ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА
Экономисты-профессионалы, как более-менее многочисленная группа лиц умственного труда, появились на Западе в преддверии маржи- налистской революции. Межвоенный период (1920—1930-е гг.) внес в профессию экономиста новый момент: в связи с развитием макрорегулирования в обществе получает распространение новый социальный тип — экономист на службе в государственной администрации.
Конечно, наиболее известные комплексы мер государственного воздействия на экономику («Новый курс» Рузвельта, хозяйственная политика фашизма) вырабатывались еще преимущественно эмпирически. И все же наука мало-помалу начинает использоваться в целях обоснования экономической политики; впервые намечается взаимодействие между государственным регулированием и экономической теорией.ГЛАВА 12. «НОВЫЙ КУРС» АДМИНИСТРАЦИИ РУЗВЕЛЬТА
Политике крупномасштабных реформ, проводимых в США в 1933— 1940 гг. и вошедшей в историю иод названием «Нового курса» Ф. Д. Рузвельта, предшествовали следующие события.
Период 20-х гг. был для США необыкновенно успешным в экономическом отношении. Быстрый рост промышленного производства, интенсивное расширение основного капитала, увеличение объема экспорта — все это внушало большой оптимизм, веру в то, что периоду процветания не будет конца. Однако в 1929 г. США, как и все ведущие индустриальные страны, поразил невиданный по своей глубине кризис. Гранью двух эпох — «просперити» и «великой депрессии» — стал крах на Нью-Йоркской фондовой бирже в октябре 1929 г., которому предшествовал небывалый спекулятивный ажиотаж. Этот крах, как гром среди ясного неба, потряс всех американцев. (Катастрофическое падение курсов акций 24—29 октября затронуло, по некоторым оценкам, от 15 до 25 млн американцев, нанесло тяжелейший удар по банкам в силу их широкого участия в биржевых операциях[114].) С этого момента кризисные процессы развивались по нарастающей.
Глубина промышленного кризиса, если судить по уровню падения промышленного производства, в США была наибольшей: со 107 в 1929 г. индекс промышленной продукции упал до 52,3 к июлю 1932 г.[115]Промышленный кризис сопровождался аграрным. Резкое падение цен на сельскохозяйственную продукцию (за период 1929 — начало 1933 г. цены на пшеницу упали в 3—4 раза) привело к массовому разорению фермерских хозяйств. С опозданием в несколько лет дал о себе знать и кредитный кризис, который стал неизбежен в условиях, когда промышленный кризис в среднем -наполовину снизил все «ценности», которые служили основой гигантского кредитного здания. Курсы промышленных акций упали (1926=100) со 189 в 1929 г. до 42 в марте
НО в марте 1933 г., резко упали цены на землю и лмnn..v
К моменту прихода к пласт администрации Рузвельта 4 марта 1933 г. положение было чрезвычайным: банковская катастрофа гро зила завершиться денежным кризисом, ибо население было охвачено паникой и массовым стремлением разменять банкноты на золото; про мышлепное производство упало до самого низкоср пункта; фермеры были готовы идти на крайние меры из-за неслыханного падения цеп и огромпьіх «ножниц» цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию; в стране было 14 млн безработных. Таков был итог поли- лики президента Гувера, возлагавшего надежды на смягчение кризисных потрясений в первую очередь на большой бизнес и саморегулирование экономики.
В этой исключительной обстановке начался невиданный по своим масштабам «эксперимент» Рузвельта, нацеленный на то, чтобы преодолеть кризис и заставить «экономическую машину» снова работать. Чрезвычайность ситуации требовала принятия чрезвычайных мер, смелых и неординарных решений в социально-экономической области.
Комплекс реформ, вошедших в историю иод названием «Нового курса», проводился в жизнь на протяжении 1933—1940 гг. в общем русле усиления государственного регулирования экономических и соци- альных процессов. Во многих своих чертах проводимые преобразования были близки той экономической политике, которая после выхода работы Дж.
М. Кейнса «Общая теория занятости процента и денег» {1936) и распространения его идей получила название кейнсианской.И хотя нельзя полностью исключить определенное влияние Кейнса пн формирование политики Рузвельта — особенно на завершающем этапе «Нового курса»,— все же решающую роль в оформлении концепции «Нового курса» сыграла американская общественная мысль либерально-реформистской направленности. (
В период, предшествовавший осуществлению «Нового курса», многие его основные идеи уже практически стали частью американского интеллектуального наследия. Зарождались сомнения, и нарастала критика концепции неискоренимого американского индивидуализма. «Отрезвляющая правда состоит в том, что основная доля ответственности за те бедствия, в которых оказалась западная цивилизация, ложится именно на охватившее всех и вся индивидуалистическое мировоззрение... И какими бы достоинствами не обладало это вероучение во времена примитивного земледелия и промышленности, оно более неприменимо в век технологии, науки и рационализированной экономики. Будучи когда-то полезным, оно превратилось в угрозу для общества»[116]. Так писал еще в 1929 г. один из наиболее влиятельных представителей либерального направления, провозвестник идей «Нового курса» Чарльз Бирд.
