<<
>>

|5) СУЩЕСТВЕННОЕ РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ КЛАССИЧЕСКОЙ И ВУЛЬГАРНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИЕЙ.ПРОЦЕНТ И РЕНТА КАК КОНСТИТУИРУЮЩИЕ ЭЛЕМЕНТЫ РЫНОЧНОЙ ЦЕНЫ ТОВАРА. ПОПЫТКИ ВУЛЬГАРНЫХ ЭКОНОМИСТОВ ПРИДАТЬ РАЦИОНАЛЬНУЮ ВИДИМОСТЬ ИРРАЦИОНАЛЬНЫМ ФОРМАМ ПРОЦЕНТА И РЕНТЫ]

IXV—919] В капитале, приносящем проценты, — в расщеплении прибыли на процент и [промышленную] прибыль — капитал получил свою наиболее вещную форму, свою чисто фетишистскую форму, и природа прибавочной стоимости пред-ставлена как нечто совершенно потерявшее само себя.

Капитал — как вещь — выступает здесь как самостоятельный источник стоимости, как творец стоимости, подобно тому как земля выступает как источник ренты, а труд как источник заработной платы (отчасти заработной платы в собственном смысле слова, отчасти — промышленной прибыли). Правда, представители этой точки зрения все еще считают, что оплачивать заработную плату, процент и ренту должна цена товара, но она-де оплачивает их потому, что земля, входящая в товар, создает ренту, капитал, входящий в него, создает процент, а труд, входящий в него, создает заработную плату; потому, что они-до создают эти части стоимости, достающиеся их соответственным собственникам или представителям [920] — земельному собственнику, капиталисту и работнику (наемному рабочему и промышленнику). Таким образом, если здесь получается, что, с одной стороны, цена товаров определяет заработную плату, ренту и процент, а, с другой стороны, цена процента, ренты и заработной платы определяет цену товаров, то с этой точкй зрения тут нет никакого противоречия для теории, или, если таковое и имеется, то это вместе с тем — противоречие, или порочный круг, действительного движения цен.

Процентная ставка, правда, колеблется, но она колеблется только так, как колеблется рыночная цена всякого другого товара — в зависимости от соотношения между спросом и предложением. Это совершенно так же не уничтожает процент как нечто имманентное капиталу, как колебания товарных цен не уничтожают цены как присущие товарам определения.

Так земля, капитал и труд, поскольку они признаются источниками ренты, процента и заработной платы, а эти последние — конституирующими элементами товарных цен, выступают, с одной стороны, как элементы, создающие стоимость; с другой стороны, поскольку они достаются обладателю каждого из этих орудий производства стоимости* доставляя ему созданную ими часть стоимости продукта, они выступают как источники дохода, а формы ренты, процента и заработной платы выступают как формы распределения.(Когда вульгарные экономисты трактуют формы распределения фактически только как формы производства sub alia specie *, между тем как критические экономисты отделяют их друг от друга и не замечают их тождественности, то в этом, как мы увидим позже, сказывается, в сравнении с критической политической экономией, последовательность глупости.)

В капитале, приносящем проценты, капитал выступает как самостоятельный источник стоимостиили прибавочной стоимости, которыми он обладает как деньги или как товар.

И притом он является таким источником сам по себе, в своей вещной форме. Правда, чтобы реализовать это свое свойство, он должен входить в процесс производства, но это необходимо также и для земли и труда.

Понятно поэтому, почему вульгарная политическая экономия предпочитает формулу: «земля — рента, капитал — процент, труд — заработная плата» — той формуле, которая для элементов цены (точнее, для частей, на которые цена распадается) имеется у Смита и других и в которой фигурирует соотношение «капитал — прибыль»,служащее вообще у всех эко- намистов-классиков для изображения капиталистического отношения как такового. В прибыли еще содержится стеснительная [для вульгарной политической экономии] связь с процессом [производства] и более или менее еще распознаваема истинная природа прибавочной стоимости и капиталистического производства в отличие от их внешнего проявления.Это прекращается, когда процент изображается как в собственном смысле продукт капитала и тем самым другая часть прибавочной стоимости, промышленная прибыль, совершенно исчезает и попадает в категорию заработной платы.

Классическая политическая экономия старается посредством анализа свести различные фиксированные и чуждые друг другу формы богатства к их внутреннему единству и совлечь с них ту форму, в которой они индифферентно стоят друг возле друга; она хочет понять внутреннюю связь целого в отличие от многообразия форм проявления. Поэтому она сводит ренту к добавочной прибыли, вследствие чего рента исчезает как особая, самостоятельнаяформа и оказывается отделенной от ее мнимого источника, земли.Она точно так же срывает с процента его самостоятельную форму и показывает, что он есть часть прибыли.

Так она свела к одной форме прибыли все те формы дохода* все те самостоятельные формы, или титулы, под которыми не-ра^ бочий получает долю в стоимости товара. Но прибыль сводится к прибавочной стоимости, так как стоимость всего товара сводится к труду; оплаченное количество содержащегося в нем труда сводится к заработной плате; следовательно, избыток над этим количеством сводится к неоплаченному труду, к присвоенному безвозмездно под различными титулами, но вызванному к жизни капиталом прибавочному труду.

Классическая политическая экономия иногда впадает в противоречия при этом анализе; часто она пытается произвести это сведение и доказать единство источника различных форм непосредственно, без выявления посредствующих звеньев. Но это необходимо вытекает из ее аналитического метода j [921] с которого должны начинать критика и понимание. Она интересуется не тем, чтобы генетически вывести различные формы, а тем, чтобы свести их посредством анализа к их единству, так как она исходит из них как из данных ей предпосылок. Но анализ является необходимой предпосылкой генетической трактовки, понимания действительного процесса формообразования в его различных фазах. Наконец, недостатком и ошибкой классической политической экономии является то, что она основную форму капитала,производство, направленное на присвоение чужого труда, трактует не как историческуюформу, а как естественную формуобщественного производства, — трактовка, для устранения которой она, однако, сама прокладывает путь своим анализом.

Совершенно иначе обстоит дело с вульгарной политической экономией,которая начинает особенно важничать как раз с того времени, когда политическая экономия сама разрушила* расшатала своим анализом свои собственные предпосылки,когда, следовательно, уже существует также и антитеза политической экономии в более или менее экономической, утопической, кри-тической и революционной форме. Ведь развитие политической экономии и порожденной ею самою антитезы идет нога в ногу с реальнымразвитием присущих капиталистическому производству общественных противоречий и классовых битв. Только после того как политическая экономия достигла известной ступени развития и отлилась в устойчивые формы, — т. е. после А. Смита, — от нее отделяется, как особый вид политической экономии, тот элемент в ней, который есть всего лишь воспроизведение внешнего явления в качестве представления о нем, — отделяется ее вульгарный элемент. Так, у Сэямы имеем выделение тех вульгарных представлений, которые там и сям встречаются у А.

Смита, отложившееся в виде своеобразной кристаллизации, существующей наряду с А. Смитом. С появлением Рикардо и с дальнейшим развитием благодаря ему политической экономии получает новую пищу также и вульгарный экономист (ведь сам он ничего не производит), и чем больше политическая экономия достигает своего завершения, чем больше, следовательно, она идет вглубь и развивается как система антагонизма, тем самостоятельнее противостоит ей ее собственный вульгарный элемент, обогащенный тем материалом, который этот вульгарный элемент препарирует на свой лад; пока, наконец, этот вульгарный элемент не находит своего наилучшего выражения в виде учено-синкретической и беспринципно-эклектической компиляции.

