§ 4. И. Сталин: апология тоталитаризма в марксистском облачении

История политической экономии, всей экономической науки в Со ветском Союзе, начиная с середины 20-х гг., не может быть понята ¦без того огромного влияния, которое оказала на экономическую мысль практическая и теоретическая деятельность И.

Изданный же два года спустя сборник «К вопросам ленинизма» оценивался самим Сталиным как «единый и целостный труд по вон росам ленинизма»[184]. Позднее наиболее общие вопросы теории и мето да марксизма были сформулированы в работе «О диалектическом и историческом материализме» (1938), а совершенным «энциклопедическим» воплощением сталинизма стал «Краткий курс истории ВКП(б)

1938. .

Что же касается собственно экономических идей, то специально» отражение они нашли лишь в отдельных выступлениях Сталина, про жде всего в докладе «К вопросам аграрной политики в СССР» (1929) Поэтому цельное представление об экономических взглядах Сталина и их эволюции можно составить в результате анализа всей совокупно сти его работ.

Сталйн подразделял руководителей пролетарского движения ни вождей-практиков (Лассаль, Бланки, например), которые, по его словам, были слабыми в теории, и вождей-теоретиков, которые были слабыми в практической работе (Плеханов, Каутский).

1939. , например, был даже выделен особый раздел, потященттый во просам теории.

Практика и теория. В распоряжении Сталина теория являлась средством обоснования и оправдания совершавшихся под его явным или скрытым руководством практических действий в политике, экономике, других областях социальной действительности. Нередко теоретическое освещение получали даже совсем мелкие или случайные явлении, «фактики», которые вообще не нуждались ни в какой теории. Но

• любовь к теории оправдывала цели, ставившиеся им в борьбе со ¦ими политическими противниками. В сущности Сталин превратил рию в узко naf ^йную, одностороннюю идеологию, которой он лов- иользовался в с ,оей практической деятельности.

Сталиным неоднократно подчеркивалась важность теории, ее на- ічение как средства не только объяснения, но и изменения мира, ллаясь на высказывание Ленина, согласно которому без револю- піной теории не может быть и революционного движения, он писал

• ом, что ошибочно приписывать ленинизму примат практики перед н орией. Наоборот, программа практических действий должна основываться на выводах теории марксизма, которая в свою очередь проверяется практическим опытом. Но рассматриваемой взаимосвязи Сталии придал форму «единства теории и практики», что позволяло в слу-. чае необходимости по собственному субъективному выбору прямо подводить практические отношения под теоретические положения или, Наоборот, теорию непосредственно переносить на решение практических вопросов.
  Этот способ широко применялся им, особенно в полемике с оппонентами.

Хотя на словах Сталин был за развитие теории на основе опыта, выступал против превращения марксизма в мертвые формулы и против принятия практических решений, исходя из цитат Маркса, Энгельса, Ленина, фактически сам он широко прибегал к такому приему. И его работах, за редким исключением, отсутствуют ссылки на «Капитал» Маркса. Зато особенно часто в 20-х гг. он обильно цитировал Ленина, рассматривая себя, судя по всему, как наследника и истинного истолкователя ленинской теории. На этом этапе именно под знаменем ленинизма ему удалось организационно и идейно перехитрить своих политических противников, формировать все более растущие ряды собственных сторонников внутри партии и за ее пределами.

Метод постоянных ссылок на высказывания Ленина позволял Сталину, с одной стороны, представлять себя в качестве подлинного последователя дела Ленина, с другой стороны, обвинять оппозицию в различных «уклонах» от ленинизма в вопросах теории и практики. Стремясь во что бы то ни стало дискредитировать своих политических противников (Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Радека и др.), он любил напомнить об их расхождениях в прошлом с Лениным и таким образом убеждать других в том, что и в новых условиях именем Ленина они лишь прикрывают действительный отход от ленинизма. Бухарина, например, сославшись на завещание Ленина, он назвал «теоретиком без диалектики».

Было бы, однако, неточно утверждать, что Сталин всегда искажал взгляды Ленина или предвзято подгонял к обоснованию своих позиций цитаты из ленинских работ. В некоторых существенных пунктах он теоретически следовал за Лениным, хотя практически чем дальше, тем больше отходил от него.

