§ 4. Концепция индустриализации в первом пятилетием плане и последствия ее искажения

Основные задания, которые вошли в пятилетний план, представленный в апреле 1929 г. на рассмотрение XVI конференции ВКП(б), а затем в мае на утверждение V съезда Советов СССР, хорошо изве-

J .

.rv,T..«,nrij«niiii. индустриализации рпоемптрішалась как ведун начало социалистического строительства н масштабах всей страны но всех сферах народного хозяйства. При опережающем роете гр мышленНоети наивысшие темпы предусматривались дли отраел группы «А», сюда направлялось 78% всех капиталовложений в п| ¦gt; мышленность. Валовая продукция крупной индустрии должна бы., увеличиться более чем в 2 раза, а в отраслях группы «А» — в ¦lt; с лишним раза. Подробное изложение программы развития всего па* родного хозяйства заняло три обширных тома, дважды изданных Госпланом в четырех книгах.

Первый пятилетний план в отличие от последующих базировался на принципах нэпа. Намечалось дальнейшее развертывание хозрасчета, доведение его до каждого предприятия (а не треста, как полагалось по закону 1927 г.). Составителям удалось добиться сбалансированности всех важнейших заданий между собой. При этом речь шла не только о взаимоувязке отраслей промышленного производства, но и о должной согласованности в развитии индустрии и сельского хозяйства. В рамках последнего при опоре на промышленность, призванную увеличить поставки тракторов, удобрений и другой продукции, предполагалось объединить в колхозах до 1/5 всех крестьянски хозяйств, значительно расширить посевы, поднять урожайность В свою очередь деревня, вставшая на путь социалистической реконструкции, стабильного подъема экономики, рассматривалась как равноправный партнер пролетарского города в строительстве новой жизни. Коллективными усилиями двух основных классов общества и предполагалось решить проблему накоплений для крупномасштабного строительства современной (по понятиям тех лет) индустрии.

Расходы предстояли грандиозные. Если в 1926—1927 гг. сооружались, как правило, небольшие фабрики и заводы (средней стоимостью менее 2 млн р.), то теперь начиналась полоса возведения большой группы гигантов машиностроения, металлургии, химии, каждый из которых требовал вложений не менее 100 млн р. Но при всей напряженности планов верх брала забота о реальности намеченных темпов, об обеспечении социальной программы пятилетки, предусматривавшей пропорциональное увеличение численности рабочих (в соответствии с потребностями народного хозяйства), рост их квалификации, зарплаты, улучшение условий труда, быта и т. д.

Первая пятилетка должна была «обеспечить значительный шаг вперед в деле превращения нашей страны из аграрно-индустриальной в индустриально-аграрную». Даже при небывалом увеличении вложений в производство средств производства предполагалось, что в 1932/33 г, легкая промышленность выпустит товаров несколько больше, чем тяжелая.

Важное достоинство плана заключалось и в том, что он давал четкое представление о ходе соревнования двух мировых систем и, следовательно, о задачах, которые надо было решать в борьбе за выживание на мировой арене. К началу пятилетки разрыв между уровнем индустриального производства СССР и Северной Америки был велик, он был даже несколько больше, чем до революции. «Если сопоставить наши показатели за 1927/28 год, — писали составители плана, — по национальному доходу и мощности капитала с Соединенными Штатами, чтобы дать представление о том, какое расстояние нас отделяет в настоящее время от передовых стран, то окажется, что мы отстаем от Соединенных Штатов на 50 лет». Более конкрет

не

mie представление о Достигнутых рубежах и перспектив а к соревновании давали подсчеты, с помощью которых выделялась группа «старых» отраслей промышленности {уголь, железо, хлопок и т. п.) и группа «новых», быстро поднимавшихся в XX в. В рамках первой группы СССР энергично догонял капиталистический мир, и* можно било надеяться па скорое выравнивание.

Проделанный таким образом анализ нацеливал на деловой подход к проблеме соревнования двух систем, помогал понять необходимость и важность ускорения советской индустриализации, содействуя одновременно выбору оптимальных путей решения ответственной задачи.