По мере того как политическая экономия идет вглубь, она не только сама изображает противоречия и противоположности, но против нее выступает ее собственная противоположность — одновременно с развитием реальных противоречий в экономической жизни общества. Соответственно этому вульгарная политическая экономия сознательно становится все более апологетической и всячески старается отделаться путем болтовни от тех мыслей, в которых выражены противоречия; Поэтому Сэй, который у Смита находит противоречия еще в относительно неразвитом виде, представляется еще критиком и образцом беспристрастия по сравнению, например, с Бастиа, этим проповедником гармонии и апологетом по профессии, перед которым противоречие уже действительно предстало, с одной стороны, разработанным внутри самой политической экономии у Рикардо, а с другой стороны, разрабатывающим себя в социализме и в повседневной классовой борьбе того времени. К этому присоединяется еще и то, что вульгарная политическая экономия на более ранних ступенях своего развития находит материал еще не вполне обработанным и потому сама еще более или менее участвует в разрешении экономических проблем с точки зрения политической экономии, как это мы видим, например, у Сэя, тогда как какому-нибудь Бастиа остается лишь заниматься плагиатом и стараться устранить своими рассуждениями неприятную сторону классической политической экономии.

Но Бастиа не представляет еще последней ступени. Он еще отличается недостатком учености и совершенно поверхностным знакомством с той наукой, которую он приукрашивает в интересах господствующего класса. У него апологетика еще отличается страстностью и составляет то, что собственно является его работой, так как содержание политической экономии он берет у других в том виде, в каком оно ему наиболее подходит. Самой последней формой является профессорская форма, ко-торая берется за дело «исторически» и с мудрой умеренностью отыскивает везде «наилучшее», причем для нее не важно, если в результате получаются противоречия, а важна только полнота отобранного. Это — выхолащивание [922] всех систем, у которых повсюду обламывают их острые углы и которые мирно уживаются друг с другом в общей тетради для выписок. Пыл апологетики умеряется здесь ученостью, которая благосклонно взирает сверху вниз на преувеличения экономических мыслителей и лишь в качестве курьезов включает их в свою убогую размазню. Так как подобного рода труды появляются лишь тогда, когда политическая экономия как наука уже завершила свой путь, то они являются вместе с тем могилой этой науки. (Что они, дескать, точно таким же образом возвышаются и над фантазиями социалистов, об этом нечего и говорить.) Даже действительно глубокие мысли Смита, Рикардо и других — не только их собственный вульгарный элемент — оказываются здесь чем-то скудоумным и превращаются в вульгарности. Мастером такого рода является господин профессор Рошер, который скромно объявил себя Фукидидом политической экономии 15в. Его отождествление себя с Фукидидом, возможно, покоится на том представлении, которое он имеет о Фукидиде, а именно — что Фукидид всегда будто бы смешивал причину и следствие.

Правда, в форме капитала, приносящего проценты, весьма ощутительно выступает то, что капитал присваивает плоды чужого труда без приложения какого бы то ни было собственного труда: ведь капитал выступает здесь в такой форме, в которой он отделен от процесса производства как процесса. Но в этой форме капитал только потому и поступает указанным образом, что он действительно входит в процесс труда сам собою, без приложения какого бы то ни было труда, — как такой элемент, который сам по себе создает стоимость, является источником стоимости. Если капитал, приносящий проценты, присваивает часть стоимости продукта без приложения труда, то он и создал эту часть стоимости без приложения какого бы то ни было труда со своей стороны, создал ее из самого себя, ex proprio sinu *.

В то время как классическим и потому критическим политико-экономам форма отчуждения причиняет затруднения и они пытаются путем анализа совлечь ее, вульгарная политическая экойомия, напротив, как раз в той отчужденности, в которой противостоят друг другу различные доли стоимости продукта, чувствует себя впервые вполне у себя дома: подобно тому как схоластик чувствует себя в своей стихии, имея дело с формулой «бог-отец, бог-сын и бог — дух святой», так вульгарный экономист относится к формуле «земля — рента, капитал — процент, труд — заработная плата». Ведь это есть та форма, в которой на поверхности явлений эти вещи кажутся непосредственно связанными друг с другом, а потому и та форма, в которой они живут в представлениях и в сознании агентов капиталистического производства, находящихся в плену у этого способа производства. Вульгарная политическая экономия считает себя тем более простой, естественной и общеполезной, тем более далекой от всяких теоретических хитросплетений, чем более она на самом деле занята только тем, что переводит обыденные представления на доктринерский язык. Поэтому, чем в более отчужденном виде она воспринимает формы капиталистического производства, тем ближе она к стихии обыденных представлений, т. е. тем более она плавает в своей собственной природной стихии.

Кроме того, это оказывает очень большие услуги апологетике. Ибо, например, в формуле «земля — рента, капитал — процент, труд — заработная плата» различные формы прибавочной стоимости и различные персонажи [Gestalten] капиталистического производства противостоят друг другу не отчужденно, а как посторонние и индифферентные друг для друга, как всего лишь различные, без антагонизма. Различные доходы проистекают из совершенно различных источников, один — из земли, другой — из капитала, третий — из труда. Следовательно, они не находятся друг с другом во враждебной связи, ибо вообще не находятся ни в какой внутренней связи. Цели тем не менее они в производстве действуют вместе,, то это есть гармоническое действие, выражение, гармонии; так, например, крестьянин, быки, плуг, земля, • несмотря на все их различие, гармонически работают вместе в земледелии, в дейст-вительном процессе труда. Если между ними имеет место анта-гонизм, то он создается лишь конкуренцией из-за того, кто из агентов производства доджей црисвоить себе больше из продукта, из той стоимости, которую они создали сообща. И если иной раз при этом дело доходит до драки* то все же в конце концов в виде конечного результата этой конкуренции между землей, капиталом и трудом получается так, что в ходе своих

споров о дележе они настолько увеличили благодаря своему соперничеству стоимость продукта, что каждому достается более крупный кусок* так что сама их конкуренция

оказывается лишь подстегивающим всех агентов производства выражением их гармонии.

Например, г-н Арнд заявляет, критикуя Рау:

«Автор поддался влиянию некоторых из своих предшественников и вводит наряду с тремя элементами национального богатства (заработной платой, рентой с капитала и земельной рентой) четвертый элемент в виде предпринимательского дохода; тем самым разрушается вся основа всякого дальнейшего развития нашей науки» (!), «воздвигнутая А. Смитом с такой большой осмотрительностью, вследствие чего в произведении нашего автора нечего и думать о таком развитии» (Karl Arnd. Die naturgemasse Volkswirthschaft, gegenuber dem Monopoliengeiste und dem Communismus, mit einem Ruckblicke auf die einschlagende Literatur. Hanau, 1845, стр. 477).

Под «рентой с капитала» г-н Арнд подразумевает процент (там же, стр. 123). Ну а если кто-нибудь не поверит тому* что А. Смит сводит национальное богатство к проценту с капитала, земельной ренте и заработной плате? (Ведь Смит как раз наоборот ясно указывает на прибыль как на результат капиталистического использования капитала и неоднократно определенно отмечает, что процент — в той мере, в какой он вообще представляет прибавочную стоимость — всегда есть лишь производная от прибыли форма.) В таком случае вульгарный экономист, читая упоминаемые им источники, вычитывает из них нечто прямо противоположное тому, что в них содержится. Там, где Смит пишет «прибыль», Арнд читает «процент». Что же он подразумевает под «процентом» А. Смита?