Устами, быть может, самого знаменитого американского философа Джона Дьюи развенчивался ставший тормозом для любых социальных изменений «псевдолиберализм», в который выродился ранний либерализм времен Джефферсона. «Склонность сводить весь вопрос о свободе к тому, что индивид и государство являются противоборствующими полюсами, принесла горькие плоды. Порожденная условиями деспотического государства, эта идея продолжала оказывать влияние ма образ
її дит-мниі и іигдп, КОІ'Д.’І rocy/uipc І ИО стало уже ПП|Н)Д|1ЫМ
или, к і і к гласит теория, прекратилось и слугу народа»'1.
Б работах Дыои и ряда других американских философов и социологов оформлялась концепция третьего американского пути, который бы явился выражением подлинного либерализма, пути, способного уберечь Америку как от резких взрывных социальных изменений, так и от перспективы постоянного топтания на месте и «ничегонеделания» перед лицом кризисных потрясений, свойственного псевдолиберальным индивидуалистическим канонам.
Таким образом постепенно складывалась и завоевывала себе пространство идеология, согласно которой государственное вмешательство в процессы производства и обмена уже не расценивалось как нарушение индивидуальной свободы и естественных законов. Утверждался взгляд, что при умелом использовании методов государственного регулирования они могут обеспечить развитие, принципиально отличающееся как от социализма, так и от фашизма.Экономические реформы «Нового курса» вызрели главным образом в среде институционального направления, обретшего силу в конце 20-х — начале 30-х гг. Если в 20-е гг. господствующим течением экономической мысли США, бессиорно, являлось неоклассическое направление, то великая депрессия стала стимулом пересмотра многих традиционных взглядов и изменения баланса между течениями и школами. Уже в декабре 1929 г. на годичном собрании Американской экономической ассоциации звучит достаточно громкая критика в адрес неоклассики. Ей в упрек ставились ограниченность, связанная с умением анализировать экономические проблемы только с точки зрения отдельного индивида, и неспособность рассматривать функционирование экономической системы в целом. Потребность в последнем ощущалась все более остро в условиях усложнения и взаимопереплетения экономических процессов. Отмечалось, что маржиналистские, неоклассические теории пасуют перед задачей выявления общих закономерностей динамично развивающейся экономики.
В такой обстановке усилились позиции институционализма. Возрос интерес к этому направлению, к работам его основателя Т. Веблена, умершего буквально накануне экономического краха 1929—1933 гг: 30-е гг. стали периодом наибольшего влияния институционализма, которое уже в 40-е гг. резко сходит на нет н уступает позиции кейнсианству и неолиберализму. Институционалисты сосредоточили свое внимание на анализе места и роли корпораций в обществе, в рамках теории цикла углубляли концепцию недопотребления, искали пути выхода из кризиса, соответствующие американской «демократической традиции». Именно представители этого направления (особенно те из них, которые вошли в так называемый «мозговой трест» президента,— профессора американских университетов Р. Тагвелл, А. Берли, Р. Моли) внесли наибольший вклад в разработку программы «Нового курса». Не связанные рутинным мышлением и политическими амбициями, они могли, по мнению Рузвельта, разработать ему достойную предвыборную программу.
Наиболее радикальных взглядов придерживался Р. Тагвелл, Возмущенный хаосом и бесплановостью экономики, он, особенно после посещения в 1927 г. СССР, стал горячим сторонником широкого планирования экономических процессов, которое охватывало бы контроль над использованием капитала, над ценами и прибылями, обеспечива-
л о б i.i определенную покупательную силу населения. Л так как логи чески невозможно соединить плановую экономику и функционирование бизнеса в промышленности, то те изменения, на іюторьіе необходимо было, с его точки зрения, решиться, неизбежно означали бы «разрушение бизнеса в том смысле, в каком мы его понимаем, и создание
чего-то иного», что потребовало бы и соответствующих кардиналь
ных реформ в конституционной и законодательной базе. Понимая, что изменения такого рода не могут не вызвать самого решительного сопротивления в среде бизнеса и в политических кругах, Тагвелл не исключал и революционного исхода, с определенной степенью уверенности утверждал, что «современная ситуация в США чревата взрывным исходом»6.
Но влияние идей Тагвелла, вынужденного в силу своей «сверхрадикальности» уйти в отставку в 1936 г., на президента Рузвельта
было не столь велико, как (воздействие более умеренного по своим
взглядам профессора Р. Моли, полагавшего, что планирование и регулирование экономических процессов должно не столько способствовать восстановлению покупательной силы масс, как утверждал Таг- пелл, сколько отвечать интересам бизнеса. Что. же касается бизнеса, к» в его недрах уже с 1931 г. обсуждались различные концепции упорядочения конкурентной борьбы и введения элементов планирования и экономику. Наибольшую известность приобрели предложения президента «Дженерал электрик» Д. Своупа и президента «Нью-Инглэнд иауэр компани» Г. Гарримана, избранного главой Торговой палаты CIIJA — крупнейшей организации торгово-промышленной буржуазии. II предложениях Своупа и Гарримана речь шла о необходимости составления предпринимательскими ассоциациями правил конкуренции {і. е., по сути, легализации практики принудительного картелирования, формально запрещенного антитрестовским законодательством) и поддержке государством этих действий. Впоследствии эти пожелания бизнеса найдут частичное отражение в одном из законов «Нового курса».