С течением времени, опираясь на усиление реальной личной власти в партии и государстве, Сталину удалось утвердить себя в качестве вождя, умело соединяющего теорию и практику. При этом, с одной стороны, он проявлялся как ортодоксальный последователь Ленина, с другой — трактовал марксистскую теорию как руководство к практическому действию, требовал того, чтобы теория опережала прак-

і НЧСЕК1

tw ккіидії, творческого развития теории.

Сталин, хотя на словах и выступал против «созерцательного ме* Я года» и «метода цитат», фактически превратил теорию революций Я марксизма в заранее предпосланную реальной действительности схе- ™ му, в главный критерий истинности практических решений, всех дей ствий, связанных с осуществлением новой политической власти и прак тикой преобразования социально-экономических отношений. Все фак ты и события оценивались именно по этому критерию. Реально їм практика и ее действительные результаты, а сама теория служила крп тернем истины и главным средством доказательства и опровержении аргументации оппонентов.

Поскольку в выступлениях Сталина ссылки на авторитет Ленина марксистскую теорию вообще дополнялись односторонней оценкой опыта, фактических явлений как реальных оснований угодных ему выводов, то его метод доказательства следует назвать ехоластически-со* фистическим. Марксистский диалектический метод был превращен в убогую схему, в которой надлежало сообразовываться действительности и которая была удобна для обоснования тех или иных субъектп ных представлений. На практике и в теории это нашло свое вырам ние, в частности, в методе борьбы «на два фронта» (левых и праві различных уклонов и т. д.), позволявшем находить золотую сере. ну, отвечавшую интересам самого Сталина.

В сущности, для выступлений Сталина характерны не строгие дlt;+ казательства, а умелый метод убеждения, воздействия на мысли еду шателей и читателей с использованием всех возможных средств, вклю чая прямой обман, запугивание, завесу официальной секретности. Эти му благоприятствовали свойственная ему риторическая форма издlt;gt; жения, многократное повторение одного и того же. Он любил аналм у расчленение вопроса на детали, пункты и т. п. Но Сталин был далек от синтеза, от того, чтобы соединить ранее расчлененное. Поэтому у него, строго говоря, не было теоретической системы, конкретной теп рии. Решающее значение имел абстрактный принцип.

Особенно следует отметить абсолютное преобладание в его раб» тах ненаучных приемов полемики, подмены одних понятий другими, подчинение теории узкопартийной идеологии. В одном из выступлений Сталин, между прочим, отметил, что политика «не исключает и неко торого лукавства»[185]. Лукавство было характерно и для его теоретических идей. На первых этапах, лицемеря, он все'же находил для этого основания, прежде всего в высказываниях Ленина. Но чем дальше тем больше он превращался в оракула, изрекающего абсолютные истины и «божественные» откровения для народа.

Интерпретация марксистской теории Сталиным в форме «ленинизма» с течением времени приобрела исключительный характер, оста вив неизгладимый след на всей последующей истории марксизма, включая его экономическое учение. Было бы слишком упрощенно, одно сто-;

nine рассматривать сталинские идеи просто как искажении подлип- их нагл я до и Маркса, Энгельса, Ленина или только как применение ірксистекоіі теории к специфическим условиям России того времени. ’• ч'лнды Сталина, начиная с середины 20-х гг., можно оценивать note юно тому, как им самим характеризовался тогда ленинизм. Теория марксизма в том виде, в каком она изложена прежде всего в работах «¦талина «Об осне к ленинизма», «К вопросам ленинизма», «О диа- ¦ ктическом и историческом материализме», дает возможность в наи- лее общей форме представить и собственно сталинские теоретичес- с положения, а также связанные с ними практические решения и

ПСТВИЯ.

Сталин стремился к тому, чтобы свои идеи, так же как и лени- нііім, изображать в качестве отражения опыта рабочего движения іієех стран и поэтому имеющие интернациональный характер. В пер- н\ю очередь это относилось к теории пролетарской революции в условиях империализма. Именно теория пролетарской революции, включающая в себя теорию социалистического преобразования экономики, (оставляет главное в сталинизме, если его рассматривать как более н 'їв менее целостное построение. Наиболее общей ее предпосылкой являются вывод Маркса об исторически преходящем характере капиталистического способа производства и вывод Ленина о возможности и эпоху империализма первоначальной победы социалистической ре- 1 я'.ионии в одной, отдельно взятой стране, о перерастании буржуазно- я» мократической революции в социалистическую. С этой точки зрения существует несомненная исторически преемственная связь между учением Маркса, Ленина и сталинской теорией.