Этот же «осмотрительный развиватель нашей науки» делает следующее интересное открытие:

«В ходе естественного созидания материальных благ имеется только одно явление, которое — во вполне цивилизованных странах — до из-вестной степени как бы призвано регулировать ставку процента: это — то отношение, в котором древесные массы европейских лесов увеличиваются вследствие ежегодного прироста. Прирост этот происходит, совершенно независимо от их меновой стоимости» (комично говорить о деревьях, что они регулируют свой прирост «независимо от меновой стоимости»!), «в пропорции от 3 до 4 на сотню. Поэтому» (т. е. потому, что, сколько бы меновая стоимость деревьев ни зависела от их прироста, прирост этот происходит «независимо от их меновой стоимости»!) «нельзя ожидать падения ниже того уровня, на котором она» (ставка процента) «находится ныне в самых богатых деньгами странах» (цит. соч., стр. 124—125).

Это заслуживает названия: «ставка процента, вырастающая в лесу», а ее изобретатель в цитированном сочинении обратил на себя внимание в области «нашей науки» также и как философ «собачьего налога» 157#

¦ * *

{Прибыль (в том числе и промышленная прибыль) про-порциональна величине авансированного капитала; наоборот* та «заработная плата», которую получает промышленный капиталист, находится в обратном отношении к величине ка-питала: она значительна при небольших капиталах (ибо здесь капиталист есть нечто среднее между эксплуататором чужого труда и работником, живущим своим трудом), ничтожно мала при большом капитале или совершенно отделена от прибыли, как в том случае, когда имеется управляющий. Часть труда по управлению вызывается лишь враждебной противоположностью между капиталом и трудом, антагонистическим характером капиталистического производства, относится к его faux frais de production , совершенно так же как 9/10 «труда», вызываемого процессом обращения. Дирижер-капельмейстер отнюдь не обязательно должен быть собственником инструментов оркестра, и в его функций как дирижера не входит спекуляция на издержках по содержанию членов оркестра, вообще он не имеет никакого отношения к их «заработной плате». Весьма странно, что такие экономисты, как Джон Стюарт Милль, которые придерживаются формы «процент», «промышленная прибыль», чтобы превратить «промышленную прибыль» в заработную плату за надзор за трудом, — признают вместе со Смитом, Рикардо и всеми достойными упоминания экономистами, что средняя ставка процента, средняя норма процента определяется средней нормой прибыли, которая, по Миллю, находится в обратном отношении к норме заработной платы и, следовательно, есть не что иное, как неоплаченный труд, прибавочный труд.

Что плата за надзор вообще совершенно не входит в среднюю норму прибыли, лучше всего доказывают два факта:

1) тот факт, что на кооперативных фабриках **, где управляющий оплачивается, как на всякой другой фабрике, и выполняет весь труд по управлению и где надзиратели сами являются всего лишь работниками, — норма прибыли стоит не ниже, а выше средней нормы прибыли;

если в некоторых особых, немонополизированных отраслях занятий, например у мелкого лавочника, фермера и т. д., прибыли постоянно стоят много выше средней нормы прибыли, то экономисты справедливо объясняют это тем, что эти люди уплачивают себе свою собственную заработпую плату. Если такой человек работает один, его прибыль состоит 1) из процентов на его небольшой капитал, 2) из его заработной платы,

из той части прибавочного времени, в течение которого обладание капиталом дает ему возможность работать не на других, а на самого себя, — той части, которая не выражена уже в проценте. А если он держит рабочих, то сюда входит и их прибавочное время.

Почтенный Сениор(Нассау), конечно, тоже превращает промышленную прибыльв заработную плату за надзор. Но он забывает об этих увертках, как только разговор заходит не о доктринерских фразах, а о практической борьбе между рабочими и фабрикантами. Тогда он выступает, например, против ограничения рабочего времени, так как, например, при 11V2часах в день рабочие, по его словам, работали бы на капиталиста только один час и продукт только этого часа составлял бы прибыль капиталиста (не считая процента, для возмещения кото- рого они, согласно расчету Сениора, работают также один час). Таким образом, здесь промышленная прибыль вдруг становится равной не той стоимости, которую труд капиталиста присоединяет к товару в процессе производства, а той стоимости, которую присоединяет к нему неоплаченное рабочее время рабочих. Если бы промышленная прибыль была продуктом собственного труда капиталиста, Сениору надо было бы плакаться не по поводу того, что рабочие даром работают только один час, а не два, И TQM более ему нельзя было бы говорить, что , если бы они вместо Н1/^ часов работали лишь 10Va, то совсем'Нв. было бы прибыли; он должен был бы сказать, что если рабочие вместо II1/* часов работают лишь 10V2, то капиталист получает плату за надзор не за 11V2часов, а только за Ю1^ и, следовательно, теряет плату за . надзор за один час, на что рабочие моглиібн ответить ему, что если им хватает обычной заработной платы за Ю1/* часов, то капиталисту должно хватать более высокой заработной платыза 101/* часов.

Непонятно, каким образом такие экономисты, как Джон Стюарт Милль, которые являются рикардианцами и которые то положение, что прибыль. просто равна прибавочной стоимости, прибавочному труду, высказывают даже в такой форме, что норма прибыли и заработная плата находятся в обратном отношении друг к другу и что норма заработной платы определяет норму прибыли (что в этой форме неверно), каким образом эти экономисты внезапно превращают промышленную прибыль не в прибавочный труд рабочих, а в собственный труд капитаг листа, — разве только они функцию эксплуатации чужого труда называют трудом, так что тогда на самом деле выходит, что плата за этот труд в точности равна количеству присвоенного чужого труда* или непосредственно зависит от степени эксплуатации, а не от степени того напряжения, которого стоит капиталисту эта эксплуатация. (В той мере, в какой при капиталистическом производстве эта функция эксплуатации труда требует действительного труда, она выражается в заработной плате управляющего.) Повторяю, непонятно, каким образом эти экономисты, после того как они (как рикардианцы) свели прибыль к ее действительному элементу, потом дают ввести себя в заблуждение противопоставлением процента и промышленной прибыли, которая есть лишь переряженная форма прибыли и трактовка которой в качестве какой-то самостоятельной формы основана на незнании сущности прибыли. Ведь одна часть прибыли потому только и выступает как промышленнаяприбыль, как возникшая из деятельности в про-цессе (из собственно деятельного процесса, что включает, однако, вместе с тем и деятельность функционирующего капиталиста) и вследствие этогокак часть, полагающаяся за труд капиталиста, — что другая часть, процент, выступает как полагающаяся капиталу как вещи, самодеятельной, самостоятельно созидающей вещи, независимо от процесса. Следовательно — по той причине, что капитал и вытекающая из негб прибавочная стоимость, под именем процента, объявляются чем-то мистическим.Эта концепция, вытекающая из одних только представлений и показывающая наиболее внешний облик капитала, как он выглядит на поверхности, является прямой противоположностью концепции Рикардо и совершенно противоречит его пониманию стоимости. Поскольку капитал является стоимостью, его стоимость определена содержащимся в нем трудом еще до того, как капитал этот входит в процесс: Поскольку он входит в процесс как вещь, он в него входит как потребительная стоимость, а в качестве потребительной стоимости, какова бы ни была его полезность, он никогда не может создавать меновую стоимость. Мы видИм из этого, как великолепно рикардианцы понимают своего собственного учителя. По отношению к денежному капиталисту промышленник, конечно, совершенно прав в том, что он, являясь функционирую^ щим капиталистом и, следовательно, действительно выжимая прибавочный труд, кладет себе в карман часть этого прибавочного труда. По отношению к денежному капиталисту он является работником, но работником в качестве капиталиста, т. е. эксплуататора чужого труда.[925] По отношению же к рабочим комичентот довод, что эксплуатация их труда стоит капиталисту труда и что рабочие поэтому должны еще платить ему за эту эксплуатацию. Это довод надсмотрщика над рабами* обращенный к рабу.}