Тем не менее, обращаясь к итогам первой пятилетки, мы вынуждены говорить не только о достижениях, но и о1 крупных ошибках, провалах, искажениях.

До недавних пор миллионы советских людей убежденно считали, что первый пятилетний план был выполнен досрочно, за 4 года и 3 месяца. Так говорилось в официальных документах, в учебниках — с того дня, как в январе 1933 г. об этом заявил Сталин. Да и можно ли ныло сомневаться, если именно в те годы начал действовать Днепрогэс, вступали в строй Магнитка и Кузнецкий металлургический комбинат, множилось количество автомашин, выпущенных в Москве, Пижнем Новгороде, Ярославле, мы первыми в мире налаживали производство синтетического каучука... Лишь немногие имели в ту пору полное представление о подлинной картине происходящего в стране, о о горьких драмах и трагедиях. И еще меньше был круг высоких должностных лиц, получивших за подписью Сталина секретную телеграмму, текст который повторял постановление, принятое Политбюро ЦК ВКП(б) 1 февраля 1933 г.: «Воспретить всем ведомствам, республикам и областям до опубликования официального издания Госплана СССР об итогах выполнения первой пятилетки издание каких-либо других итоговых работ как сводных, так и отраслевых и районных с тем, что и после официального издания итогов пятилетки все работы по итогам могут издаваться лишь с разрешения Госплана. Обязать все ведомства представить в Госплан СССР все имеющиеся у них материалы и работы по итогам выполнения первой пятилетки...»

Почему не желали огласки Генеральный секретарь и заседавшие в тот день вместе с ним члены Политбюро Калинин, Куйбышев, Молотов, а также кандидат в члены Политбюро Микоян? Ныне покров таинственности снят, и мы не можем не поразиться мастерству Сталина выдавать желаемое за действительное.

В наихудшем положении оказались отрасли, работа которых пред-

              u»7o намеченного, шерстяных тканей

04, сахара-песка — 32%, Хуже того, м 1932 г. продукция этих отраслей по объему заметно уступала показателям кануна пятилетки. Про изошел серьезнейший спад, тяжело отразившийся на материальном положении народа.

Но при подведении итогов речь шла совсем о другом. Сталин уверял, будто в промышленности (а с этого он начал свой доклад) сделано больше, чем ожидалось, больше, «чем могли ожидать самые горячие головы в нашей партии». Далее последовало ставшее знаменитым противопоставление: у нас не было — у нас теперь есть... Прием логичный, убедительный, если, разумеется, сопоставление научно. По разве к началу пятилетки СССР совсем не имел черной металлургия или в стране «не было станкостроения»? А по производству электро энергии, угля, нефтяных продуктов «мы стояли на самом последнем месте»? Однако именно так утверждалось с самой высокой трибуны; потом множество раз, десятки лет переходило из книги в книгу, ИЗ учебника в учебник, от одного поколения к другому...

Столь же прочно утвердилась и другая догма; вывод докладчика о том, «что страна наша из аграрной стала индустриальной, ибо удель ный вес промышленной продукции в отношении сельскохозяйственной поднялся с 48% в начале пятилетки, (1928 г.) до 70% к концу четвертого года пятилетки (1932 г.)»16. Только в обстановке удушения гласности и процветания авторитарной власти можно было беззастенчиво утверждать подобное, начисто уходя от малейших упоминаний о тяжелом голоде в деревне, возникшем тогда отнюдь не стихийно и поразившем уже значительную часть сельского населения страны. Кроме того, цены на продукцию земледелия и животноводства были в те времена искусственно занижены, причем основательно. Индустриальная же продукция, прежде всего предприятий группы «А», оценивалась много выше ее подлинной стоимости. Общий объем сельскохозяйственной продукции, произведенной на исходе первой пятилетки, был ниже, чем в начальном 1928 г.