Отмеченные выводы дали в распоряжение Сталина фундаментальную теоретическую идею, которой он непреклонно, последовательно, со всей решительностью и безусловной непримиримостью руководствовался в своей деятельности, сокрушая противников как в сфере теории, так и в практических отношениях. В сущности, Сталин непосредственно превратил абстрактно-теоретическое (вывод о социализме и социалистической революции) в конкретно-историческое, т. е. в вопрос о построении социализма в условиях России 20—30-х гг. Теория Марк- са и Ленина тем самым приобрела качественно иной характер. С этой стороны ее не следует рассматривать просто как заимствованную у предшественников.

Сосредоточив внимание на практической возможности победы социализма в Советском Союзе, Сталин сумел не только разгромить всех своих политических и идейных противников, но и за каких-нибудь lt;)—7 лет построить «реальный» социализм, закрепив его «полную победу» в Конституции 1936 г. Таким образом, им доказывалась и несостоятельность воззрений оппозиционеров, которые все, по определению Сталина, страдали неверием в возможность осуществления социализма в условиях того времени.

Этот исторический факт внешне свидетельствовал о творческом развитии и применении марксистской теории революции. Но по своему крытому объективному содержанию и значимости он находился в глу- ч жом противоречии не только с учением Маркса, но и подлинным чыслом ленинских высказываний, связанных с вопросом о возможно- !И построения социализма в России. Как известно, Ленин, в отличие о г Плеханова, Каутского и их сторонников, стоял за социалистическую революцию, несмотря на относительную экономическую и культурную- отсталость России. Теоретически он оказался дальше от Маркса, чем Плеханов или Каутский. Но Ленин связывал социалистическую рево- - ..xpv-AWAUM государственной власти о руки ра

бочсго класса и ее использованием для такого повышенна культурно го и экономического уровня общества, которое необходимо для пост роения социализма. Что касается Сталина, то ои провозгласил победу социализма, не дождавшись соответствующих материально-технических, экономических, культурных, межнациональных предпосылок. Новая государственная власть была использована им для решения сверхреволюционных задач, для насильственной ломки исторически сложившихся отношений собственности и форм хозяйства.

Фактически Сталиным отдавалось, как правило, предпочтение теоретическому подходу перед практическим, прагматическим. Это не могло не вести к фетишизации и догматизации теории. Касаясь, например, программы Коминтерна, он настаивал на том, чтобы о коммунизме (его можно было рассматривать лишь теоретически) писалось вначале. «Программа должна вести от неизвестного к известному, от менее известного к более известному»38. Подобный метод открывал простор для субъективизма, для превращения теоретического анализа в самоцель, в утопию. Применение такого принципа на практике неизбежно порождало если не немедленные, то отдаленные разрушительные последствия.

Представляя теорию марксизма и собственное учение в качестве обобщения опыта рабочего движения всех стран, Сталин в то же время полностью игнорировал опыт всей мировой социал-демократии. Используя резкую и бескомпромиссную критику Лениным «оппортунизма», Сталин довел ее до логического, абсурдного конца, полностью противопоставил марксистскую теорию, а также практику революционных преобразований в России, равно как и политическую стратегию РКП (б), всему остальному миру, зачислив социалистов Запада в «социал-фашистов», злейших врагов рабочего класса.

Если субъективно сталинизм выступал в качестве идеологии ра бочего движения всех стран, то по своему объективному содержании1 он возвел в ранг всеобщей теории, закономерностей развития всем человечества практику насильственной ломки общественных отношений, которая осуществлялась под руководством самого Сталина ка г единоличного лидера партии и государства. Марксизм, возникший - качестве теории «естественно-исторического» (Маркс) процесса, превратился под влиянием Сталина в противоестественную практику а теорию ломки исторически сложившейся за многие столетия общест венной системы. Этот характер сталинизма теперь подтверждается полным крахом сталинской модели социализма в советском обществ) и в странах Восточной Европы. Кризис «реального» социализма и теории марксизма в наше время надлежит рассматривать не только и но столько в качестве результата политики соответствующих партий и государств за последние десятилетия, но и как выражение отдаленных последствий тех действий, которые совершались при жизни Сталина, Сообразно этому надлежит оценивать и историческое место и роль сталинских экономических взглядов. В целом сталинизм представляет собой завершенное выражение вульгаризации, и разложения марксистской теории.

Политика и экономика. Так как сталинские идеи непосредственно переплетались с его отношением к решению практических вопросов на высших уровнях партийной и государственных структур, то они в строго научном смысле не относятся к непосредственному предмету полит--

              , .. v«»«v.nniMiu іиигпісміїо экономических законов фуПКЦИО-

пропання ti р пашіти н процічччш общественного производства и noc- роизводства. Их следует рассматривать как теоретическое обоснована экономической политики Советского государства 20—30-х гг., хо- я субъективно в своих существенных моментах они выдавались за геобщие закономерности становления социалистической экономики. 'Іменно в этой, области Сталин далеко ушел от Маркса и Ленина, при- ал их взгл) )м такую форму, которая равнозначна вульгаризации іеііия основоположников марксизма о соотношении экономики и політики. Можно сказать, что его стараниями политика, политические зношення на практике и в теории превратились в определяющий факір экономического развития, в демиурга и командную силу эконо- 11ки, тогда как марксизм придерживался противоположного принци- I, хотя и не отрицал активную экономическую роль политической ідстройки, особенно государства.

Считая главным в ленинизме вопрос о диктатуре пролетариата, алии искусно использовал в своих интересах соответствующие вымазывания Ленина и фактически превратил государственную диктатурі из средства в самоцель. На практике ои свел диктатуру пролетариата как класса, осуществляемую через Советы, к диктатуре партии, шчнее ее ЦК, а в конечном счете — Д собственной личной диктатуре ьчк генсека. Этот реальный процесс Сталин прикрывал фразами о руководящей роли партии. «Диктатуре пролетариата не противоречит не юлько руководство («диктатура») партии, но и руководство («дик- ытура») вождей»[186]. Но все дело в том, каким образом это руковод- 1 то осуществляется.

Уже к концу 1923 г. Сталину удалось полностью овладеть партийным аппаратом, а затем он все больше превращал его в орган, реально осуществляющий власть в государстве. Теоретически это обосно- цывалось тем, что при диктатуре пролетариата одна партия руководит государством, которое она использует для подавления эксплуататоров, поддержания союза с крестьянством и для победы социализма. К указанному времени ему удалось одержать победу в дискуссии о внутрипартийной демократии, установления и расширения которой добивались Троцкий и другие.

В этой борьбе Сталин имел в своем распоряжении такую мощную опору, как принятые X съездом РКП (б) по предложению Ленина резолюции о единстве партии и анархо-синдикализме. Требования демократии были истолкованы им как организация группировок, равнозначных фракциям, и подрыв единства партии. Он видел в них также угрозу превращения партии «в дискуссионный клуб вечно болтающих о ничего не решающих»[187]. Поскольку в условиях нэпа усиливалась классовая, имущественная дифференциация общества, это дало основания и повод для того, чтобы, преградив доступ в партию непролетарским элементам, стремиться к «максимуму однородности» ее состава. Все это вместе взятое, наряду с множеством других объектив- зых и субъективных обстоятельств (в том числе болезнь Ленина), благоприятствовало превращению партаппарата в орудие личной вла- ти Сталина. Но тогда он не распространил еще свою власть на гос- шпарат, в котором видное место занимали неугодные ему люди.

Прикрываясь лозунгом укрепления руководящей роли партии в системе диктатуры пролетариата, он поставил и осуществил задачу

...__              J              J іт-|іл\діпіgt; 1-І СОфМСПМНЧ'КИ доказывать, что госап

парат оказывает постоянное да идеи не на партию. «Да идеи не этого громоздкого аппарата, — говорил Сталин в середине января 1924 г., на наших партийных работников не всегда заметно и не всегда был в глаза, но оно ни на одну секунду не прекращается»[188]. Зато были очень заметны его действия, направленные па дискредитацию своих противников, занятых в госаппарате, и назначение в этот аппарат угодных ему лиц. В этих целях широко использовался и такой простої] прием, как увеличение числа членов партии в различных органах гос- власти и управления. Партия, фактически Сталин и преданный ему партаппарат, уже в 1923 г. стала усиленно «снабжать» кадрами органы, занятые хозяйственной деятельностью (Наркомфин, ВСНХ, торге вые и кредитные учреждения). Вместе с тем развертывался процесс превращения в «рычаги» и «приводы» профсоюзов, Советов, коопера ции, комсомола, женских организаций и т. д. В конце концов сформи ровалась всеохватывающая, никакими законами не ограниченная, дер жащаяся на страхе, принуждении и поддержке люмпенизированных масс внутри партии и за ее пределами тотальная система власти партаппарата «во главе с товарищем Сталиным».

Органы госвласти и управления полностью утратили' самостоятельность. На словах партия, а на деле ее бюрократизированный аппарат узурпировали их функции. Как обычно, факты действительности получали софистическое, но зато всем доступное «мудрое» объясне; ние: «Политбюро, — утверждал Сталин, — есть высший орган не государства, а партии, партия же есть высшая руководящая сила государства»[189]. Возможно ли, однако, «руководство» государством без осуществления государственной власти? Ответа на такого рода вопрос, конечно, не давалось.

Сталинской политикой было упразднено разграничение функций между партийными, хозяйственными, профсоюзными органами. Экономика, таким образом, оказалась под давлением партийно-государственной политики, которая формировалась без влияния какой-либо оппозиции, общественного мнения, ученых, специалистов народного хозяйства. Необходимым элементом функционирования этой политической1 системы стали обман и насилие, для применения которого требовалось беспрестанное обнаружение «врагов рабочего класса». Исторические судьбы советской экономики стали в решающей степени зависеть от произвольной по содержанию и деспотической но форме политики. Появилась и подходящая теория. Как обычно, помогли и ссылки на высказывания Ленина, связанные с классовой борьбой и ее продолжением в новых формах при диктатуре пролетариата (по формуле «кто— кого»).

«Марксистско-ленинская теория борьбы классов тем... и хороша, — писал Сталин, — что она облегчает мобилизацию рабочего класса против врагов диктатуры пролетариата»[190]. Эта «мобилизация» стала постоянным фактором политической и экономической жизни страны. Ее действия усиливались под влиянием сталинской теории и искусственно созданной практики обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Борьба эта, согласно Сталину, охватывала отношения между государством и крестьянством в делом,, между пролетариатом и кулачеством, между бедняками и кулаками.

IUM самым ОЫЖ) ІІП              'ІЄНО теоретическое ОСНОВИ НПО для решения

практических попросим              і омической политики. 1 Іолитическгп'і под

ход, ссылки на классовые интересы, необходимость построения бесклассового общества приобрели безусловный характер и самодовлеющее значение. Даже рост производительности общественного труда (в чем Рыков, например, видел главную задачу первой пятилетки) был, по мнению Ст йна, оправдан лишь в том случае, если он даёт перенес социалистическому сектору. Аналогично этому он проводил принципиальное различие между закупками зерна, необходимого государству, у отдельных крестьян и у колхозов, хотя с точки зрения удовлетворения соответствующих потребностей это не-имело экономического значения, важны были объемы закупок, цены, качество зерна и т. п. Соответственно абстрактной теоретической идее построения социализма определялись и практические «успехи», невзирая на то, какими средствами и какой ценой они достигались и в какой мере сопровождались действительным прогрессом общественного производства, улучшением условий жизни и труда многомиллионных масс людей.

Теория обострения классовой борьбы облегчила Сталину подведение своих политических соперников и инакомыслящих под выразителей интересов враждебных классов, одни обвинялись в переоценке, другие — в недооценке тех или иных классов. Она оправдывала и массовые, постоянно не. стихавшие репрессии. Растущее «сопротивление» враждебных сил и репрессии расчистили путь для насильственной перестройки всей экономики. Под давлением политики «мобилизации рабочего класса против врагов пролетариата» происходила и ломка исторически сложившихся форм хозяйства. Наиболее общее выражение это нашло в сталинской ревизии и упразднении нэпа.

Обоснование «великого перелома» в экономической политике. Воздействие сталинской политики на экономику с течением времени усиливалось благодаря расширению сферы и применению новых методов государственного вмешательства в процессы общественного воспроизводства. Вместе с тем совершался быстрый отход от нэпа. Ленин связывал с нэпом переход от революционного пути ломки старых форм хозяйства к «реформистскому пути» их преобразования. Под руководством же Сталина путь реформ превратился в свою противоположность, в сверхреволюционную ломку существовавших экономических отношений и форм. В этом заключается общее выражение совершенного им крутого перелома в содержании экономической политики и методах ее осуществления. Сравнительный анализ статьи Сталина -Год великого перелома» (ноябрь 1929), и статьи Ленина «О значении юлота теперь и после полной победы социализма» (ноябрь 1921) указывает на это различие, пожалуй, с наибольшей выразительностью.

Поскольку отмеченное принципиальное различие прослеживается н по другим их работам, Сталину было намного труднее оправдывать спой отход от нэпа ссылками на авторитет Ленина. Прямо его удовлетворяли лишь ленинское высказывание о том, что нэп обеспечивает возможность постройки фундамента социалистической экономики, если пролетариат и партия наберут достаточно «культурных сил», а также лозунг Ленина «из России нэповской будет Россия социалистическая».' Судя по работам Сталина, он с самого начала (1921) по-своему понимал нэп, поскольку не оттенял его характер как «отступления», переход к методу реформ, политике оживления частного производства и капитала. Уже в 1924 г. он стал изображать нэп прежде всего как политику подготовки условий «к разложению непролетарских элементов», ограничения частной торговли, хотя и говорил о вытеснении

.....              -тшіиШІЧССКІШИ»,              ц/гидші

ступил пород госудпротном И кооперацией задачу — взять о омой ки «осиоипыо нити снабжении» деревни и города н на практике до вален того, чтобы само государство стало поставщиком 'товаров / крестьян, а крестьяне — поставщиками хлеба для государства (в д - он видел «новую форму товарооборота»). Когда же Бухарин сов- . шеино справедливо заметил, что тем самым нарушаются «все правила нэпа», Сталин упрекнул его в непонимании «двусторонности» этой политики.

В 1926 г. Сталин стал вести речь уже о «новом периоде» нэпа необходимости перехода к «прямой индустриализации» и перенесен; центра тяжести с сельского хозяйства на ускорение темпов развит - промышленности. Окончательный перелом наступил после того, как 1928 г. разразился кризис хлебозаготовок, который характеризовал- им как «первое, в условиях нэпа, серьезное выступление капиталист ческих элементов деревни против Советской власти»[191]. При этом, и мало не смущаясь, Сталин заявлял, что в связи с применением чр вычайных, принудительных методов «заготовок» хлеба помышлять ‘ отмене нэпа могут лишь враги, так как сам нэп означает усилен1 борьбы с капиталистическими элементами, кулачеством прежде всег-

Наконец, в 1929 г. нэп был «отброшен к черту», Сталин объяв-; решительное «наступление социализма по всему фронту» и переход lt; политики ограничения кулачества к новой политике ликвидации куст- чества как класса (отменялись вместе с тем законы об аренде зем г. и о наемном труде), которая практически развилась в процесс ликст дации крестьянства вообще как основного класса общества того врг мени. Свершилась сталинская «революция сверху при поддержке енп зу». Но ведь еще в феврале 1928 г. Сталин лицемерно уверял, что нэк останется основой политики «на длительный исторический период», а разговоры об отмене нэпа в связи с чрезвычайными мерами называл «контрреволюционной болтовней»[192].

В действительности теория и практика развертывания классовой борьбы, переход от «отступления» к решительному наступлению социализма привели к реставрации отнюдь не капитализма, чем Сталг постоянно запугивал всех, а к реставрации некоего подобия «воєнної коммунизма», но уже в новой, более всеобъемлющей и более жизн способной форме. Прямое государственное производство и распредели ние продуктов, дополненное огосударствленной кооперацией, замени.! собой, как это было характерно для «военного коммунизма» 1918— 1920 гг., рынок, действительную торговлю и их регулирующее воздействие на процессы общественного воспроизводства. Государство преС вратилось в единую фабрику, точнее грандиозный распределитель, рек ко ослабивший зависимость материального положения производится (госпредприятий, кооперативов, отдельных людей) от реальных резул татов труда. Была создана политическая и экономическая систем приведшая в конце концов советское общество к катастрофическо кризису. Примечательно, что Сталин называл «военный коммунизм» 1918—1920 гг. политикой, «навязанной военной обстановкой и интервенцией», и потому, в отличие от нэпа, не характеризовал ее как эко*. номически неизбежную фазу революции[193]. Но и реставрированный Сталиным «военный коммунизм» столь же не является закономерной, естественно-исторической фазой развития всех стран.

«uoemiun коммунизм» 19 gt;              1920 гг., согласно Ленину, осмопы-

лся не только ни поенном .лионке, но н па оказавшейся затем (под влиянием опыта продразверстки и т. д.) ложной теоретической предпосылке возможности непосредственного перехода к государственному производству и распределению основной части продуктов промышленности '^сельского хозяйства. Сталинский «коммунизм» (социализм) был по дти своей «военным», поскольку держался на силе государственного (включая вооруженное) принуждения собственного наївша, а его идеологической основой была теория обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму.

Само провозглашение победы социализма в основном в середине НО х гг. связывалось с ликвидацией частной собственности и утверждением безраздельного господства собственности «общественной» независимо от реально достигнутой ступени развития производительных • и і, культуры, объема и структуры национального богатства, условий і руда и жизни населения. Необходимым и главенствующим элементом lt; lt;щиадиетической экономики стало государство, основная задача которого, по определению Сталина, заключалась в организации народного хозяйства.

К теоретическому обоснованию социалистического характера советского общества середины 30-х гг. был приспособлен и исторический ^ материализм. Понятие производственных отношений предельно упрос- Н тплось и свелось к поверхностным проявлениям, к простому утвержде- ¦ пню, что состояние производственных отношений отвечает на вопрос, в Щ чьем владении и распоряжении находятся средства производства. Поскольку совершилась замена частной собственности общественной, то можно было смело вести речь о революции в производственных отношениях и об их приведении в соответствие с производительными силами. «Примером полного соответствия производственных отношений ха- fc рлктеру производительных сил, — писал Сталин в 1938 г., — является В социалистическое народное хозяйство в СССР, где общественная соб- Щ етиенность на средства производства находится в полном соответствии ” е. общественным характером процесса производства»[194]. Что и требовалось доказать! Теория была приведена в согласие с практикой.

Сталинские представления о социализме как о строе народного хозяйства, основанном на общественной собственности на средства производства и особой роли государства как «организатора» всей экономики, глубоко укоренились и широко используются в идеологической и политической борьбе против радикального реформирования современного нашего общества.

[Идея создания «независимой экономической единицы». Существенная черта сталинской политики — попытка превратить страну в обстановке «капиталистического окружения» в «независимую экономическую единицу». Обосновывалось это необходимостью избежать превращения страны «в придаток мировой капиталистической системы». Развитие всей мировой экономики рассматривалось с точки зрения теории социалистической революции и классовой борьбы в международном масштабе. Октябрьская революция оценивалась, с одной стороны, как звено мирового революционного процесса, с другой — как средство разжигания мировой революции.

Соответственно этому Сталин различал «полную» победу социализма, возможную в отдельной стране, и «окончательную» победу социализма, которая предполагает гарантии от реставрации капитализ-

                „j.jmia              прилил.              ІДІМО построение СОЦИІІДИ

стической экономики в million стране должно было служить делу мп роион пролетарской революции. Па случай победы социалистических революций в Западной Европе Сталин предлагал даже создать для них особый продовольственный фонд с тем, чтобы не допустить там продовольственного кризиса вследствие прекращения поставок хлеба из Америки[195],

В первый год нэпа он еще стоял за развитие внешнеэкономических связей с остальным миром, считая, что эта политика превращает народное хозяйство из самодовлеющего «в хозяйство меновое, ведущее торговлю с внешним миром, т. е. зависимое от случайностей колебаний курса рубля»[196]. Сталин поддерживал развитие иностранных концессий, расширение обмена сырья на машины и оборудование, содействие развитию «денежного хозяйства» и повышению курса рубля в результате увеличения экспорта. Но уже тогда высказывал опасения, что торговые миссии являются «лучшими разведчиками мировой буржуазии». Когда же в связи с кризисом хлебозаготовок Рыков предложил закупить хлеб в кредит в капиталистических странах, то Сталин отверг это предложение на том основании, что таким путем капиталисты хотят узнать наши финансовые возможности. По тем же принципам был дан отказ от благотворительной помощи из-за границы. Этим Сталин хотел «показать всем нашим врагам, что мы стоим крепко и не намерены поддаваться обещаниям о подачках»[197]. Что же касается дефицита хлеба, то вместо импорта Сталин предложил усилить нажим на кулаков.

Нэп создавал все же предпосылки для включения советской экономики во всемирное хозяйство (через посредство концессий, создание акционерных обществ с участием иностранного капитала, конвертируемость рубля и т. д.). С отказом от него наступил новый этап в практическом и теоретическом подходах к мировому хозяйству. Вместо политики поощрения восторжествовала политика жесткого государственного ограничения.

Курс на создание «независимой экономической единицы» не помешал Сталину воспользоваться условиями мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. для осуществления «крутого перелома», форсирования индустриализации. Кризис мировой экономики, сопровождавшийся массовой безработицей, резким падением производства и жизненного уровня трудящихся капиталистических стран, благоприятствовал также демонстрации преимуществ сталинских методов ускоренного развития индустрии, превращения общественной собственности на средства и продукты производства в господствующую форму во всех основных отраслях народного хозяйства.

Но выпадение Советского Союза из системы международного разделения труда и интернациональных производственных связей оказало пагубное влияние на развитие              советской              экономики              в              целом.              Обособление от всемирного хозяйства              было              вместе              с              тем              необходимым              усло

вием поддержания самого существования экономической системы СССР в том ее виде, в каком она сложилась в результате сталинской индустриализации и коллективизации.

Более широким теоретическим основанием для превращения СССР в общество, способное эффективно развивать свою экономику незави- __  .іч^пиіи мир її, служила идея формирования із бу-

II дуіцем мироиого социалистического хозяйства, материальные пред noil еылкн для которого создаются и результате присущей капитализму || тенденции интернационализации производства, на что в свое время обратил пн и мгз и не Ленин. Соответственно этому и образование Союза ССР р ассматривалось Сталиным как переходная форма «к высшему единству /удящихся всех стран» в едином мировом хозяйстве. gt;тот союз, по его определению, должен был стать шагом «к объединению трудящихся всего мира в Мировую Советскую Социалистическую республику»51.

С точки зрения образования мировой республики пролетариата надлежало решать и вопрос о праве наций на самоопределение вплоть та отделения. Поскольку национальный вопрос трактовался как часть ісории социалистической революции и как подчиненный интересам шктатуры пролетариата, то и решение об выделении из Союза должно, по мнению Сталина, ставиться в зависимости .от конкретных международных условий и от интересов социалистической революции. Коночные трагические по своему характеру практические результаты национальной политики, основанной на сталинской теории социалистической революции, ныне полностью обнаружили себя.

Таким образом, Сталин придал экономической мысли как части ¦кюрии социалистической революции и социализма предельно прими- мпшый, вульгарный характер, свел ее к простым принципам и схемам, па основании которых можно было, отвлекшись от сложности, бесконечного многообразия реальных явлений, заранее иметь готовые ответы на многие практические вопросы политики и экономики. Благодаря расщеплению конкретной системы общества на обособленные, односторонние отношения и отражению их в дидактической, ясной и понят- ! мой форме, «мудрости» сталинской «науки побеждать» с течением времени овладевали сознанием огромной массы людей. Решающее значение для широкого распространения и укоренения теории Сталина име- ; ло то, что она была неотделима от его безграничной власти в госу-

Ідарстве и официальной идеологии. Люди, вооруженные сталинскими идеями, могли с непреклонной, фанатичной верой и убежденностью отстаивать их, поучать других, указывая, как им надлежит жить, преобразовывать окружающий социальный и природный мир. Это была теория и практика, ведущие при длительном применении к разрушительным последствиям, в конце концов в исторический тупик.