* * *

Всякая предпосылка общественного процесса производства есть вместе с тем и его результат, а всякий его результат выступает вместе с тем и как предпосылка. Поэтому все те производственные отношения, в которых движется процесс производства, суть в одинаковой мере и его продукты, и его условия. Чем больше мы рассматриваем этот процесс в его действительном внешнем проявлении, тем больше его облик закрепляется в форме условий, так что эти условия кажутся чем-то определяющим его независимо от него самого, а собственные отношения участников процесса представляются участникам пр о- цесса как вещные условия, как вещные силы, как определенности вещей, тем более, что в капиталистическом процессе всякий, даже наиболее простой элемент, например товар, уже есть некоторое извращение и уже заставляет отношения между лицами выступать как свойства вещей и как отношения лиц к социальным свойствам этих вещей.

{«Процент — это вознаграждение за производительное применение сбережений; прибыль в собственном смысле этого слова является вознаграждением за деятельность по надзору во время этого производительного применения» («Westminster Review» ш, январь 1826 г., стр. 107—108).

Здесь, следовательно, процент есть вознаграждение за то* что деньги и т. д. применяются как капитал; он проистекает, стало быть, из капитала как такового, который вознаграждается за свое качество капитала. А промышленная прибыль есть вознаграждение за функцию капитала или капиталиста «во время этого производительного применения», т. е. в самом процессе производства.} [925]

Процент есть только часть прибыли, уплачиваемая собственнику капитала промышленным, функционирующим капиталистом. Так как этот последний может присваивать прибавочный труд только благодаря капиталу (деньги, товар) и т. д., то он выплачивает часть тому, кто ему доставляет это средство. И если собственник капитала желает пользоваться своими деньгами как капиталом, не заставляя их функционировать как капитал, то он может делать это только при том условии, что он удовольствуется частью прибыли. Они фактически партнеры: один юридический, другой экономический собственник капитала, пока он его применяет. Но так как прибыль проистекает только из процесса производства, есть только его .результат и только еще должна быть произведена, то процент есть на деле всего лишь притязание на часть только еще подлежащего выполнению прибавочного трудаг титул на буду?

щий труд, притязание на часть стоимости еще не существующих товаров, следовательно — только еще результат процесса производства, происходящего в течение того отрезка времени, к концу которого только и подлежит уплате этот процент.

Капитал покупается (т. е. берется взаймы под проценты) до того, как он оплачивается. Деньги функционируют здесь в качестве средства платежа, как при покупке рабочей силы и т. д. Поэтому цена капитала — процент — точно так же входит в авансы промышленника (в аванс самому себе, если он работает при помощи собственного капитала), как цена хлопка, который, например, также покупается сегодня и подлежит оплате, скажем, только через шесть недель. Колебания в процентной ставке — рыночной цене денег — так же не меняют здесь дела, как колебания в рыночных ценах других товаров. Наоборот, рыночная цена денег — таково название приносящего проценты капитала как денежного капитала — определяется на денежном рынке, подобно рыночной цене всякого другого товара, конкуренцией покупателей и продавцов, спросом и предложением. Эта борьба между денежными и промышленными капиталистами есть только борьба за распределение прибыли, за ту долю, которая должна достаться каждой из обеих сторон при дележе. Само отношение (спрос и предложение), как и каждый из его двух полюсов, в свою очередь есть результат процесса производства, или, выражаясь обыденным языком, [определяется] состоянием дел в каждый данный момент, тем положением, в котором в каждый данный момент находятся процесс воспроизводства и его элементы. Но по форме и по внешнему проявлению эта борьба определяет цену капитала (процент) еще до того, как капитал входит в воспроиз-водство. И притом это определение имеет место вне собственно процесса производства и регулируется не зависящими от этого процесса обстоятельствами, — более того, это определение цены выступает как одно из тех условий, в рамках которых должен происходить процесс производства. Поэтому кажется, что эта борьба не только фиксирует титул собственности на определенную часть будущей прибыли, но что она заставляет самоё эту часть — не выходить в качестве результата из процесса производства, а, наоборот, входить в него в качестве предпосылки, в качестве цены капитала, совершенно так же как цена товара или заработная плата входит в него как предпосылка, хотя она на самом деле постоянно — в процессе воспроизводства — из него выходит. Всякий элемент товарной цены, выступающий как аванс и входящий как уже имеющаяся налицо цена товара в цену производства [Produktionspreis], перестает представляться промышленному капиталисту как прибавочная стоимость, surplus value. Поэтому та часть прибыли, которая входит в процесс как цена капитала, причисляется к авансируемым издержкам, не выступает больше как прибавочная стоимость и превращается из продуктапроцесса в одну из заранее данных предпосылок его, в условие производства,которое как таковое входит в процесс в самостоятельной форме и определяет его результат.

(Если, например, процентная ставка падает, а рыночные условия требуют понижения цен товаров ниже их цен издержек, то промышленник может понизить цену товаров, не понижая нормы промышленной прибыли; он даже может понизить цену своего товара и получить более высокую промышленную прибыль, что, правда, представилось бы тому, кто работает только при помощи собственного капитала, как падение нормы прибыли, валовой прибыли. Все то, что представляется как заранее данное условие производства,— а именно, цена товаров, заработной платы, капитала, т. е. рыночные цены этих элементов, — оказывает определяющее обратное воздействие на существующую в каждый данный момент рыночную цену товара, а действительная цена издержекотдельного товара прокладывает себе путь только среди колебаний рыночных цен, есть только самовыравнивание этих рыночных цен, совершенно так же как стоимоститоваров прокладывают себе путь только в выравнивании цен издержек всех разнородных товаров. Поэтому тот порочный круг, в котором вращается носитель вульгарных взглядов, будь он теоретик капиталистического срзнания или практический капиталист, и который гласит; цены товаров определяют заработную плату, процент, прибыль и ренту, и наоборот, цены труда, процента, прибыли и ренты определяют цены товаров, — есть только выражение тога кругового движения,в котором всеобщие законы противоречиво реализуются в действительном движении и на поверхности явлений.)

Итак, часть прибавочной стоимости, процент,выступает как рыночная ценакапитала, входящего в процесс, и потому она выступает не как прибавочная стоимость, а как условие производства. Таким образом, то обстоятельство, что прибавочную стоимость делят между собой две категории капиталистов —; стоящие вне процесса и участвующие в нем, — представляется так, что часть прибавочной стоимости причитается капиталу вне процесса, а другая — капиталу в процессе. Предварительное установление деления представляется как независимость одной части от другой; как независимость одной части от са- мого процесса; наконец, как имманентное свойство некоей вещи, денег, товара, но — этих вещей как капитала, что опять- таки выступает не как выражение некоего отношения, а так, что эти деньги, этот товар технологическипредназначены для процесса труда; в силу этого предназначения они и становятся капиталом; имея такое предназначение, они суть простые эле-менты самого процесса труда, [927] которые, следовательно, просто как такие элементы процесса трудаоказываются капиталом.