Но Сталин беззастенчиво манипулировал фактами: чем ниже оценивалось «наследство», тем внушительнее можно было представить сделанное под его водительством. Если бы подсчитывали итоги научно, в денах, близких к реальной стоимости продукции, пришлось бы признать, что доля промышленности в начале 30-х гг. еще не превзошла долю сельского хозяйства в национальном доходе страны.

Зачем же потребовалось Сталину и его окружению фальсификация итогов первой пятилетки? Ведь реальные сдвиги были огромными. Стоит назвать только удвоение промышленного потенциала, в рамках которого на первое место вышла тяжелая индустрия, самая современная для тех лет. Существенно изменилось размещение производительных сил. В орбиту индустриального прогресса втягивались бывшие окраины. При общем удвоении численности рабочих и служащих шло быстрое формирование трудовых коллективов в Средней Азии, Казахстане, в районах Поволжья и других. национальных регионах, где сплошь и рядом еще совсем недавно люди понятия не имели о современной технике. Небывалые для России размеры принял процесс урбанизации. Выросли десятки новых городов и промышленных поселков. Преображались старые центры. Коренным образом менялась культура труда миллионов тружеников.

Обман при.ши к Пыл скрыть о г партии и народа, что попреки ста неким прогнозам уте и І9ЛІ г. проявилось снижение темпов роста промышленности, резкое ухудшение всех качественных показателей Работы предприятий, немынолпспие планов. Признать это значило признать не только епраиедлмность суждений Кондратьева, Базарова, и правоту Бухарина, «уклонистов», которые предупреждали об на і ости волюнтаризма и которых он заклеймил как капитулянтов, мінив в непонимании задач индустриализации. После отстранения 1 стрина от руководства, полного разгрома так называемого правого ' зона в апреле 1929 г. надо было уже на практике хозяйственного і і роительства доказать их некомпетентность, продемонстрировать пло- покорность своей политики.

Политика «подхлестывания Страны» (так называл ее сам Сталин, И, разумеется, одобрительно) проявилась в том, что уже через несколько недель после утверждения пятилетнего плана в «рабочем порядке» начался энергичный пересмотр важнейших заданий — сначала В металлургии, потом в машиностроении, химии и т. д. Председатель IV'Л IX Куйбышев, находясь в это время в отпуске, стороной узнал о развернувшемся пересмотре плановых заданий, о том, что «берется значительно больший размах», чем в его варианте пятилетки.

14 августа 1929 г. в докладе на Президиуме ВСНХ Куйбышев и гам признал возможным поднять во втором году пятилетки выпуск валовой продукции крупной промышленности уже на 28%, а не на 21,5%, как проектировалось планом. Призывы досрочно выполнить намеченную на пять лет программу заняли центральное1 место в газетах. Мотивы были просты. Рождается невиданное в истории общество,, и его распоряжении такие рычаги, как план, соревнование, энтузиазм первопроходцев, вера в собственные силы. Следовательно, потребности народного хозяйства не только нужно, но и можно удовлетворить в минимальные сроки.

Стремление как можно быстрее преодолеть многоукладность в народном хозяйстве, ликвидировать эксплуататорские элементы рождалось не на пустом месте. Оно подогревалось и тем, что во второй половине 1929 г. разразился кризис, охвативший весь капиталистический мир. Крепло представление о приближающемся крахе буржуазного строя, его неспособности справиться с новыми потрясениями. Призыв к максимальному напряжению сил, к форсированному осуществлению скачка, обеспечивающего в минимальный срок построение социализма, становился не просто заманчивым. Такой призыв, такой скачок многим представлялся уже единственно верным решением.

Пленум ЦК ВКП(б) в ноябре 1929 г. прошел уже под знаком, политики «подхлестывания». Разговор шел почти исключительно о тяжелой промышленности, о новом строительстве, о необходимости любыми силами, любой ценой (именно так и говорилось) ускорить развитие машиностроения, выпуск тракторов, различных видов сельхозтехники. Куйбышев в своем докладе в очередной раз сказал о предстоявшем увеличении капиталовложений в развертывание индустрии. В итоге постановили резко увеличить в 1929/30 г. темп развития крупной промышленности по сравнению с наметками пятилетки. Причем даже не до 28%, как не без колебаний предложил Куйбышев, а до 32% — именно эту цифру еще до пленума назвал в своей статье Сталин. Никаких аргументов при этом он не приводил.

Отступления от пятилетнего плана, по сути отказ от него, касались и программы переустройства сельского хозяйства на социалистических началах.

              ІМІІДІІШПІ              КОЛХОЗИО-СОИХО

ного строя, на umti нагляд, полная рассматривать раздольно ¦ її взаимосвязь, взаимозависимость была болоо чем очевидной. Ми о каком стремлении к возможно более бескризисному развитию экономики говорить уже не приходилось. В 1929 г. карточная система распределения продуктов распространилась на население всех городов страны. Миграция охватила огромные массы людей, перемещавшихся главным образом из деревни в город, из одного промышленного центра в другой. Текучесть рабочей силы в короткий срок приняла небывалые размеры, Нехватка техники, преобладание ручного труда, а больше всего преувеличенные задания, чаще всего не подкреплен мы* .должным расчетом, толкали руководителей предприятий и строек п;і внеплановое расширение штатов. Это вело к обострению жилищном проблемы, к срывам в снабжении рабочих и служащих.

В статье «Головокружение от успехов» (март 1930 г.), имея в виду положение не только в деревне, Сталин писал о том, что среди части коммунистов имеют место «головотяпские настроения»; «Мы все можем!», «Нам все нипочем!» Автор призывал образумиться людей, которые под воздействием успехов «лишились на минутку ясности ума и трезвости взгляда». Были в статье и другие призывы: «Искусство руководства есть серьезное дело. Нельзя отставать от движения... Но нельзя и забегать вперед, ибо забежать вперед — значит потерятг. массы и изолировать себя» [390].

Эти слова Сталину следовало бы адресовать прежде всего самому gt;себе. Однако - последующие события еще раз показали, сколь велико расхождение у него между словом и делом. В его докладе на XVI съезде партии, летом 1930 г., объективный анализ был подменен громкими фразами да перечнем данных, на этот раз: о1 росте промышленности за два года пятилетки (хотя до итога второго года оставалось еще три месяца), о сдвигах по сравнению с 1926/27 г. и даже дореволюционным уровнем. Как и прежде, речь шла о выпуске валовой продукции. Документы свидетельствуют, что Сталин точно знал о невозможности достигнуть 32%-го роста промышленности во втором году пятилетки. Однако и это ничуть не умерило призывов к дальнейшему пересмотру оптимального варианта пятилетного плана. Высмеивая «скептиков из оппортунистического лагеря», Сталин утверждал, что пятилетка в области нефтяной промышленности выполнима «в каких? нибудь» 2,5 года, в торфяной — даже раньше, в общем машиностроении — в 2—3 года и т. д. Поистине знакомые по статье «Головокружение от успехов» настроения: «Мы все можем!», «Нам все нипочем!» А чтобы исключить малейшую возможность иных, более трезвых, суждений и подходов, Сталин предупреждает: «...люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов»[391].

После такой идеологической подготовки кто мог бы возразить против его установок-директив — «во что бы то ни стало» выплавить в конце пятилетки 17 млн т чугуна (вместо 10 млн т по плану), собрать 170 тыс. тракторов (планировалось 55 тыс.), выпустить 200 тыс. автомашин — вдвое больше, чем предусматривалось раньше,

«Великий перелом», обозначенный Генеральным секретарем в 1929 г., нашел свое закрепление в документах XVI партсъезда. К со. жалению, на нем было много парадности, подменившей деловой раз- ¦шф о пройденном и и первых уроках большого капитального ронтслье гиа, о дос in. них ударников и о просчетах и подготовке '.алнфпцпроилшшх кадров, об усилении административных методов ірлвлепим в ущерб нэпу, об уроках и драмах коллективизации и т.п.

Скажем прямо: реализовать сверхвысокие наметки не удалось.

11 gt;лько первые два года пятилетки дали хорошие результаты, превос- щящие плановое задание. И эти успехи были достигнуты на рельсах теежней системы, характерной для нэпа. Ее резервы оказались до- 'лточно велики, они еще плохо изучены. Полоса волюнтаризма, третьими ежегодно наращивать производство на 32, затем на 45% прими к ломке налаженной системы управления, планирования, снаб- спин. Трудовой порыв передовиков, соревнование, борьба за укрсп- зі не дисциплины позволили только локализовать некоторые трудно- 1 ні, но не предотвратить общий срыв. Темпы развития индустрии бы- ¦ іро снизились: с 23,7% в 1928/29 г. до 5% в 1933 г. «Подхлестывание» слишком дорого обошлось стране, оно фактически сбивало с кур- I на ускоренную индустриализацию, извращало его социалистическую ". отравленность.

К тому же сверхмаксимальная концентрация сил и средств на і' ізвитии тяжелой промышленности усугубила и без того тяжелое по- імжение в отраслях группы «Б» и на транспорте. Это существенно lt; казалось на социальной политике, на положении трудящихся.

Срыв начала 30-х гг. не прошел бесследно. При утверждении плана второй пятилетки (1933—1937) пришлось согласиться, что курс на индустриализацию допускает (в отдельные периоды) более быстрое развитие легкой промышленности по сравнению с тяжелой. Предусматривалось общее снижение темпов роста против первоначальных "їданий первой пятилетки. Теперь с1 высоких трибун уже не говорили: "начала завод, а потом город», сначала — станки, уголь, нефть, а по- |')М, дескать, будем заботиться о жилье и школах (экономия на этом '¦ще совсем недавно считалась нормальной).

Общие сдвиги и достижения времен второй пятилетки достаточно и жестны. Однако утверждения о ее досрочном выполнении не отве- ¦I Iли действительности. По подсчетам экономистов, это относится не только к данным об увеличении национального дохода, подъеме материального уровня жизни трудящихся, росте потребления. Из 46 важнейших показателей плана только по 10 был достигнут намеченный результат. Если же взять полный набор показателей, то уровень выполнения составит примерно 70—77%.

Вопреки запланированному, промышленность группы «Б» не превзошла по темпам роста отрасли группы «А». Как и в первой пятилетке, лидером оставалась тяжелая индустрия. Все основные силы и средства направлялись сюда. Но именно так и хотел Сталин. Правда, на словах он охотно развивал тезис о росте благосостояния трудящихся. На практике же действовал иначе. Примечательны в этом отношении его замечания ка статью Н. И. Бухарина «Экономика советской страны», подготовленную для печати в середине 30-х гг. Хотя статья напоминает панегирик в честь выдающихся достижений партии, тем не менее Сталин посчитал, что автор не видит принципиальной разницы между фондами тяжелой и легкой промышленности. Суть индустриализации, соль проблемы, писал Сталин, состоит в развитии производства средств производства, во всемерном создании фондов тяжелой промышленности, Не менее симптоматично и другое наставление вождя: пи кто не должен думать, будто эта политика проводится за счет ущемления группы «Б» или сельского хозяйства.

              ,,,,„„.N/1!              HIM ПОЛИТИКОЙ форс

ими ной индустриализации оставался прежним: и официальных доку тзх п речах говорилось одно, а ил практике неизменно оеущеп лось промышленное преобразование страны, связанное с максим. . ным развитием тяжелой индустрии. Провозглашались лозунги, орне' тировавшие на строительство социализма, а в повседневной жизгї осуществлялся процесс массового сооружения крупных заводов и кот бинатов, при котором деревня не просто платила «дань», по и обе печивала город необычайно низкой по оплате рабочей силой, неш да m-ю дешевым зерном и т. п.

Выход в 1938 г. «Краткого курса истории ВКП(б)» еще бол осложнил научное осмысление сущности советской индустриализаци и сроков ее проведения. Согласно этому учебнику, 1926—1929 гг. б ли выделены в «период индустриализации». Получалось, будто уж тогда были одержаны решающие успехи в проведении политики инду стриализации. Одновременно в СССР выходили статьи и книги, авт ры которых цитировали высказывания Сталина, сделанные до, появъ ния «Краткого курса». В результате выходило так, что в од|-шх сл\ чаях страна стала индустриальной в годы первой пятилетки, в др\ гих — к середине 30-х гг. и т. д. Из доклада Сталина на ХУШ със: де ВКП(б) следовало: индустриализация в основном уже завершен.' На том же съезде, характеризуя задачи третьего пятилетнего плана Молотов без всяких пояснений говорил о продолжении политики и с дустриализации и в будущем. При всех различиях подобного рода аз торы писали о сталинском плане индустриализации и ставили зшь равенства между социалистической индустриализацией и создание!*, тяжелой промышленности.

С нынешних высот оценивая то время, было бы антинаучно и на ивно требовать от обществоведов, живших в 30-е гг., исследований п выводов, подвергавших сомнению узаконенные догмы. Тем не мены нельзя сводить историю экономической мысли лишь к опубликованным статьям и книгам. Сохранились дневники и письма ученых, деятелей культуры. В сочетании с более поздними мемуарами, а главное — с архивными документами, ныне получающими огласку, мы можем расширить свое представление о реальных знаниях специалистов, работавших в годы довоенных пятилеток, в том числе на рубеже 30— 40-х гг. Не боясь ошибиться, можно сказать, что они лучше нас знали о масштабах и последствиях политики подхлестывания, которая не прекращалась вплоть до начала Отечественной войны. Ее осуществление было связано с быстрым увеличением численности хозяйственных наркоматов и ведомств, разбуханием штата чиновников в центре и на местах, общим ужесточением административно-карательного режима.

Само руководство начинало понимать издержки затратного механизма, опасность чрезмерной централизации, излишней директивности планов. Фондоотдача промышленного оборудования в 1940 г. фактически находилась на уровне 1928 г. В той или иной форме указанные вопросы затрагивались в выступлениях участников XVHI партконференции, состоявшейся незадолгб до начала Отечественной войны. Более того, значительная группа экономистов, статистиков, партийных руководителей не могла не знать о вопиющем расхождении официальных материалов и реального положения дел в народном хозяйстве. Даже накануне войны аграрный сектор вносил в национальный доход страны больше, нежели промышленность. Следовательно, сталинский тезис о превращении России из аграрной в индустриальную истине*

о выражаясь, не nil і і e ritoitnл. По-прежнему ручной труд прорицал и городе и па . ¦ j .особен по п строительстве, в земледелии 1 инотпоподетме. lit меего комплекса задач индустриализации, сто- ¦IX перед Россией еще и начале XX пека и верно понимаемых со- ителнмн плана ГОЭДРО, к началу 40-х гг. была в основном ре- | одна: чрезвычайными мерами, сопряженными с небывалыми че- ческими потерями, была создана тяжелая промышленность, приз-

• ая и способная обеспечить оборонный потенциал страны на уров- ¦бщих достижений науки и техники того времени. Что же касается
• пьиых задач, то их решение волей-неволей переносилось на по- \ ющее время.

Можно ли было этот беспрецедентный опыт объявлять достаточ- 1 1 для выводов о построении материально-технической базы социа- а в СССР? Нужно ли было считать его эталоном для практиче- : деятельности зарубежных коммунистических партий, объединение Коминтерном? На исходе XX века ответить на подобные вопросы і" очень трудно. Несравненно сложнее было тем, кто жил и работал эпоху «великого перелома» и последующего «большого скачка». Іменно поэтому не будем одозначно оценивать труды и мысли совре- I |.ч 111 и ков сталинской индустриализации. Более полезным и нравственном представляется стремление объективно понять их место в нашей і* горни, дабы уроки того времени помогли нам пойти дальше, сделать щдьше и быть лучше.