В качестве идейно-теоретической основы «Нового курса» особенно следует выделить исследования сотрудников Колумбийского университета А. Берли и Г Минза. В возрастающем в 30-х гг. потоке литературы по проблемам монополий их ставшая впоследствии знаменитой работа «Современная корпорация и частная собственность» (1932) заняла особое место. На многие полученные ими в ходе обширного научного исследования выводы непосредственно опирался Рузвельт. Берли и Минз, переработав громадный статистический материал, пришли к заключению о беспрецедентном возрастании мощи корпораций, концентрации в их руках основной экономической силы. Они констатировали факт отстраненности акционеров от процессов управления их собственностью и перехода контроля над деятельностью корпораций и руки менеджеров. Предупреждая о возможных опасных злоупотреблениях мощью корпораций в условиях свершившегося отделения собственности от власти, они ставили задачу воспитания «нейтральной технократии». Авторы книги подводили своими рассуждениями к мысли о необходимости участия государства в этом процессе, о своевременности государственного контроля над деятельностью корпораций,
Именно Берли (при участии Тагвелла) была написана ставшая затем одной из самых знаменитых речь Рузвельта «Каждый человек имеет право на жизнь» (23.09.1932). С ней позднее стала ассоциироваться самая суть политики «Нового курса». Кандидат в президенті.!
открыто ІІрОНО.ІГЛЇІ С ИЛ М ПС'Й, ЧТО рппоппио ИОЗ'МОЖІЮСТеГі/ И когоро так мерилп многие поколении американцем, более не существует. В дс касательство оп привел данные о всевластии гигантских Корпорацій завладевших одна за другой чуть ли не всеми отраслями и) оставившії ' независимому предпринимателю ничтожно малое пространство. Слуше тели были потрясены цифрами, согласно которым 600 ¦ корпораціє, контролировали 2/3 американской индустрии, а на долю 10 млн мел них бизнесменов приходилась только 1/3. Развитие этой тенденции грозило концентрацией всей экономической власти в руках дюжины корпораций и сотни людей.
Констатировав такое положение вещей, Рузвельт призвал к переоценке ценностей. Он сказал, что времена всеобщего покровительства финансовому гиганту, которому немедленно предоставлялось все, что бы он ии попросил, только бы он строил и создавал новые произвол ства, прошли. Теперь эти гиганты должны мужественно и всецело при пять на себя ответственность, вытекающую из их власти. «Ответствен ные лидеры финансового и индустриального мира вместо того, чтобы действовать каждый за себя, должны работать совместно для достижения общей цели. Они должны, если это потребуется, пожертвовать тем или иным личным интересом и в обоюдном самоотречении отыскать общую пользу. В этот момент и возникает на сцене государство. Оно должно стремительно выйти на первый план и защитить общественные интересы»7.
Суть политики «Нового курса» и заключалась в выходе на первый план государства, его совершенно беспрецедентном подключении к процессам регулирования экономической жизни. Линия «Нового курса» складывалась в жесткой борьбе, и окончательные ее очертания представляли собой некую равнодействующую многих сил: крупного бизнеса, банковских кругов, мелких предпринимателей, фермеров, профсоюзов, широких слоев трудящихся и безработных. Наибольшую поддержку «Новый курс» имел на своем раннем этапе, когда практически все общество перед лицом экономической катастрофы ощущало сплоченность и необходимость в решительных чрезвычайных действиях.
Собственно первые же дни президенства Рузвельта были ознаменованы экстренными мерами. В условиях уже по сути разразившегося банковского кризиса (банки закрывались один за другим) президент объявил всеобщие «банковские каникулы» до 9 марта и предложил конгрессу Чрезвычайный закон о банках. Закон был принят единогласно и вступил в силу с 9 марта 1933 г. Положения данного закона подтверждали, что Рузвельт не пошел на требуемую многими национализацию банковской системы. Закон включал в себя следующие меры: предоставление Федеральной резервной системой займов банкам, наделение министра финансов правом предотвращать массовое изъятие вкладов, открытие после «банковских каникул» лишь тех банков, которые будут признаны здоровыми, запрет на экспорт золота.
Принятие данного закона несколько успокоило страсти. Через несколько дней банки стали вновь открываться. В целом к концу марта 4/5 банков — членов ФРС были открыты, но 2 тыс. банков так и не получили разрешения продолжить свою деятельность. Банковский кризис был, таким образом, довольно быстро преодолен, но вопрос о реформе банковской системы оставался в повестке дня.
Двумя наиболее важными законами первого срока президентства Рузвельта (1933—1936 гг.) можно считать Закон о восстановлении
([(ИРЛ) И З.'ІКОГІ О рСГуЛИрОШШМИ і'ОЛМ'КОГО хозяйства (ццнпшш.п Adjustment Асі) (AAA), принятые и начале 1933 г.
Рузвельт придавал очень большое значение первому из пышемаз- манных законов. Так, он отмечал: «ІІ историю закон о национальном промышленном восстановлении войдет, возможно, как наиболее важное . и далеко идущее законодательство, когда-либо принятое американ- ' спим конгрессом»8. Он по первоначальному замыслу заключал в себе к компромисс между бизнесом и рабочими; бизнесу предоставлялся Ч простор для саморегулирования в условиях отмены антитрестовского J законодательства, за профсоюзами же закреплялось право на кол- I лсктивную защиту. Закон был призван: осуществить организацию
I промышленности, положить конец конкуренции за счет рабочих, сокра- I тить безработицу, обеспечить более полную загрузку производствен- I пых мощностей, повысить покупательную способность населения. И все " это при активном участии государства. Закон состоял из трех разделов.
Первый раздел определял меры, которые могли хоть как-то оживить экономику и вывести ее из чрезвычайной ситуации. Главной мерой в этом направлении должны были стать «кодексы честной конкуренции» — правила, регулирующие условия конкуренции, занятости и найма, защищающие интересы потребителей. Разработка кодексов для каждой отрасли возлагалась на так называемые «торговые группы» — объединения предпринимателей отрасли. Однако в случае отсутствия инициативы со стороны «торговой группы» президент мог взять ее на себя. Он также получал право заключать подобные кодексы — «президентские соглашения», или, как их еще называли, ! «кодексы без особых оговорок» — с отдельными компаниями и фирмами {это было важно особенно в тех случаях, когда общий кодекс для всей отрасли еще не был разработан «торговой группой» и одобрен президентом). В общей сложности «кодексы без особых оговорок» подписали
- млн работодателей. И это существенно подтолкнуло и ускорило процесс разработки «кодексов честной конкуренции» «торговыми группами». Президенту предоставлялись широкие полномочия по контролю над реализацией «кодексов».
Обязательными для всех кодексов были следующие положения об условиях занятости и найма: право рабочих иа организацию, запрет какой-либо дискриминации при найме на работу членов профсоюза, установление минимально допустимого уровня заработной платы и максимально допустимой рабочей недели. Кроме того, осуществлялась фиксация цен — устанавливался уровень цен на товары, ниже которого они опускаться не могли и продавать по меньшим продукцию запрещалось. К концу 1933 г. было утверждено около 290 «кодексов честной конкуренции» — почти для всех отраслей промышленности3.
Второй и третий разделы закона определяли формы налогообложения в Фонд общественных работ и порядок использования средств этого фонда. На цели организации общественных работ и строительных объектов выделялись невиданные по тем временам суммы —
- млрд дол. Надо отметить, что в первые же месяцы президентства Рузвельтом были приняты и другие меры, направленные на увеличение объема общественных работ. По предложению президента в марте
С -V * vwajui nv'tl п ) gt;14*у pt’l V
и иго задачу входило шшрпплять безработных городски ношен лесные районы дли сохранения ресурсов. К началу лета НМ,і г. пред полагалось создание лагерей для 250 тыс. молодых людей р возрасте от 18 до 25 лет. Там они имели бесплатное питание, кров, форму п 1 доллар в день. Работами руководили офицеры из резерва вооруженных сил. Это начинание оказалось чрезвычайно популярным. К 1935 г. лагеря были расширены вдвое, в период до начала войны в них побывало 3 млн человек[117]. Они проделали очень большую работу по очистке лесов, мелиорации, улучшению парков, созданию лесонасаждений, ремонту дорог и т. п.
Зимой 1933—1934 г. была создана Администрация гражданских работ, занявшая более 4 млн безработных. Ее целью было не столько что-то построить, сколько дать работу людям, оказавшимся без средств к существованию. В мае 1933 г. был принят Закон о федеральной чрезвычайной помощи, по которому штатам предоставлялись большие дотации на увеличение программ вспомоществования. В целом к январю 1934 г. на общественных работах было занято 5 млн человек, а на пособия жили 20 млн американцев.
Интересно отметить, что Дж. М. Кейнс выступил с критикой ряда положений Закона о национальном промышленном восстановлении. Свои соображения он высказал в открытом письме Рузвельту от 1 декабря 1933 г, В 1934 г. Кейнс лично побывал в США, где в Колумбийском университете ему была присуждена почетная степень. Кейнс имел продолжительную беседу с Рузвельтом, однако, как сообщают многочисленные свидетельства, встреча прошла достаточно прохладно и породила скорее некоторое отчуждение и разочарование, чем взаимопонимание.
Кейнс не одобрял такую меру, как принудительное фиксирование цен, которое, с его точки зрения, без соответствующего увеличения покупательной способности населения не могло кардинально изменить ситуацию. Кейнс настаивал на серьезном увеличении правительственных расходов за счет роста государственного долга. Уже в первые месяцы «Нового курса» он предлагал опереться в первую очередь на практику дефицитного финансирования, что не было в тот период воспринято Рузвельтом, полагавшим, что существуют определенные пределы увеличения государственных расходов. Да и среди советников президента в его «мозговом тресте» было тогда мало сторонников дефицитного финансирования. Более того, Рузвельт выдвигал в качестве, одного из предвыборных лозунгов достижение сбалансированного бюджета. Надеясь на постепенное приближение к этой цели, он одним из первых даже принял закон об экономии, который предусматривал сокращение расходов на содержание госаппарата в размере 400— 500 млн дол. Однако реальная ситуация не способствовала реализации этой цели и толкала на путь дефицитного финансирования. Несмотря на протесты деловой общины, ее требования сократить государственные расходы (особенно на общественные работы и социальные цели), Рузвельт все более прочно становился на этот путь и в 1935 г. открыто заявил, что «бюджет будет оставаться несбалансированным до тех пор, пока существует армия нуждающихся»[118].
Закон о восстановлении национальной промышленности (НИРА) вводился на два года. Для его осуществления был создан специальный
орган — ..чмипистріїцин нацпотш.пого восстановления. Его эмблемой стал еппий орел, реклама котрого была постгшлема с. большим размахом, р се отсутствие на продукции той или инші компании могло вызвать общественное порицание и бойкот се товарам. Поначалу деловая .община с энтузиазмом восприняла НИРА. После утверждения закона председатель Торговой палаты Г. Гарриман сказал: «Принятый сегодня закон о национальном промышленном восстановлении означает наиболее важный шаг в деле восстановления бизнеса» [119]. Но с осени 1934 г. начало проявляться разочарование крупного капитала | в НИРА. Деловые круги стали все чаще ¦ и настойчивее поднимать вопрос о пересмотре НИРА, о снижении государственного контроля над бизнесом. В условиях преодоленного уже чрезвычайного положения с марта но июль 1933 г. произошел резкий скачок вверх в производстве промышленной продукции — на 66% (1928 г. —100) [120]. Деловая община не видела необходимости в чрезвычайном законе. Большой бизнес копил недовольство излишней централизацией и регламентацией. Для предотвращения радикального развития «Нового курса» создается специальная организация «Лига американской свободы», в которую вошли виднейшие представители делового мира.
В итоге, когда в июне 1935 г. истек срок действия закона и президент внес предложение о продлении его действия еще на два года, он натолкнулся на сильное сопротивление самых разных сил. Помимо представителей большого бизнеса, критиковавших НИРА с точки зре- иия «традиционных идеалов» свободы частноэкономической деятельности, видевших в ней тиранический закон и чуть ли не «государственный социализм», с протестом против закона выступили и мелкие предприниматели, считавшие, что НИРА ухудшает их положение, ослабляет их позиции в конкурентной борьбе с монополиями. У Закона о национальном промышленном восстановлении были, конечно, и сторонники* но в 1935 г. соотношение сил сложилось явно не в их пользу. Точка н борьбе вокруг НИРА была фактически поставлена, когда 27 мая 1935 г. Верховный суд США признал закон неконституционным.
Однако отмена этого закона не означала возврата к докризисным отношениям между государством и бизнесом. Автоматического отбрасывания государства на прежние «нейтральные» позиции не произошло, его регулирующая роль во многих отношениях сохранялась.
Закон о регулировании сельского хозяйства (ААА) был принят конгрессом в канун объявленной фермерами всеобщей забастовки. Он был призван остановить дальнейшее развитие аграрного кризиса. И целях поддержания цен на сельскохозяйственную продукцию предполагалось сокращение посевных площадей и поголовья скота (фермерам за это предоставлялась компенсация и премия за каждый не- К1ССИШ1ЫЙ гектар за счет налога на компании и средств, полученных ¦ і г введенного 30%-го налога на муку и хлопчатобумажную пряжу). 1та мера принималась в условиях, когда существующие цены на зерно avia ли более выгодным использовать в качестве топлива именно его* а не обычные дрова или уголь. В некоторых штатах так и поступані — топили пшеницей и кукурузой.
Принимались чрезвычайные меры по рефинансированию государ- '¦тиом фермерской задолженности, достигшей к началу 1933 г. цифры и 12 млрд дол. Объявлялось, что доллар более не привязан к золоту* І Іранительство получало право девальвировать доллар, выпускать
НІ Уіу же сумму. ИЛЗН.'ПШЫО моры? открывали
путь К инфляции И были ПрИПЯТЫ ПОД дп ил сипом влиятельного блока нифляциоиистои, рассматривающих инфляцию как спасительное средство в условиях кризисного падения цен.
В результате введения данного закона фермерам были предоставлены кредиты на 100 млн дол. Продажа разорившихся ферм с аукционов практически прекратилась. Но проведение в жизнь закона не было безболезненным: пришлось запахать 10 млн акров уже засеянных хлопком площадей, уничтожить 25% всех посевов, забить 6 млн голов свиней. Газеты, выражая растерянность общества перед такими противоестественными с точки зрения здравого смысла мерами, нередко писали: «Мы, привыкшие молиться о нашем хлебе насущном, теперь молим бога о том, чтобы у нас этого хлеба не стало. Это — столь же своеобразная, ненормальность в области богословия, сколь и в области экономики» и. Неурожай считался в те годы удачей. И действительно, получилось так, что сама природа «облегчила» осуществление таких мер: весной 1934 г. США поразили жесточайшая засуха и песчаные бури. Это существенно сократило урожай и в совокупности с мерами Закона о регулировании сельского хозяйства поддержало цены и улучшило положение в этой сфере. Доходы фермеров к 1936 г. выросли на 50%. На займы, полученные по линии закона, многие фермерские хозяйства сумели обновиться и встать на ноги, хотя 10% всех ферм все-таки не сумели выжить. Закон действовал до января 1936 г., когда решением Верховного суда был признан противоречащим конституции и отменен вслед за НИРА.
Как НИРА (фиксация цен), так и ААА имели в качестве одной и* основных задачу остановить кризисное падение цен. Однако одних этих мер было недостаточно. И все громче раздавались голоса сторонников открытой инфляции. По закону ААА президент уже обладал правом девальвировать доллар и увеличивать наличную денежную массу. Но до определенного момента он не мог принять окончательное решение, какой именно путь инфляционного развития следует предпочесть. Обесценение доллара в США затруднялось постоянным активным торговым и платежным балансом. Внешние факторы действовали против девальвации доллара. Массового же выпуска непокрытых золотом бумажных денег Рузвельт опасался. В итоге он избрал совершенно новый и оригинальный способ обесценения доллара. Было принято решение о крупномасштабных закупках золота по более высоким ценам, чем это соответствовало курсу доллара по отношению к зб- лоту на тот момент. Это повело к искусственному снижению курса доллара. До конца -1933 г. США закупили золота на 187,8 млн дол. Эта мера сопровождалась изъятием . золотого запаса из федеральных резервных банков и передачей его казначейству. Банки же получали взамен золотые сертификаты, которые'.приравнивались к золоту как средство обеспечения банковского резерва. В начале 1934 г. Рузвельт подписал закон о золотом резерве и установил , новую цену на золото — 35 дол. за унцию, сохранявшуюся до 1971 г.
Существенное обесценение доллара вызвало изменение в распределении дохода в пользу промышленного капитала за счет ссудного. Положение должников облегчилось. Процесс, который мог бы приобрести при стихийном развитии событий форму массовых банкротств и лридн і iiuii uipcpc, иыл введен илпгоднри ишрлїщим п иолсе жеимл- русло, приобрел большую пллвшичь іі равномерность.
После достаточно быстрого преодолении баиконекого кризиса на нонестке дни оставалась банковская реформа, В силу децентра л и- зовапиости банковской системы возможности контроля над ней со стороны государства были ограничены, а потребность в таком контроле в условиях общего роста государственного вмешательства в экономику ощущалась все острее. Кроме того, при проведении политики дефицитного финансирования практически единственным способом сохранения платежеспособности правительства оставалось кредитование государственного долга банками. Правительство, таким образом, должно было обладать достаточными полномочиями, чтобы заставить банковскую систему поглощать государственные долговые обязательства.
Именно эти потребности отразились в ряде принятых законов. Первым из них стал закон Гласса — Стигалла от 16 июня 1933 г. Он значительно расширял полномочия Федеральной резервной системы, которая в условиях отсутствия в США Центрального банка могла стать единственным орудием усиления контроля правительства над банками. Наиболее важные положения закона означали:
- разъединение инвестиционных и коммерческих банков {теперь банкиры не могли вкладывать в рискованные предприятия доверенные им деньги),
- создание федеральной корпорации, страховавшей вклады в банках объемом до 5 тыс. дол. (это должно было в существенной степени предотвратить в будущем острую панику по изъятию вкладов, подобную той, что охватила всю страну в начале 1933 г., когда все кинулись изымать свои вклады).
Завершилась банковская реформа принятием в августе 1935 г. закона, внесенного на рассмотрение сенатором Флетчером и конгрессменом Стигаллом. В ходе обсуждения билль натолкнулся на огромное сопротивление деловых кругов, протестовавших против дальнейшего расширения контроля правительства над Федеральной резервной системой. Несмотря на некоторое видоизменение билля, произошедшее в ходе обсуждения, уступки деловой общине, окончательный вариант, ставший законом, тем не менее означал существенное увеличение власти правительства над ФРС и кредитным, рынком. Президент получил право назначать членов Совета управляющих ФРС, а через них утверждать президентов 12 федеральных резервных банков. Полномочия ФРС по контролю над кредитным рынком также расширились: Совет управляющих ФРС получил право менять по своему усмотрению норму резервов банков — членов ФРС, регулировать учетные ставки резервных банков, контролировать полностью их иностранные операции, проводить любые операции на открытом рынке.
Параллельно с ростом государственного контроля над банковской системой шло увеличение аналогичного контроля над биржей и рынком ценных бумаг. После расследований злоупотреблений на Ныо- Йоркской фондовой бирже, результаты которых были в значительной мере сенсационными, усилились требования общественности покончить с махинациями, следовать принципу «деловой честности» и установить контроль над фондовой биржей.
В 1933—1934 гг., несмотря на критику и сопротивление со стороны деловых кругов, было принято несколько законов в этом направлении. В итоге 1) был установлен контроль над выпуском акций (при выпуске компанией акций все ее директора несли персональную ответственность за выпуск); 2) контроль над рынком ценных бумаг передавался
» ¦ " I
. , n Ш'НОЛЬЗОИаНИО біІНКОИСКОГО K|b Ч Ii OB'
рациях ма бирже; 4) запрещались всякие манипуляции с пп.чыми бу магами; 5) вводился ежегодный отчет корпораций, зарегистрирован ных па бирже,
Весь комплекс этих .мер вызвал резко критическое отношение у бизнеса и деловых кругов, которые предсказывали свертывание инвестиционной активности и паралич рынка ценных бумаг. Но открытых и резких форм протест деловых кругов против «Нового курса» приобрел после двух событий: принятия закона Вагнера о трудовых от ношениях и того поворота в бюджетной политике, которого, собственно, и опасался бизнес.
После отмены ВИРА встал вопрос о сохранении тех норм, касающихся трудовых отношений, которые были в ней закреплены. Поэтому практически сразу после признания неконституционное™ НИРА на рассмотрение конгресса был внесен билль Вагнера — Коннэри, провозглашавший необходимость коллективной защиты рабочими своих интересов через профсоюзы и путем коллективных договоров с предпринимателями, право рабочих на стачки, запрет дискриминации членов профсоюзов. 5 июля 1935 г. президент подписал этот закон и тем самым сделал крупный шаг навстречу рабочему движению, находившемуся в 30-е гг. на большом подъеме. Следующим не менее важным шагом в этом направлении стал закон о социальном, обеспечении, принятый несколькими неделями позже. Он открыл путь к созданию пенсионных фондов и утверждал практику выплат пособий по безработице.
Все это стало возможным только под мощным давлением «снизу», которое грозило усилением социальной напряженности. Такая угроза несколько сдерживала большой бизнес, но принятие нового налогового закона стало той последней каплей, которая переполнила чашу терпения и заставила деловую общину перейти в открытое наступление на «Новый курс».
Движение по линии увеличения государственных расходов изначально не вызывало большой поддержки бизнеса, постоянно напоминавшего Рузвельту о необходимости сокращения этих расходов. Главное опасение бизнеса касалось возможного введения в ситуации острого бюджетного дефицита новых налогов на корпорации и перспективы смягчения проблемы государственного долга именно таким путем. Летом 1935 г. самые худшие опасения деловых кругов сбылись. Рузвельт стал настаивать на увеличении налогов. Поворот в налоговой политике по сути затрагивал только состоятельные слои общества. Президент предлагал: ввести федеральный налог на наследства и дарения; заменить общую единую ставку подоходного налога.на корпорации прогрессивным подоходным налогом; увеличить ставку подоходного налога на «сверхдоходы»; ввести налоги на дивиденды акций, принадлежащих корпорациям.
Обосновывая необходимость подобных мер, Рузвельт не столько ссылался на бюджетные проблемы, сколько делал акцент на несправедливом распределении национального дохода и чрезмерной концентрации богатства. Эти идеи были одними из основополагающих в идеологическом багаже «Нового курса». Развитые одним из влиятельных «ньюдилеров» (New Deal — по английски «Новый курс», его сторонников стали называть ньюдилерамн), экономистом, консультантом в администрации Рузвельта Стюартом Чейзом, эти мотивы неоднократно звучали в речах и выступлениях президента. Ст. Чейз, говорил о на- п і ""I ¦lt; gt;ivhvgt;iiv і uu, nil II П I Ui'l ruiivt ии.ідил II
ромпые, практически неограниченные запасы полезных продуктон, тивподстио стало осуществляться уже как бы само собой, помимо ли так называемых собственников н наемных рабочих, отношения ¦жду которыми все более отходят в прошлое. Теперь главной про- омой становится распределение всех этих несметных богатств. Век определения уже на пороге, и он во многом изменит облик обще- ва — сделает его более коллективистическим, дезавуирует цель мак- gt;низании прибыли, породит новые беспроцентные формы обществен- 10; кредита и т. д.15
При введении новых налогов на корпорации Рузвельт в какой-то
- ре «эксплуатировал» такого рода теории, так же как и настроения ¦ іроких масс. После подписания закона о налогах деловые круги
пели открытую борьбу с линией «Нового курса». Это определило и ІНЦИЮ большого бизнеса в президентских выборах 1936 г., когда ла р. ,вернута мощная актирузвельтовская кампания.
Однако, несмотря на это, победил именно Рузвельт. Выборы послу- I ли своего рода референдумом об отношении к «Новому курсу», и ле них опасность свертывания рузвельтовской политики отпала, щельт решил начать новый срок президентства с реформы Верхов-
- о суда, отменившего основные законы «Нового курса». В Верхов-
- л суде большинство пожизненных мест занимали крайне консерва- міьіе республиканцы. Чтобы как-то изменить соотношение сил, Руз- ||gt;т предложил ввести в состав этого органа новых членов, мотиви- I свое предложение загруженностью судей и неспособностью их в iv преклонного возраста справиться со всеми делами.
Провести эту реформу президенту не удалось из-за широкого со- .ііцігипления самых разных сил. Однако Рузвельт рассматривал это Поражение не как поражение, а как победу. Дело в том, что сам Верховный суд в ходе развернувшейся вокруг него борьбы и полемики существенно изменил свою позицию и «полевел». Он признал кон- '•гптуционными закон Вагнера, закон о социальном обеспечении, отмены которых сильно опасался Рузвельт. Социальное законодательство было одобрено, а в 1937 г. получило свое дальнейшее развитие в Принятом в июне Законе о справедливых условиях труда, который отменял детский труд, вводил минимальную заработную плату на уровне 25 центов в час с последующим ее увеличением в течение 6 лет до 40 центов и максимальную 44-часовую рабочую неделю с последующем ее снижением в течение 2 лет до 40 часов. Принятие этого чакона было в какой-то мере облегчено начавшимся осенью 1937 г. новым кризисом, который ослабил сопротивление бизнеса. Вплоть до НПО г. администрации удалось в целом сохранить ювои позиции в трудовом законодательстве, и право рабочих на коллективную защиту, стачку, определенную социальную поддержку, необходимость государственного регулирования трудовых отношений вошли в норму.
Вообще новый кризис придал реформам больший динамизм. Начавшая несколько зачухать реформаторская деятельность получила тлчок своему дальнейшему развитию.
В 1935—1936 гг. экономическое положение страны значительно /лучшилось, и основные прогнозы сводились к дальнейшему росту производства и сокращению безработицы в 1937 г. Согласно расче- | а м, в 1938 г. мог быть ликвидирован бюджетный дефицит. Это позвозило идти на сокращение общественных работ и социального вспомо-
[ЮСІ ИП'ГІЛ вопрос О путях ОГО преодолении, м ТИ1 IIЫX11уJII¦ Iphio ДІК-
куссмп и борьба ;і;і влияние ив президента.
Ряд министров во главе с вице-президентом Д. Гарнером настаивали на быстром сокращении государственных расходов, снижении налогов на корпорации, достижении сбалансированного бюджета любой ценой — мерах, которые вернули бы предпринимателям деловую уверенность и инвестиционную активность, подорванную всей нреи шествующей политикой. Другая группа влиятельных политикой (Г. Икее, Г. Гопкинс, М. Экклес) видела главную причину новою кризиса в сокращении потребительского спроса, свертывании общее/ венных работ и выступала за их расширение и продолжение политике дефицитного финансирования.
1 февраля 1938 г. Рузвельт получил письмо от Дж. М. Кейнса, который отмечал, что начавшийся в середине 30-х гг. подъем вызвал слишком много ожиданий и неоправданного оптимизма. «То бла го, которое несет с собой первый импульс к подъему, как такова; является наиболее значимым и одновременно наиболее опасным фактором в дальнейшем движении. Чтобы закрепить это благо, недостаточно просто поддерживать достигнутое, нужен дальнейший подъем. . Как правило, люди склонны преувеличивать значение первых шагов j и первых результатов и самоуспокаиваться в тот момент, когда более: всего необходимо-развить достигнутые результаты»[121].
С точки зрения Кейнса, без резкого расширения общественных работ и других государственных расходов нельзя будет достичь про- | цветания. Кейнс настоятельно советовал прибегнуть к использованию дополнительных стимулов — новым массированным инвестициям в та- . кие отрасли, как жилищное строительство, коммунальные сооружения! и транспорт, проводимым при непосредственном участии государствуй Возможности тут были очень широкие, и, по мнению Кейнса, они ПОЧТ(В: совсем не использовались. Это английский экономист ставил в вин$Я администрации Рузвельта. Главное, чего следовало добиться,— это оживление спроса («если спрос и доверие возродятся, проблемы с рынком капиталов уже не будут столь сложными, как это представ ляется сейчас»). Кейнс также советовал Рузвельту найти способы правильного обращения с собственными бизнесменами, которые, как домашние животные, требуют особого к себе подхода. Заканчивал свое послание Кейнс словами об ответственности Рузвельта за успех нача- || тых реформ. В случае неудачи это немедленно сказалось бы, не могло! бы не сказаться на судьбе схожих реформ в других демократических! странах. Поэтому не должно было быть провала. Я
К этому времени теория Кейнса начала завоевывать себе всея больше сторонников в США. Многие близкие, кейнсианской доктрине® идеи были затем сформулированы и развиты знаменитым американ*® ским исследователем Э. Хансеном, которого называют «американским Кейнсом». Под давлением кризисных обстоятельств в условиях усиления новых идейных влияний Рузвельт к весне 1938 г. делает свой окончательный выбор. Он объявляет о необходимости проведения плана так называемой «подкачки насоса» — увеличения спроса с помощью новых инъекций государственных средств. Этот план был одобрен конгрессом и стал по уже знакомому сценарию быстро претворяться в жизнь.
ik|HMU(|VHNVllii#t ..VT . J ,_гл.. .. ,
резкого расширен ия общественных работ и увеличения числен мости получающих помощь до 21,3 млн человек. Дефицит бюджета стал быстро расти (в 1939 г. составил 2,2 млрд дол.), но на это сознательно шли. В итоге к весне 1939 г. наметились признаки восстановления, что послужило ярким подтверждением правильности выбранного курса. После этого впечатляющего эксперимента число сторонников кейнсианской политики в США стало еще быстрее увеличиваться. Институционалисты оказывались оттесненными. Начавшаяся война несколько приостановила споры между кейнсианцами и неоклассиками.