Нет ничего мистического в том, что стоимость товара разлагается отчасти на стоимость содержащихся в нем товаров, отчасти на стоимость труда, т. е. на оплаченный труд, отчасти на неоплаченный, но тем не менее могущий быть проданным труд и что та часть стоимости товара, которая состоит из неоплачён- його труда, т. е. содержащаяся в товаре прибавочная стоимость, в свою очередь разлагается на процент, промышленную прибыль и ренту, т. е. что непосредственный присваиватель и «производитель» этой совокупной прибавочной стоимости вынужден отдавать части ее — одну собственнику земли, другую собственнику капитала, — так что та третья часть совокупной прибавочной стоимости, которую он оставляет для себя, остается у него под названием промышленной прибыли, отличающим ее от процента и ренты, а также от самой прибавочной Стоимости и самой прибыли. Разложение прибавочной стоимости, т. е. определенной части стоимости товаров, на эти особые рубрики, или категории, весьма понятно и никоим образом не противоречит закону самой стоимости. Но все это мистифицируется вследствие той самостоятельной формы, которую приобретают эти различные части прибавочной стоимости, вследствие того, что они притекают к различным лицам, вследствие различия тех элементов, на которых основан титул на них, наконец, вследствие той самостоятельности, с какой эти различные части прибавочной стоимости противостоят процессу как его условия. Из таких частей, на которые стоимость может быть разложена, они превращаются в самостоятельные элементы, которые ее конституируют, в конституирующие элементы.Таковыми они являются для рыночной цены. Они действительно становятся конституирующими элементами последней. Каким образом эта кажущаяся независимость их как условий процесса со своей стороны регулируется внутренним законом, так что они только кажутсячем-то независимым, — это ни в один из моментов процесса производства не выступает на поверхности явлений и не действует как определяющий, сознательный мотив. Как раз наоборот. Эта видимость* в силу которой результат процесса кажется самостоятельным условием его, приобретает наибольшую прочность тогда, когда в цену товара входят — в качестве цен условий производства — части прибавочной стоимости.

А ведь именно так обстоит дело с процентом и с рентой. Они принадлежат к авансам промышленного капиталиста и фермера. Они здесь выступают уже не как выражение неоплаченного прибавочного труда, а как выражение оплаченного прибавочного труда, т. е. такого прибавочного труда, за который в процессе производства уплачен эквивалент, правда, не рабочему, прибавочным трудом которого он является, а другим лицам — собственникам капитала и земли. Процент и рента суть прибавочный труд в их отношении к рабочему, но они — эквиваленты в их отношении к [денежному] капиталисту и собст-веннику земли, которым они должны быть уплачены. Поэтому они выступают не как прибавочная стоимость и тем более не как прибавочный труд, а как ценытовара «капитал» и товара «земля», ибо они уплачиваются [денежному] капиталисту и собственнику земли только как товаровладельцам, только как владельцам и продавцам этих товаров. Поэтому та часть стоимости товара, которая сводится к проценту, выступает как воспроизводство цены, уплаченной за капитал, а та часть, которая сводится к ренте, — как воспроизводствоцены, уплаченной за землю. Эти цены образуют, следовательно, конституирующие части совокупной цены товара. Это не только так кажется промышленному капиталисту: для него процент и рента действительно конституируют часть его авансов, и если они, с одной стороны, определяются рыночной ценойего товара, — рыночной ценой, в которой социальный процесс или его результат выступает как присущая товару определенность, а колебания этого процесса, его движение — как присущее товарной цене колебание, — то, с другой стороны, рыночная ценаопределяется ими, совершенно так же как рыночная цена хлопка определяет рыночную цену пряжи, а, с другой стороны, рыночная цена пряжи определяет спрос на хлопок и, следовательно, рыночную цену хлопка.

В результате того, что части прибавочной стоимости, процент и рента, входят в процесс производства как ценытоваров •— товара «земля» и товара «капитал», — они существуют в такой форме, которая не только скрывает их действительное происхождение, но и прямо отрицает его.

То обстоятельство, что прибавочный труд, неоплаченный труд, так же существенно входит в капиталистический процесс производства, как и оплаченныйтруд, выступает здесь так, что отличные от труда элементы производства — земля и капитал — должны быть оплачены, или что в цену товара входят издержки, отличные от цены авансированных товаров и заработной платы. Части прибавочной стоимости — процент и рента — выступают здесь как издержки авансы эксплуатирующего капиталиста.

Средняя прибыльвходит определяющим образом в цены производства товаров, и, следовательно, уже здесь прибавочная стоимость выступает не как результат, а как условие; не как одна из тех частей, на которые стоимость товара разлагается, а как конституирующая часть его цены. Но средняя прибыль, как и сама цена производства, является определяющей скорее идеально и выступает вместе с тем как избытокнад авансами [928] и как цена, отличная от издержек производства в собственном смысле. Получается ли средняя прибыль или не получается, получается ли прибыли больше, чем средняя, или меньше, чем средняя, при существующей рыночной цене, т. е. при непосредственном результате процесса, — этим определяется воспроизводство, или, вернее, масштаб воспроизводства; определяется то, в каком количестве наличные капиталы притекают в ту или иную сферу производства или, наоборот, изымаются из нее, а также то, в каких пропорциях вновь накопленные капиталы устремляются в те или иные сферы, и, наконец, то, в какой степени те или иные сферы выступают на денежном рынке в качестве покупателей. Напротив, в процентеи рентечасти прибавочной стоимости выступают отдельно в совершенно фиксированной форме как предпосылка отдельной цены производства и антиципированы в форме авансов.

Наконец, действительное количество труда (овеществленного и непосредственного), которого стоит производство товара, есть его стоимость.Она образует реальные издержки производства для самого товара. Та цена, которая ей соответствует, есть только стоимость, выраженная в деньгах.

Под термином «издержки производства» [«Produktionskos- ten»] попеременно понимается то первое, то второе, то третье.}

¦ * ¦

Если бы не воспроизводилось прибавочной стоимости, то, конечно, вместе с прибавочной стоимостью исчезла бы и та часть ее, которая называется процентом, и та часть, которая называется рентой, и исчезла бы также вместе с тем антиципация этой прибавочной стоимости, или то, что она входит в качестве центоваров в издержки производства. Наличная стоимость, входящая в производство, тогда вообще не выходила бы из него как капитал, а потому и не могла бы как капиталвходить в процесс воспроизводства или отдаваться в ссуду как капитал. Следовательно, именно постоянное воспроизводство одних и тех же отношений, — отношений, обусловливающих капиталистическое производство, — ведет к тому, что они выступают не только как общественные формы и результаты этого процесса, но вместе с тем и как постоянные предпосылкиего. Но таковыми они являются только как такие предпосылки, которые он сам постоянно полагает, создает, производит.Это воспроизводство, следовательно, отнюдь не является сознательным и выступает, напротив, только в постоянном существовании этих отношений как предпосылоки господствующих над процессом производства условий.Так, например, из тех частей, на которые стоимость товара может быть разложена, получаются ее конституирующиечасти, противостоящие одна другой как самостоятельные по отношению друг к другу, а потому и как самостоятельные по отношению к своему единству,которое, наоборот, выступает как их комбинация.Буржуа видит, что продукт постоянно становится условием производства. Но он не видит того, что сами отношения производства, те общественные формы, в которых он производит и которые кажутся ему заранее данными, естественными отношениями, суть постоянный продукт — и только вследствие этого постоянная предпосылка — этого специфического общественного способа производства. Различные отношения и моменты не только обособляются в нечто самостоятельное, получая причудливый способ существования, при котором они кажутся не зависящими друг от друга, но они представляются как непосредственные свойства вещей, принимают вещный облик.

Таким образом, агенты капиталистического производства живут в каком-то заколдованном мире, и их собственные отношения представляются им как свойства вещей, вещественных элементов производства.Но именно в самых последних, наиболее опосредствованных формах, формах, в которых вместе с тем опосредствование не только сделалось невидимым, но даже превратилось в свою прямую противоположность, различные образы капитала выступают как действительные факторы и не-посредственные носители производства. Приносящий проценты капитал персонифицируется в денежном капиталисте, промыш-ленный капитал — в промышленном капиталисте, приносящий ренту капитал — в лендлорде как собственнике земли, наконец, труд — в наемном рабочем. Как такие фиксированные образы, персонифицированные в самостоятельных личностях, которые вместе с тем выступают как всего лишь представители персонифицированных вещей, они вступают в конкуренцию и в действительный процесс производства. Конкуренция предполагает это превращение внутренних связей в нечто внешнее. Указанные фиксированные образы капитала суть такие формы, которые наличествуют для конкуренции как нечто данное от природы в естественноисторическом, смысле, и в своем проявлении на поверхности [929] сама конкуренция есть только движение этого извращенного мира. В той мере, в какой в этом движении пробивается внутренняя связь, она выступает как некий мистический закон. Лучшим доказательством этого служит сама политическая экономия, наука, занимающаяся открыванием вновь той связи, которая стала скрытой. В конкуренции все выступает в этой наиболее внешней, самой последней форме. Так, например, рыночная цена выступает здесь как нечто господствующее, процентная ставка, рента, заработная плата, промышленная прибыль — как конституирующие элементы стоимости, а цена земли и цена капитала — как заранее данные статьи издержек, без учета которых нельзя вести хозяйство.

Мы видели, как А. Смит сперва разлагает стоимость на заработную плату, прибыль (процент) и ренту, а потом, наоборот, изображает их как самостоятельные конституирующие элементы товарных цен *. В первой концепции у него указана скрытая связь, во второй — ее внешнее проявление.

Если еще больше держаться поверхности явлений, то, кроме средней нормы прибыли, можно процент и даже ренту изобразить как конституирующие части товарных цен (а именно, рыночных цен). Процент можно изобразить такой конституирующей частью непосредственно, так как он входит в цену издержек. Рента — как цена земли, — хотя она и не может непосредственно определять цену продукта, определяет тот или иной способ производства: концентрируется ли много капитала на небольшом участке земли или небольшой капитал распределяется на обширный участок; производится ли тот или иной род продукта — скот или хлеб, — рыночная цена которого лучше всего покрывает цену ренты, ибо рента должна быть уплачена до истечения того срока, на который заключен арендный договор. Следовательно, чтобы рента не составляла вычета из промышленной прибыли, пастбище превращается в пашню, пашня — в пастбище и т. д. Таким образом, рента не определяет рыночную цену отдельного продукта непосредственно, но делает это косвенным путем, устанавливая такое соотношение между отдельными видами продуктов, чтобы спрос и предложение обеспечивали наилучшую цену для каждого из них, так чтобы она могла оплачивать ренту. И если в этом смысле рента не определяет непосредственно рыночную цену, например, хлеба, то она непосредственно определяет рыночную цену скота и т. д., короче говоря — продуктов тех сфер, где рента не определяется рыночной ценой собственного продукта, а рыночная цена продукта определяется нормой ренты, приносимой землей, засеваемой зерновым хлебом. Так, например, мясо в промышленно развитых странах всегда оплачивается очень дорого, т. е. значительно выше не только своей цены производства, но и своей стоимости. Ибо его цена должна оплачивать не только его издержки производства, но и ту ренту, которую приносила бы земля, если бы на ней возделывался хлеб. В противном случае мясо при крупном скотоводстве, где органическое строение капитала гораздо ближе [к строению капитала в промышленности] или даже отличается еще большим преобладанием постоянного капитала над переменным, могло бы оплачивать лишь очень незначительную абсолютную ренту или совсем не давало бы абсолютной ренты. Но та рента, которую оплачивает мясо и которая входит непосредственно в его цену, определяется суммой абсолютной и дифференциальной ренты, которую давала бы та же земля при использовании ее для хлебопашества. Этой дифференциальной ренты здесь тоже большей частью не существует. Лучшим доказательством этого служит то, что мясо приносит ренту на такой земле* на которой хлеб не дает ренты.

Итак, если прибыль входит определяющим образом в цену производства, то можно сказать, что заработная плата, процент и, до известной степени, рента входят определяющим образом в рыночную цену и, конечно, определяющим образом в цену производства. Разумеется, так как в целом движение процента определяется прибылью, так как хлебная рента определяется отчасти нормой прибыли, отчасти стоимостью земледельческого продукта и выравниванием различных стоимостей продуктов различных земель в рыночную стоимость, а норма прибыли — отчасти заработной платой, отчасти производительностью труда в сферах производства, производящих постоянный капитал, стало быть — высотой заработной платы и производительностью труда, заработная же плата сводится к эквиваленту определенной части товара (т. е. заработная плата равняется содержащемуся в товаре оплаченному труду, а прибыль содержащемуся в нем неоплаченному труду) и, наконец, так как рост производительности труда может влиять на цену товаров только двумя способами — на их стоимость, уменьшая ее, и на их прибавочную стоимость, повышая ее, — то вся штука сводится в конечном счете к стоимости, определяемой рабочим временем. Цена издержек есть не что иное, как стоимость авансированных капиталов плюс произведенная ими прибавочная стоимость, распределенная между отдельными сферами соот-ветственно той доле, которую они составляют в совокупном капитале. Так цена издержек сводится к стоимости, если рас-сматривать не отдельную сферу, а совокупный капитал. С другой стороны, рыночные цены каждой сферы, в результате конкуренции капиталов различных сфер, постоянно сводятся к цене издержек. Конкуренция капиталистов в каждой отдельной сфере стремится свести рыночную цену товара к его рыночной стоимости. Конкуренция капиталистов различных сфер сводит рыночные стоимости к общим для всех сфер ценам издержек.

Рикардо выступает против смитовского конституирования стоимости частями ее, которые определяются ею самой. Но он здесь непоследователен. В противном случае он не мог бы спорить со Смитом относительно того, входят ли в цену, т. е. входят ли в нее конституирующим образом, прибыль, заработная плата и рента, или же, как утверждает он, только прибыль и заработная плата. Аналитически они входят, коль скоро они уплачиваются. Ему следовало бы, напротив, сказать так: цена каждого товара может быть разложена на прибыль и заработную плату, цена некоторых товаров (и очень многих косвенным образом) может быть разложена на прибыль, ренту и заработную юЛату; но ни у одного товара цена не конституируется ими, [930] так как стоимость товаров не составляется путем сложения этих компонентов как самостоятельных и действующих de propriis fontibus * факторов определенной величины, а, если стоимость дана, она может быть разложена на указанные части в самых различных пропорциях. Дело обстоит не так, что заранее данные факторы — прибыль, заработная плата и рента — путем их сложения или комбинации определяют величину стоимости, а так, что одна и та же стоимостная величина, заранее данная величина стоимости разлагается на заработную плату, прибыль и ренту и в зависимости от различных обстоятельств весьма различным образом распределяется по этим трем категориям.

Предположим, что процесс производства повторяется постоянно при неизменных условиях, т. е. что воспроизводство происходит при таких же условиях, как и производство. Это предполагает неизменную производительность труда или по крайней мере такое положение, при котором изменения производительности не меняют отношений между агентами производства, так что даже если бы стоимости товаров вследствие изменений производительной силы повысились или понизились, распределение стоимости товаров между агентами производства осталось бы прежним. В этом случае, хотя теоретически было бы неточно сказать, что различные части стоимости определяют стоимость, или цену, целого, но было бы практически правильно сказать, что они ее конституируют, поскольку под конституированием понимается образование целого посредством сложения частей. Стоимость товара по-прежнему одинаково делилась бы на стоимость [авансированного капитала] и при-бавочную стоимость, [вновь созданная] стоимость одинаково разлагалась бы на заработную плату и прибыль, а прибыль одинаково распадалась бы на процент, промышленную прибыль и ренту. Поэтому можно было бы сказать: Ц, цена товара, разлагается на заработную плату, прибыль (процент) и ренту, а, с другой стороны, заработная плата, прибыль (процент) и рента конституируют стоимость, или, вернее, цену.

Но такой равномерности, или одинаковости, воспроизводства — повторения производства при тех же условиях — в дей-ствительности не бывает. Производительность изменяется и изменяет условия производства. Условия, со своей стороны, из-меняют производительность. А получающиеся в результате этого расхождения проявляются отчасти в поверхностных колебаниях, которые выравниваются в течение короткого срока, отчасти в постепенном накапливании отклонений (divergences), которые или ведут к кризису, к насильственному кажущемуся возвращению к прежним отношениям, или же лишь очень постепенно пробивают себе дорогу и добиваются для себя признания в качестве изменения условий производства.

В форме процента и ренты, в которых аптиципируется прибавочная стоимость, предполагается, что общий характер воспроизводства остается неизменным. И это так и есть, пока продолжает существовать капиталистический способ производства. Во-вторых, предполагается даже, —что в большей или меньшей степени тоже имеет место, — что для определенного времени определенные отношения этого способа производства остаются без изменения. Таким образом, результат производства фиксируется как прочное, а потому служащее предпосылкой условие его, и притом как прочное свойство вещных условий производства. Этой видимости самостоятельности различных элементов, к которым всегда сводится процесс производства и которые он всегда вновь воспроизводит, кладут конец кризисы.

{Тем, чем стоимость является для действительного экономиста, тем для практического капиталиста является рыночная цена — постоянным prius’oM * всего движения.}

Капитал, приносящий проценты, получает специфическую для капиталистического производства и соответствующую ему форму в кредите. Кредит есть форма, созданная самим капиталистическим способом производства. (Подчинение [капиталистическому способу производства] торгового капитала фактически не требует подобного новообразования, так как товар и деньги, товарное и денежное обращение остаются элементарными предпосылками капиталистического производства и только превращаются в абсолютные предпосылки. Таким образом, торговый капитал, с одной стороны, является общей формой капитала, а, с другой стороны, поскольку он представляет капитал в определенной функции, капитал, функционирующий исключительно в процессе обращения, его определяемость производительным капиталом ничего не меняет в его форме.)

Выравнивание стоимостей в цены издержек происходит только таким путем, что отдельный капитал функционирует как часть совокупного капитала всего класса, а, с другой стороны, совокупный капитал всего класса распределяется по различным особым сферам соответственно потребностям производства. Это происходит благодаря кредиту. Благодаря кредиту не только становится возможпым и облегчается это выравнивание, но одна часть капитала — в форме денежного капитала — на деле выступает как тот общий материал, при помощи которого работает весь класс. Это — одно значение кредита. Другое, это — постоянное стремление капитала сократить те метаморфозы, которые он должен проделывать в процессе обращения, предвосхитить время обращения, свое превращение в деньги и т. д. и [9311 этим путем противодействовать своей собственной ограниченности. Наконец, функция накопления, в той мере, в какой она является не превращением [дохода] в капитал, а предложением прибавочной стоимости в форме капитала, отчасти возлагается таким образом на особый класс, отчасти все накопления общества становятся в этом смысле накоплением капитала и поступают в распоряжение промышленных капиталистов. Эта операция, происходящая обособленно в бесчисленных пунктах общества, концентрируется и объединяется в известных резервуарах. Этим путем деньги, лежащие праздно без дела как результат застывания товара в его метаморфозе, превращаются в капитал.

* * *

«Земля — рента», «капитал — процент» представляют собой иррациональные выражения, поскольку рента фиксируется как цена земли, а процент как цена капитала. В форме приносящего проценты капитала, приносящего ренту капитала, приносящего прибыль капитала еще можно распознать общее происхождение [всех этих различных доходов], поскольку капитал вообще включает присвоение прибавочного труда, так что эти различные формы выражают только то, что этот произведенный капиталом прибавочный труд распределяется у капитала вообще между двумя категориями капиталистов, а у земледельческого капитала между капиталистом и земельным собственником.

Рента как цена земли (годовая) и процент как цена капитала столь же иррациональны, как ]/"—3. Эта последняя форма противоречит числу в его простых элементарных формах совершенно так же, как те формы противоречат капиталу в его простой форме товара и денег. Рента и процент иррациональны в противоположном друг другу смысле. «Земля — рента», рента как цена земли выражает землю как товар, как потребительную стоимость, имеющую стоимость, денежное выражение которой равно ее цене. Но такая потребительная стоимость, которая не является продуктом труда, не может иметь стоимости* т. е. ее нельзя считать овеществлением известного КОЛИчества общественного труда, общественным выражением известного количества труда. Она не является им. Для того чтобы потребительная стоимость выступала как меновая стоимость, была товаром, она должна быть продуктом конкретного труда. Только при такой предпосылке этот конкретный труд в свою очередь может быть представлен как общественный труд, как стоимость. Земля и цена — несоизмеримые величины, которые тем не менее должны иметь отношение друг к другу. Здесь имеет цену вещь, не имеющая стоимости.

С другой стороны, процент как цена капитала выражает обратную иррациональность. Здесь товар, не имея потребительной стоимости, имеет двойную стоимость: один раз стоимость, а затем отличную от этой стоимости цену. Ибо капитал есть прежде всего не что иное, как денежная сумма или определенное количество товара, равное определенной денежной сумме. Если товар дается взаймы как капитал, то он есть только замаскированная форма денежной суммы. Ибо то, что дается взаймы как капитал, есть не столько-то фунтов хлопка, а столько-то денег, стоимость которых существует в хлопке. Поэтому и цена капитала относится к нему только как к бытию денежной суммы, т. е. такой суммы стоимости, которая представлена в деньгах и существует в форме меновой стоимости. Как может сумма стоимости иметь какую-либо цену кроме той цены, которая выражена в ее собственной денежной форме? Ведь цена есть стоимость товара в отличие от его потребительной стоимости. Цена как нечто отличное от его стоимости, цена как стоимость денежной суммы (ибо цена есть только выражение стоимости в деньгах) есть, следовательно, contra- dictio in terminis *.

Эту иррациональность выражения — (иррациональность самого предмета происходит оттого, что в проценте капитал выступает как предпосылка отдельно от своего собственного процесса, в котором он становится капиталом, т. е.самовозрастающей стоимостью, и что, с другой стороны, приносящий ренту капитал приносит ренту только как земледельческий капитал, только как капитал в особой сфере, т. е. приносящий ренту капитал выступает в такой форме, которая переносится с него на тот элемент, который отличает его от промышленного капитала вообще), — эту иррациональность настолько чувствует вульгарный экономист, что он фальсифицирует оба выражения, чтобы сделать их рациональными. Он утверждает, что процент уплачивается за капитал, поскольку последний есть потребительная стоимость, и говорит поэтому о той полезности* которую имеют для воспроизводства продукты или средства производства как таковые, о той полезности, которую капитал имеет вещественно как элемент процесса труда.

Но ведь полезность капитала, его потребительная стоимость уже имеется налицо в его форме товара, и без этой полезности он не был бы товаром и не имел бы стоимости. В форме денег капитал есть выражение стоимости товаров и [932] может быть превращен в товары соответственно собственной стоимости последних. Но если я превращаю деньги в машину, в хлопок и т. д., то я превращаю их в потребительные стоимости той же самой стоимости. Превращение касается только формы стоимости. В форме денег капитал имеет ту потребительную стоимость, что он может превращаться в форму любого товара* но товара такой же стоимости. В результате этого изменения формы стоимость денег так же не изменяется, как не изменяется стоимость товара, когда он превращается в деньги. Потребительная стоимость тех товаров, в которые я могу превратить деньги, не дает деньгам сверх их стоимости никакой отличной от этой стоимости цены. Но если я заранее предполагаю указанное превращение и говорю, что цена уплачивается за потре-бительную стоимость товаров, то потребительная стоимость товаров вообще не оплачивается или оплачивается только в той мере, в какой оплачивается их меновая стоимость. То, как ис-пользуется потребительная стоимость покупаемого товара* входит ли она в индивидуальное или в производственное потребление, абсолютно ничего не изменяет в его меновой стоимости. От этого меняется только то, кто его покупает: промышленный капиталист или непосредственный потребитель. Поэтому производительная полезность товара может объяснить то, что ои вообще имеет меновую стоимость, ибо, чтобы содержащийся в товарах труд оплачивался, они должны иметь потребительную стоимость,— в противном случае они не товары, каковыми они являются только как единство потребительной стоимости и меновой стоимости. Но эта потребительная стоимость отнюдь не может объяснить то, что товар как меновая стоимость или как цена имеет еще другую, отличную от этой цены цену.

Мы видим, что вульгарный экономист хочет здесь отделаться от трудности посредством попытки превратить капитал>т. е. деньги или товар, поскольку они имеют специфическую* отличающуюся от них как денег или товара определенность* в простой товар, т. е. что он отвлекается как раз от того специфического различия, которое подлежит объяснению. Он пе хочет сказать* что в капитале содержится это средство экепЛуа- тации прибавочного труда и что именно поэтому капитал оказывается большей стоимостью, чем его стоимость. Он говорит вместо этого: капитал потому имеет больше стоимости, чем его стоимость, что он есть обыкновенный товар, как всякий другой, т. е. потому, что он имеет потребительную стоимость. Здесь капитал отождествляется с товаром, между тем как нужно объяснить именно то, каким образом товар может выступать в качестве капитала.

Относительно земли вульгарный экономист поступает наоборот, если только он, как попугай, не повторяет физиократов. Там, при трактовке процента, .он превращает капитал в товар, чтобы объяснить различие между капиталом и товаром и превращение товара в капитал. Здесь он превращает землю в капитал, потому что капиталистическое отношение само по себе легче укладывается в его представления, чем цена земли. Ренту можно мыслить как процент с капитала. Например, если рента составляет 20, а процентная ставка равна 5, то можно сказать, что эти 20 являются процентом с 400 единиц капитала. И действительно, земля продается тогда за 400, что является просто продажей ренты на 20 лет. Эта уплата антиципированной двадцатилетней ренты является тогда ценой земли. Тем самым земля превращается в капитал. Ежегодные 20 стоимостных единиц становятся уже только 5 процентами с капитала, который за нее заплачен. И таким путем формула «земля — рента» превращается в формулу «капитал — процент», что в свою очередь претворяется фантастическим образом в плату за потребительную стоимость товаров, т. е. в отношение «потребительная стоимость — меновая стоимость».

Более способные к анализу среди вульгарных экономистов понимают, что цена земли есть не что иное, как выражение для капитализации ренты, что фактически это — покупная цена ренты на ряд лет, который определяется соответственно существующей в данное время процентной ставке. Они понимают, что эта капитализация ренты имеет ренту своей предпосылкой, что рента, следовательно, не может, наоборот, объясняться своей собственной капитализацией. Поэтому они отрицают самоё ренту, объявляя ее процентом на вложенный в землю капитал, что не мешает им признавать, что и та земля, в которую не вложено никакого капитала, приносит ренту, а также что одинаковые количества капитала на землях различного плодородия приносят различную ренту, или что неодинаковые количества капитала на землях неодинакового плодородия приносят оди+ паковую, ренту. Точно так же их тезис о ренте как о проценте на вложенный в землю капитал не мешает им признавать и то* что вложенный в землю капитал, — если им действительно должна объясняться уплачиваемая за землю рента, — приносит, быть может, в пять раз большие «проценты», т. е. в пять раз большую ренту, чем тот процент, который приносится равновеликим капиталом, вложенным в промышленность в форме основного капитала.

Мы видим, что здесь трудность каждый раз устраняют тем, что от нее отвлекаются и, напротив, подлежащее объяснению специфическое различие подменяют каким-нибудь таким отно-шением, которое выражает нечто противоположное этому раз-личию и, следовательно, во всяком случае не выражает того* что подлежит объяснению. [932]

<< | >>
Источник: КАРЛ МАРКС. КАПИТАЛ. КРИТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ. ТОМ ПЕРВЫЙ КНИГА 1: ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА КАПИТАЛА. Печатается по: Маркс К. Капитал. Критика политической экономии.Том первый, книга 1: процесс производства капитала. М., Политиздат, 1983. 1983

Еще по теме |5) СУЩЕСТВЕННОЕ РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ КЛАССИЧЕСКОЙ И ВУЛЬГАРНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИЕЙ.ПРОЦЕНТ И РЕНТА КАК КОНСТИТУИРУЮЩИЕ ЭЛЕМЕНТЫ РЫНОЧНОЙ ЦЕНЫ ТОВАРА. ПОПЫТКИ ВУЛЬГАРНЫХ ЭКОНОМИСТОВ ПРИДАТЬ РАЦИОНАЛЬНУЮ ВИДИМОСТЬ ИРРАЦИОНАЛЬНЫМ ФОРМАМ ПРОЦЕНТА И РЕНТЫ]:

- Антимонопольное право - Бюджетна система України - Бюджетная система РФ - ВЭД РФ - Господарче право України - Государственное регулирование экономики России - Державне регулювання економіки в Україні - ЗЕД України - Инвестиции - Инновации - Инфляция - Информатика для экономистов - История экономики - История экономических учений - Коммерческая деятельность предприятия - Контроль и ревизия в России - Контроль і ревізія в Україні - Логистика - Макроэкономика - Математические методы в экономике - Международная экономика - Микроэкономика - Мировая экономика - Муніципальне та державне управління в Україні - Налоги и налогообложение - Организация производства - Основы экономики - Отраслевая экономика - Политическая экономия - Региональная экономика России - Стандартизация и управление качеством продукции - Страховая деятельность - Теория управления экономическими системами - Товароведение - Управление инновациями - Философия экономики - Ценообразование - Эконометрика - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика отрасли - Экономика предприятий - Экономика природопользования - Экономика регионов - Экономика труда - Экономическая география - Экономическая история - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ -