил, что способен существенно улучшить эти методы. Он был безжалостным диктатором и знал, что у русских не хватит мужества сопротивляться силе. Подобно Кромвелю, Робеспьеру и Наполеону429 он был честолюбивым узурпатором и совершено верил в отсутствие революционного духа у большинства населения. Династия Романовых была обречена из-за слабоволия незадачливого Николая II. Социалистический законник Керенский проиграл из-за приверженности принципам парламентаризма. Ленин преуспел, потому что никогда не стремился ни к чему, кроме личной диктатуры. А русские томились по диктатору — наследнику Ивана Грозного.

Вовсе не революционное восстание прервало правление Николая И. Оно испустило дух на полях сражений. С наставшим безвластием Керенский не смог совладать. Уличные волнения в Санкт-Петербурге смели Керенского430. Спустя недолгое время наступило 18-е брюмера431 Ленина. Несмотря на большевистский террор, в Учредительном собрании, избранном на основе всеобщего прямого голосования, большевиков было не более 20 процентов432. Ленин силой оружия разогнал Учредительное собрание. Краткосрочная «либеральная» интерлюдия закончилась. Из рук неспособных Романовых Россия перешла под власть настоящих авторитаристов.

Ленину было мало завоевания России. Он был вполне убежден, что ему суждено принести благодать социализма не только России, но и всем другим народам. Официальное название, которое он выбрал для своего правления, — Союз Советских Социалистических Республик — не содержало никаких намеков на Россию. Оно было создано как зародыш мирового правительства. Предполагалось, что все иностранные товарищи обязаны повиноваться этому правительству, а вся иностранная буржуазия в случае сопротивления виновна в измене и подлежит казни. Ленин ни в малейшей степени не сомневался, что все страны Запада — на грани великой последней революции. Он со дня на день ожидал ее.

По мнению Ленина, только одна группа в Европе могла — хотя и без надежды на победу — попытаться предотвратить революционный взрыв: развращенные интеллигенты, захватившие руководство социалистическими партиями. Ленин издавна ненавидел этих людей за приверженность парламентским процедурам и за то, что они стояли на пути его диктаторских поползновений. Он ненавидел их, поскольку только на них взваливал вину за то, что социалистические партии поддержали военные усилия своих стран. Уже во времена швейцарской эмиграции, которая закончилась в 1917 г., Ленин начал раскалывать социалистические партии Европы. Теперь он основал новый, Третий Интернационал, который им контролировался столь же своевластно, как и большевистская партия. Для этой новой партии Ленин выбрал имя коммунистическая партия. Коммунистам предстояло сокрушить социалистические партий Европы, этих «соци- ал-предателей», и тем самым подготовить немедленное уничтожение буржуазии и захват власти вооруженными рабочими. Ленин не делал различия между социализмом и коммунизмом как социальными системами. Его целью не был коммунизм как противоположность социализма, Официальное имя страны было Союз Советских Социалистических (не коммунистических) Республик. В этом плане он не собирался менять традиционную терминологию, в которой оба термина были синонимами. Он назвал своих последователей, единственных искренних и надежных защитников революционных принципов ортодоксального марксизма, коммунистами, а их тактику коммунистической, дабы отличить их от «вероломных выкормышей капиталистических эксплуататоров», продажных лидеров социал-демократии вроде Каутского к Альбера Тома433. Эти предатели, подчеркивал он, стремились к сохранению капитализма. Они не были истинными социалистами. Единственными подлинными марксистами оказались те, кто отверг имя социалистов, ставшее навеки позорным.

Так возникло различие между коммунистами и социалистами. Те марксисты, которые не подчинились московскому диктату, называли себя социал-демократами, или социалистами. Для них было характерно убеждение, что наилучшим способом перехода к социализму — конечной цели, роднившей их с коммунистами, — было завоевание поддержки большинства населения. Они отбросили революционную риторику и обратились к демократическим методам борьбы за власть. Их не заботила проблема, совместим ли социализм с демократией. Но ради перехода к социализму они были готовы ограничить себя демократическими методами,

Коммунисты, напротив, в первые годы Коминтерна были твердыми приверженцами принципа революции и гражданской войны, Послушные только своему русскому вождю, они выбрасывали из своих рядов каждого заподозренного в том, что для него законы страны важнее, чем приказы партии. Кровавые мятежи и заговоры — такова была их жизнь.

Ленин не мог понять, почему коммунисты потерпели неудачу всюду, кроме России. Он не ожидал многого от американских рабочих, Коммунисты понимали, что в США рабочим недоставало революционного духа, поскольку их развратило благополучие и испортила погоня за деньгами. Но Ленин не сомневался в классовой сознательности и приверженности революционным идеалам европейских масс. Единственной причиной провала революций были, по его мнению, трусость и ошибки коммунистических руководителей. Вновь й вновь он менял своих наместников. Но дела лучше не стали,

В демократических странах коммунисты мало-помалу «выродились» в парламентские партии. Подобно старым социалистическим партиям до 1914 г., они продолжали ханжески славословить революционные идеалы. Но революционный дух могущественнее проявляет себя в салонах наследников больших состояний, чем в скромных домишках рабочих. В англосаксонских и латиноамериканских странах социалистические избиратели верили в демократические методы. Здесь число искренних приверженцев коммунистической революции было очень небольшим. Большинство тех, кто публично клянется в верности идеалам коммунизма, почувствовали бы себя крайне неуютно в случае, если бы революционный взрыв поставил под угрозу их жизнь и собственность. В случае вторжения русских армий или успешного восстания местных коммунистов они бы присоединились к победителям в надежде на то, что верность марксистской ортодоксии будет вознаграждена, Но сами по себе они не гнались за революционными лаврами.

Ведь это факт, что за все тридцать лет страстной просоветской агитации ни одна страна за пределами России не стала коммунистической с согласия собственных граждан. Восточная Европа стада коммунистической, только когда дипломаты сговорились обратить эти страны в зону исключительного влияния и гегемонии России. Крайне маловероятно, что Западная Германия, Франция,. Италия и Испания подпадут под коммунизм, если только США^и Британия не примут политику абсолютного дипломатического desinieressement434 В этих и ряде других стран некоторую силу коммунистическим движениям дает только вера в безудержный «динамизм» России, контрастный безразличию и апатии англосаксонских стран.

Маркс и марксисты прискорбно ошибались, предполагая, что массы стремятся к революционному7 перевороту «буржуазных» основ общества. Воинственные коммунисты обретаются только среди тех, для кого коммунизм уже сейчас служит источником средств к жизни и кто ожидает от революции удовлетворения своих честолюбивых притязаний, Разрушительная возня этих профессиональных заговорщиков опасна как раз в меру наивности тех, кто просто флиртует с революционной идеей. Эти заблуждающиеся и запутавшиеся доброжелатели, которые называют себя «либералами» и которых коммунисты зовут «полезные простаки», попутчики и даже большинство зарегистрированных членов партии были бы жутко испуганы, узнав однажды, что их вожди всерьез и буквально зовут к мятежу. Но тогда отвратить беду будет поздно,

В данный момент коммунистические партии Запада опасны прежде всего своими позициями во внешней политике. Отличительной чертой всех современных компартий является их поддержка агрессивной иностранной политики Советов. В чем бы им не приходилось выбирать между интересами России и собственной страны, они без колебаний предпочитают интересы России. Их принцип: права или нет, это моя Россия. Они строго выполняют все приказы Москвы. Когда Россия была союзницей Гитлера, французские коммунисты саботировали оборонные усилия собственной страны, а коммунисты Америки страстно противостояли планам поддержки демократии в борьбе против нацистов, выдвинутым президентом Рузвельтом. Коммунисты всего мира заклеймили тех, кто защищался от гитлеровского вторжения, как «империалистических поджигателей войны». Но как только Гитлер напал на Россию, империалистическая война капиталистов в одну/ ночь превратилась в справедливую оборонительную войну. Какую бы страну ни захватывал Сталин, коммунисты оправдывали эту7 агрессию необходимостью обороны от «фашизма»*.

В своем слепом обожании всего русского коммунисты Западной Европы и Соединенных Штатов далеко превзошли худшие выходки шовинистов. Они исходят восторгом от русской музыки, русских фильмов и предполагаемых достижений русской науки. Они с упоением говорят об экономических достижениях Советов. Они приписывают все победы союзников доблести русского оружия. Россия, утверждают они, спасла мир от фашистской угрозы. Россия — единственная свободная страна, в то время как все остальные томятся под диктатом капиталистов. Только русские счастливы и могут наслаждаться полнотой жизни, а в капиталистических странах большинство населения страдает от подавленности и неисполнимости желаний. Как благочестивый мусульманин стремится совершить путешествие к могиле пророка в Мекку, так коммунисты-интеллектуалы полагают путешествие к святыням Москвы основным событием своей жизни.

Blueprint for World Congress as Outlined by the Communist International. Human Events. Washington and Chicago, 1946. P. 181-182.

Однако различное употребление слов коммунисты и социалисты никак не влияет на содержание терминов коммунизм и социализм в значении общей для этих движений конечной цели. Только в 1928 г. конгресс Коминтерна в Москве принял программу, в которой различались коммунизм и социализм (а не просто коммунисты и социалисты).

Согласно этой новой доктрине в экономической эволюции человечества между стадиями капитализма и коммунизма возникла третья стадия — социализм. Социализм — это общественная система, основанная на общественной собственности на средства производства и управлении всеми процессами производства и распределения со стороны центральных плановых органов. В этом отношении эта система неотличима от коммунизма. Но она отличается от коммунизма в том отношении, что еще не достигнуто полное равенство в потреблении. Товарищи все еще получают заработную плату, и ставки заработной платы различаются согласно экономической значимости труда, как ее определяют центральные власти ради достижения наивысшей производительности труда. То, что Сталин назвал социализмом, в целом соответствует Марксовой концепции «начальной стадии» коммунизма. Сталин сохранил название «коммунизм» только для того, что Маркс называл «высшей стадией» коммунизма. В том смысле, как Сталин использовал этот термин, социализм движется к коммунизму, но еще не является им. Социализм обернется коммунизмом, как только прирост благосостояния, ожидаемый от действия социалистических методов производства, поднимет беднейшие слои России до уровня, которым уже сейчас наслаждаются выдающиеся обладатели важнейших должностей*.

Апологетический характер этой новой терминологии очевиден. Сталин счел необходимым объяснить большинству сограждан, почему их жизнь все еще так скудна, намного хуже, чем на Западе, и даже беднее, чем жили русские рабочие во времена царизма. Он хотел оправдать неравенство доходов: то, что малая группа руководителей наслаждается всеми благами современного комфорта, что другая группа — более многочисленная, чем первая, но менее обширная, чем средний класс в императорской России, — живет в «буржуазном» стиле, тогда как массы, нагие и босые, влачат полуголодную жизнь в трущобах. Он был просто вынужден к такому идеологическому маневру.

Трудности Сталина были тем острее, что русские коммунисты в начале своего праштения провозгласили, что равенство доходов должно быть обеспечено с первого мига пролетарской власти. Более того, в капиталистических странах подкармливаемые Россией компартии использовали очень действенный демагогический трюк — возбуждали зависть к группам с высокими доходами. Основной аргумент коммунистов в доказательство того, что гитлеровский национал- социализм не настоящий социализм, а, напротив, худшая разновидность капитализма, состоял в том, что в нацистской Германии сохраняется неравенство в уровне жизни.

Введенное Сталиным различие между социализмом и коммунизмом открыто противоречило не только политике Ленина, но и принципам коммунистической пропаганды за пределами России. Но такие противоречия легко не замечаются в царстве Советов. Слово диктатора — высший авторитет, и нет таких дураков, чтобы изображать оппозицию.

Важно осознать, что семантические новации Сталина касались только терминов социализм и коммунизм. Он не затронул значения понятий социалист и коммунист. Большевистская партия, как и прежде, именуется коммунистической. Русофильские партии в других странах называют себя коммунистическими и яростно борются с социалистическими партиями, которые в их глазах являются просто социал-предателями. При этом официальное название Союза Советских Социалистических Республик остается неизменным.

David J. Dallin. The Real Soviet Russia. Yale University Press, 1944. P. 88-95.

<< | >>
Источник: Мизес Людвиг фон. Социализм. Экономический и социологический анализ. — М.: "Catallaxy”,1994. - С. 416. 1994

Еще по теме Социализм и коммунизм:

- Антимонопольное право - Бюджетна система України - Бюджетная система РФ - ВЭД РФ - Господарче право України - Государственное регулирование экономики России - Державне регулювання економіки в Україні - ЗЕД України - Инвестиции - Инновации - Инфляция - Информатика для экономистов - История экономики - История экономических учений - Коммерческая деятельность предприятия - Контроль и ревизия в России - Контроль і ревізія в Україні - Логистика - Макроэкономика - Математические методы в экономике - Международная экономика - Микроэкономика - Мировая экономика - Муніципальне та державне управління в Україні - Налоги и налогообложение - Организация производства - Основы экономики - Отраслевая экономика - Политическая экономия - Региональная экономика России - Стандартизация и управление качеством продукции - Страховая деятельность - Теория управления экономическими системами - Товароведение - Управление инновациями - Философия экономики - Ценообразование - Эконометрика - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика отрасли - Экономика предприятий - Экономика природопользования - Экономика регионов - Экономика труда - Экономическая география - Экономическая история - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ -