РЕФОРМА 1924 ГОДА И НОВАЯ СИСТЕМА ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ

Исследовать эту обстановку значило бы проанализировать условия всей хозяйственной жизни страны. Сделать это здесь нельзя. Но мы можем отметить главнейшие ее элементы, и это необходимо сделать для оценки тех мероприятий в области реформы денежного обращения, которые должны быть описаны в настоящей главе. Мы остановимся в нескольких словах на положении производства и транспорта, ибо ими определяется состояние товарного рынка и торгового оборота, на состоянии внешней торговли, ибо ею определяется внешний торговый, а в наших условиях и почти весь внешний платежный баланс, и наконец на состоянии бюджета, ибо им определялись те требования, которые государство предъявляло к казначейской эмиссии.

Состояние производства и транспорта за хозяйственный год, предшествовавший реформе, характеризуют следующие данные ("Экономический бюллетень Конъюнктурного института" под редакцией проф.

Приведенные цифры по сравнению с довоенными были еще очень низки, в некоторых случаях даже совершенно ничтожны, и лишь в виде исключения они приближались к уровню 1913 г. Но они обнаруживают за второй год новой экономической политики рост, который доказывал, что восстановление производительных сил страны, бесспорно, происходит. Эта восходящая линия свидетельствовала о совершающемся расширении товарооборота, т. е. о наличности того фактора, который играет первостепенную роль с точки зрения перспектив денежного обращения. Расширение торгового оборота есть расширение потребности народного хозяйства в деньгах. Поскольку можно было ожидать, что оно будет продолжаться — а вся реформа 1924 г. была построена на этой предпосылке,— страна в дальнейшем должна была нуждаться в большем количестве орудий обращения, чем то, которое она имела накануне реформы и это создавало возможность выпустить еще известное количество денег, не вызывая инфляции, т. е. переполнения каналов денежного обращения.

Не только приведенные сведения свидетельствовали о растущей потребности оборота в деньгах, но и прямые данные о ценности всей денежной массы обнаруживали ту же тенденцию развития.

Ценность всей денежной массы (советские знаки, банковые билеты, транспортные сертификаты в тысячах золотых рублей) По индексу статистики труда По индексу Госплана На 1 июля 1921 г. 29 085 — " 1 января 1922 г. 60 900 - " 1 июля " 55 211 — " 1 января 1923 г. 96 837 122 174 " 1 июля 121 980 129 962 " 1 января 1924 г. 176 917 192 848

После колебаний, вызванных неурожаем 1921 г., имело место не только непрерывное, но и значительное повышение ценности всей денежной массы: за два с половиной года в 6 раз, за полтора года в 3 раза и за год на 82% по индексу розничных цен и на 58% по индексу Гос- плана.

Что касается состояния внешней торговли и платежного баланса, то в этом отношении положение представлялось тогда достаточно надежным.

Обороты по внешней торговле за первые девять месяцев 1923 г. дали следующие результаты. По данным НКВТ весь оборот составил 203,7 млн довоенных рублей, из них на вывоз приходилось 105,4 млн и на ввоз — 98,4 млн. Таким образом, в 1923 г. мы не имели уже пассивного торгового баланса. Правда, спрос на иностранную валюту определялся не только потребностью в ней для заграничных платежей. Государственный банк вел накопление иностранной валюты для составления валютного обеспечения червонцев, и частный рынок предъявлял спрос на иностранную валюту в целях накопления. Но покрытие этих расходов происходило отчасти за счет иностранных краткосрочных коммерческих кредитов и разных мелких переводов из-за границы, отчасти за счет скупки золота внутри страны. К тому же план на 1923/24 г. рисовал лучшие перспективы, чем предыдущий год.

По этому плану сумма поступлений от экспорта определялась на 1923/24 г. в 437,3 млн рублей (в современной оценке) и сумма расходов по импорту в 298,1 млн рублей, что давало активный баланс в 139,2 млн рублей. Такую сумму можно было признать достаточно обеспечивающей потребности в иностранной валюте, даже если бы план не был осуществлен в полной мере.

В этой в общем благоприятной обстановке основное значение оставалось за вопросом о государственном бюджете, т. е. о той части дефицита по бюджету, которую приходилось покрывать казначейской эмиссией.

Данные за первые девять месяцев 1923 г. рисовали следующую картину покрытия расходов (за вычетом отчислений в местные бюджеты) в процентных отношениях ко всей сумме оплаченных кредитов. Кварталы Продналог и единый с.-х. налог 1 Прочие налоги Доходы от гос. имущ, и предпр. Кредитные операции Эмиссия Всего Январь по март 16,9 17,8 30,0 4,5 30,8 100,0 Апрель по июнь 7,0 19,2 35,7 11,7 26,4 100,0 Июль по сентябрь 4,3 23,8 38,3 18,7 14,9 100,0 1 Натуральная часть переведена на деньги. Доход от продналога распределен по месяцам по времени расходования его.

По четвертям года, таким образом, имело место постепенное уменьшение эмиссии от 30,8% до 26,4% и наконец до 14,9%.

Бюджет на весь 1923/24 г. во время подготовки денежной реформы еще не был утвержден. По имевшемуся в начале 1924 г. проекту он сводился в расходной части в сумме 1 750 ООО ООО рублей, причем дефицит составлял в нем 354 млн рублей, из коих предполагалось по-крыть кредитными операциями 174 млн и эмиссией 180 млн рублей. Эмиссионный источник использован был по 1 марта (т. е. до начала реформы) на сумму в 75 млн рублей, и, следовательно, оставалось покрыть в этом порядке еще 105 млн рублей. В этих пределах эмиссия и могла еще оказаться необходимой до конца бюджетного года. Но эта цифра могла считаться максимальной потому, что в распоряжении казначейства имелся резерв, составившийся от выпуска совзнаков осенью 1923 г. для финансирования хлебозаготовок и превышавший 100 млн рублей. Кроме того, имелось в виду часть дефицита покрыть выпуском не бумажных, а мелких металлических денег, что представлялось делом менее опасным.

В этой связи необходимо отметить одно возражение, которое выдвигалось не раз наиболее решительными противниками денежной реформы 1924 г. Если положение было настолько благоприятно, то зачем же реформа вообще была нужна? Почему было не остаться в таком случае при советском денежном знаке и не попытаться стабилизовать его?

Ошибка, которая лежала в основе этого возражения, заключается в том, что оно не учитывало двух обстоятельств. Во-первых, того, что при среднем месячном дефиците, подлежавшем покрытию эмиссией, в 15 млн рублей золотом по крайней мере, половину этой суммы необходимо было прибавить на покрытие курсовых потерь касс Наркомфина. НКПС и НКПиТ, и, таким образом, действительная эмиссия должна была бы достигать 22—23 млн рублей. Вся эта эмиссия ложилась бы исключительно на массу советских знаков, общая ценность которых упала до 40 млн рублей и даже ниже. В отдельные месяцы при таких условиях по-прежнему происходило бы резкое падение советского денежного знака и иногда оставались бы в силе все те факторы, глубоко расстраивавшие все народное хозяйство, которые перечислены были в конце предыдущей главы: всеобщая спекуляция, надбавки к ценам, борьба за переложение курсовых потерь, стремление к замене казначейских денег суррогатами, валютный разрыв между городом и деревней, исчезновение устойчивой валюты из платежного оборота и возврат от "червонного обращения" к "червонному исчислению". Та же эмиссия в 15 млн рублей, отнесенная не к узкому сектору денежного обращения, а ко всей его массе, составлявшей 300—350 млн рублей, могла пройти незаметно, если принять во внимание более медленное циркулирование новых денег по сравнению с советскими денежными знаками и, следовательно, большую потребность в них оборота. Во- вторых, необходимо было принять во внимание, что самый механизм постоянного пересчета всех платежей, производимых советскими денежными знаками, стал фактором их обесценения и притом отнюдь немаловажным. Нужно было преодолеть инерцию падения курса и этого нельзя было достигнуть иначе, как путем, решительного перелома.

Мы показали выше, что то состояние, к которому пришло денежное обращение к концу 1923 г., настоятельно ставило задачу проведения новых реформ. Данные, которые приведены в начале настоящей главы, свидетельствуют о том, что финансовая и народнохозяйственная обстановка позволяла вместе с тем приступить к тем мероприятиям, которые должны были укрепить денежную систему. Общее направление этих мероприятий предопределено было всем пройденным за последние 2,5 года путем. После того как все хозяйство перешло на "золотое исчисление" и этот способ ценностного счета был воплощен в червонце, реформа могла заключаться только в том, чтобы прекратить эмиссию советских денежных знаков, изъять их из обращения и выпустить деньги, выраженные в золоте. Но некоторые частные вопросы могли получить различное разрешение. Среди этих вопросов на первом месте стоял вопрос о том, приступить ли к выпуску банковых билетов мелких достоинств или выпускать новые казначейские деньги.

При существовавших условиях второе решение подсказывалось всею финансовой и хозяйственной обстановкой. Отказаться от выпуска казначейских денег и перейти к мелким купюрам червонца, значило допустить займы Государственного казначейства в Государственном банке. Ничего не могло быть вреднее этого для банковой эмиссии. Если бы даже эти займы были незначительны по размерам, они не могли бы не пошатнуть доверия к Государственному банку как внутри страны, так и за границей. Пойти в 1924 г. на такой шаг было ничем не оправдываемым риском. Правда, связь казначейских денег с банковыми билетами при всяких условиях нужно было установить, иначе самая ликвидация эмиссии советских денежных знаков утратила бы свой смысл. Однако связь необходимо было сделать возможно более эластичной, ориентируясь на успех реформы, но учитывая вместе с тем возможность каких-либо осложнений. Отсюда решение сохранить каз-начейскую эмиссию наряду с эмиссией Государственного банка.

Второй вопрос заключался в том, ограничиться ли выпуском бумажных денег или приступить также к выпуску металла. О золоте пока не могло быть, конечно, речи. Но для того чтобы поставить казначейству эмиссию на более прочное основание, представлялось правильным выпустить серебряную монету. Эта монета неполноценна, но население привыкло к ней, и после отсутствия металла в обращении в течение почти десятка лет появление серебра должно было оздоровляюще подействовать на денежное обращение. Выпуск серебряной монеты должен был сыграть огромную роль в смысле упорядочения денежного обращения в деревне, ибо следовало ожидать, что крестьянство будет охотно принимать серебряные деньги. Особенно большое значение выпуск серебра приобретал с точки зрения необходимости внедрения возможно большего количества денег и расширения эмиссионных возмож-ностей казначейства. Не подлежало сомнению, что часть серебра застрянет у населения и что это уменьшит опасность переполнения рынка вновь выпускаемыми деньгами.

Третий вопрос, подлежавший разрешению, был вопросом о порядке ликвидации эмиссии советских денежных знаков. Бесспорным было, что эмиссия советских денежных знаков должна быть прекращена с выпуском новых денег, что советские денежные знаки должны быть выкуплены и что для выкупа должен быть объявлен определенный курс, причем со дня объявления этого курса советский денежный знак должен ходить в твердом соотношении с новыми деньгами. Но спорным представлялся вопрос о том, к какому моменту следует приурочить фиксацию курса советского денежного знака и начало его выкупа. Два соображения заставили прийти к решению, что между выпуском новых денег и фиксацией курса советских денежных знаков должен пройти некоторый срок. Прежде всего желательно было, чтобы новые деньги, выпускаемые в обращение, были с жадностью восприняты оборотом. Рассчитывать на расширение емкости рынка и на способность его воспринять большее количество новых денег, чем имелось в обращении старых обесценивающихся знаков, можно было не с первого дня реформы. Поэтому необходимо было выпустить новые деньги с таким расчетом, чтобы они попали не в заполненное уже пространство, а всасывались постепенно образующейся пустотой. А пустота эта создавалась тем, что советский денежный знак, обесценение которого не прекращалось, продолжал бы сжиматься, уступая место новым деньгам. На фиксацию курса советского денежного знака можно было идти лишь после того, как население хотя бы несколько освоится с новыми деньгами.

Второе соображение заключалось в том, что в случае одновременности выпуска новых денег и фиксации курса старых знаков, реформа слишком напоминала бы те деноминации, которые имели уже два раза место в 1922 и в 1921 гг. Если бы государственная власть объявила, что вместо 50 ООО рублей знаками образца 1923 г. будет выпускаться в обращение рубль нового образца, то могло бы создаться впечатление, что речь снова идет о переименовании денег, и только. Правда, то обстоятельство, что новый рубль должен был быть законным платежным средством для уплаты обязательства в рубль золотом — а именно в этом и должно было быть основное отличие новых денег от старых,— опрокинуло бы в конце концов это ложное впечатление. Однако лучше всего было не создавать таких условий, в которых такое представление могло даже возникнуть; желательно было показать на примере хотя бы кратковременного параллельного хождения новых денег и советских денежных знаков глубокое различие между ними. Вместе с тем было ясно, что период такого параллельного хождения будет болезнен и что он должен быть крайне непродолжительным.

Эти соображения положены были в основу мероприятий по реформе денежного обращения начала 1924 г. Других вопросов, связанных с этими мероприятиями, мы коснемся при рассмотрении тех законов, которые установили содержание реформы.

Первым законодательным актом реформы был декрет ЦИК и СНК от 5 февраля 1924 г. о выпуске государственных казначейских билетов, тех новых казначейских денег, которые выпускались в обращение. Декрет предусматривал выпуск трех купюр: в 5, 3 и 1 рубль золотом. Декрет не связывал ценностного значения государственного казначейского билета ни с советским денежным знаком, ни с червонцем.

Какую же денежную и ценностную единицу представлял этот казначейский билет?

Ответ на этот вопрос давался постановлением, что он в качестве законного платежного средства принимается по своей нарицательной стоимости во всех тех случаях, когда размеры платежа определены в золоте. Практика нашего финансового хозяйства знала целый ряд таких платежей. В золоте выражены были таможенные пошлины, налоги, долговые обязательства государства (выигрышный заем, краткосрочные обязательства Центрокассы) и проч. В хозяйстве существовал, таким образом, ценностный счет в золотых рублях, и государственный казначейский билет входил в обращение, опираясь на него.

Но гораздо более распространен был счет в червонцах и в червонных рублях, т. е. в десятых долях червонца; между тем декрет умалчивал о связи между золотым и червонным рублем. Практически между этими двумя способами счета не было разницы. Курс золотого рубля на советские денежные знаки устанавливался Специальной котировальной комиссией. Курсом червонного рубля была десятая часть справочного курса червонца по котировке фондового отдела Московской товарной биржи. До сентября 1923 г. эти курсы бывали различны. Но последний случай несовпадения их имел место 4 сентября 1923 г., и с тех пор курс Специальной котировальной комиссии был неизменно тождествен с курсом фондового отдела МТБ. Оборот вполне освоился с этим тождеством курсов, и не было никакого основания менять установившееся положение. Наоборот, имелись все основания сохранить его. Смысл реформы явно заключается в том, что государственный казначейский билет связывается с банкнотой Государственного банка и входит в обращение, опираясь на последнюю. Он должен был составить часть денежной системы, покоящейся на "золотом", или, что практически означало то же самое, на "червонном" счете. Это положение не было прокламировано в законодательном порядке, потому что тогда еще не хотели раз навсегда предрешать судьбу денежного обращения и нельзя было учесть все то, что в будущем может произойти. Но то, что не установлено было законодательством, проводилось в жизнь в поряд-ке иных мероприятий. Кассам Народного комиссариата финансов предписано было принимать государственные казначейские билеты из расчета: один червонец равен десяти рублям золотом казначейскими билетами, и из такого же расчета стали принимать казначейские билеты без ограничения суммы Государственный банк и все другие кредитные учреждения. Кроме того, они стали обменивать беспрепятственно червонцы на казначейские билеты и казначейские билеты на червонцы по тому же курсу и этим закрепили ту же твердую связь. Для обмена казначейских билетов на червонцы Государственный банк, правда, не мог эмитировать банковые билеты. Он должен был пользоваться только наличностью своих касс. Но эта наличность должна была оказаться достаточной при том условии, конечно, что самый выпуск казначейских билетов не выходил бы за пределы действительной потребности в них торгового оборота.

Соблюдение последнего условия представлялось, по вполне понятным причинам, в высшей степени существенным, и декрет вводил ограничение казначейской эмиссии, которое должно было обеспечить его. Сумма выпущенных в обращение казначейских билетов не должна по п. 3 декрета, 5 февраля, превышать половину суммы выпущенных в обращение червонцев. Законодатель исходил из того, что в довоенное время деньги достоинством ниже 10 рублей (включая мелкую метал-лическую монету) составляли около 40% всего количества денег в обра-щении.

Значение того соотношения между выпуском червонцев и каз-начейских денег, которое фиксировано декретом 5 февраля, заключалось еще и в следующем. Даже в условиях расширяющегося оборота опасность инфляции, т. е. переполнения оборота деньгами, при банковой эмиссии несравненно меньше, чем при казначейской, потому что новый выпуск банковых билетов — по крайней мере, поскольку он протекает нормально — идет вслед за ростом рынка. И хотя эмиссия "Государственного банка была в этом отношении не безупречной, тем не менее Государственный банк как эмиссионное учреждение имел достаточные данные для учета действительной потребности оборота в деньгах и в своей практике он мог опираться на него. У Государственного казначейства таких данных не имеется. Банк учитывает векселя и выдает ссуды под товары. Товарный вексель и товар являются свиде-тельствами того, что на рынке происходит передвижение ценностей, которое лишь облегчается тем, что банк заменяет вексель банкнотой. Казначейство оплачивает ассигновки, и этот факт не стоит ни в какой связи с потребностью в деньгах товарного рынка. Оплата ассигновок может быть очень велика при сжимающемся обороте и очень незначительна при возрастающей торговле. Не имея собственного критерия, казначейство не в состоянии поэтому действовать целесообразно, если эмиссия казначейская не прислоняется к эмиссии банковой. Та связь между эмиссией червонцев и эмиссией казначейских билетов, которая установлена законом, должна была обеспечить возможно более безболезненное внедрение казначейских денег в обращение. Эмиссия Государственного банка должна была явиться показателем потребности оборота в деньгах. Так как банк эмитирует только сравнительно крупные билеты, то остающийся пробел восполняется выпуском казначейских денег. Эти соображения имелись в виду при подготовке и проведении денежной реформы. Практического значения они, однако, в этом своем виде не получили, так как выпуск казначейских билетов для покрытия бюджетных дефицитов прекратился раньше, чем этого ожидали в начале 1924 г.

Предвидеть, что казначейский билет легко внедрится в обращение и займет в нем места наряду с червонцем, было тем легче, что финансовая практика последних месяцев 1923 г. создала предшественника казначейского билета, обращавшегося на рынке на правах получервонца. В октябре, ноябре, декабре, январе и феврале Народным комиссариатом путей сообщения и Народным комиссариатом финансов были выпущены так называемые транспортные сертификаты достоинством в 5 рублей каждый, выраженные в золоте и по закону (постановление СТО от 26 июля 1923 г.), обязательные к приему для всех касс железных дорог, а также для предприятий морского и речного транспорта.

Они выпущены были в качестве краткосрочных обязательств, подлежавших погашению через несколько месяцев и имевших ограниченный круг хождения, но как кредитные учреждения, так и другие предприятия стали охотно принимать их во все платежи, расценивая пятирублевый сертификат в полчервонца. Общая сумма их выпуска достигла свыше 20 млн рублей, и они настолько прочно вошли в оборот, что в январе 1924 г. Наркомфину пришлось издать распоряжение о беспрепятственном приеме их казначейскими кассами во все платежи. Правда, биржевой их курс не всегда вполне совпадал с курсом червонца. Местами он был несколько выше (Туркестан), что объяснялось острой потребностью в устойчивых деньгах достоинством меньше червонца. В Москве он был ниже курса червонца, что более соответствовало сущности сертификата, ибо он являлся обязательством, подлежавшим погашению советскими знаками по официальному курсу (покуда советский денежный знак, конечно, еще существовал), а официальный курс в течение почти всего последнего времени существования совзнака систематически стоял ниже вольного курса банкового билета. Поэтому при превращении советских знаков, полученных в день выкупа за транспортный сертификат, в червонцы держатель сертификата нес некоторый убыток, и рынок учитывал это обстоятельство при расценке сертификата. Но колебания были невелики. Судьба транспортного сертификата доказывала, что и при отсутствии законом установленного соотношения между курсами казначейскою билета и червонца поддерживать между ними твердую связь не представит затруднений.

Вторым законодательным актом по проведению реформы был декрет ЦИК и СНК от 14 февраля 1924 г. о прекращении эмиссии советских денежных знаков. Он гласил, что с 15 февраля прекращается их изготовление на фабриках Наркомфина и одновременно прекращается эмиссия, т.е. выпуск новых знаков из Валютного управления и из баз (особых запасных фондов) Наркомфина на местах. Остатки денежных знаков на фабриках и в базах подвергаются уничтожению. Денежные знаки, выпущенные до 14 февраля из баз и находящиеся в кассах Наркомфина всех учреждений и предприятий и у частных лиц, остаются законным платежным средством на прежних основаниях впредь до издания особого постановления об их выкупе.

Третьим законодательным актом в серии мероприятий по реформе был декрет ЦИК и СНК от 22 февраля 1924 г. о выпуске и чеканке серебряной и местной монеты. Постановления о чеканке воспроизводят прежние правила дореволюционного монетного устава. Было признано наиболее целесообразным не менять ни содержания чистого серебра и меди в монетах, ни их лигатурного веса и диаметра, ни прежних норм о терпимости в весе, в пробе и пр. Оборот должен был получить монету, в точности соответствующую той, которой он привык пользоваться до войны. Только внешний вид ее был изменен, и монета чеканилась по новым рисункам.

В отношении серебряной монеты постановления декрета 22 февраля до настоящего времени остались в силе. Что касается монеты достоинством до 5 копеек, то на основании постановления ЦИК и СНК от 6 января 1926 г. ее стали чеканить в 1926 г. не из меди, а из бронзы и меньшего формата, чем монета дореволюционного времени.

Постановления о выпуске монеты сводились к следующему. Выпускается серебряная монета высокопробная (банковая), достоинством в 1 рубль и в 50 копеек (последняя именуется полтинником) и низкопробная (билонная), достоинством в 20, 15 и 10 копеек. Банковая монета, соответствующая прежней двацатипятикопеечной, и билонная, соответствующая прежней пятикопеечной, не выпускается: уже опыт прошлых лет показал, что они не нужны обороту. Медная монета вы-пускается достоинством в 5, 3, 2 и 1 копейки. Серебряная и медная монеты являются законным платежным средством, т. е. обязательным к приему в платежи для всех учреждений, предприятий и лиц, причем 1 рубль серебряной или медной монетой приравнивается 1 рублю золотом государственными казначейскими билетами. Система денежного обращения была, таким образом, приведена к единству. Между казначейскими билетами и банкнотами установлено твердое соотношение в порядке мероприятий банковой политики. Связь между серебряной и медной монетами, с одной стороны, и казначейскими билетами, с другой, определена в законе.

Для серебра и меди закон сохранял те ограничения, которые имелись в прежнем монетном уставе. Банковое серебро (1 рубль и 50 копеек) обязательно к приему на сумму до 25 рублей, билонное серебро (20, 15, 10 копеек) и медная монета — на сумму до 3 рублей. Только кассы Государственного казначейства обязаны принимать серебряную и медную монеты без ограничения.

Выпуск серебряной монеты являлся одной из существеннейших частей мероприятий 1924 г. Но для того чтобы он приобрел необходимое значение, нужно было, чтобы самые размеры его были достаточно велики и чтобы он не плелся в хвосте казначейской эмиссии, а составлял в течение, по крайней мере, первого года примерно такую же или почти такую же долю ее, как и выпуск государственных казначейских билетов. Так подходило к вопросу и законодательство о денежном обращении. Декрет поручал Народному комиссариату финансов отчеканить до 1 января 1925 г. серебряной и медной монеты на сумму до 100 млн рублей.

Проведение реформы по изложенному плану встретило между тем технические затруднения, из-за которых нельзя было, однако, отсрочить денежную реформу или изменить самый ее план. Монетный двор был недостаточно оборудован для того, чтобы в короткий срок справиться с новыми заданиями. Поэтому декрет разрешал Народному комиссариату финансов выпустить временные боны достоинством от 1 копейки до 50, с тем чтобы не позже 1 января 1925 г. объявлен был свободный обмен этих бон по нарицательной их стоимости на звонкую монету.

Декрет предусматривал также судьбу серебряной монеты дорево-люционной чеканки и решал ее в том смысле, что старое серебро не "монетизируется", т. е. не признается законным платежным средством; запрещение производства и приема платежей старым серебром оставалось в силе. Мотивом к такому решению вопроса явилось то обстоятельство, что в довоенном денежном обращении имелось очень значительное количество серебра, признание которого вернуло бы в ка- налы денежного обращения старую билонную монету и заполнило бы их настолько, что для новой казначейской эмиссии осталось бы слишком мало места. При обсуждении реформы высказывалось опасение, что непризнание старого серебра может препятствовать внедрению серебряной монеты новой чеканки. Но эти опасения не оправдались.

Наконец четвертый декрет, который явился заключительным законодательным актом по проведению реформы, окончательно разрешал вопрос о судьбе советского денежного знака. Это постановление СНК от 7 марта 1924 г. о фиксации курса и выкупе советских знаков. Постановление фиксировало курс с 10 марта из расчета 50 ООО рублей знаками 1923 г. за 1 рубль золотом казначейскими билетами. Так как деноминация 1923 г. приравняла в свое время 1 рубль знаками образца 1923 г. 1 млн рублей знаками дореволюционных и революционных образцов до 1921 г. включительно, то постановление СНК от 7 марта означало, что закон закрепляет обесценение бумажного рубля в 50 ООО ООО ООО раз. Это не рекордная цифра, потому что Германия в 1923 г. превзошла ее. Но эта цифра все же бесконечно далека от того, что могли вообразить себе несколькими годами раньше люди, размышлявшие над вопросами денежного обращения. Достаточно припомнить, что классическим примером обесценения и гибели бумажных денег всегда служили ассигна- ты французской революции. Между тем к моменту их изъятия их курс упал всего в 300 раз.

Фиксация курса из расчета 50 000 рублей знаками образца 1923 г. за 1 рубль означала, что 500 рублей советскими знаками (или по старому счету 500 млн) приравниваются 1 копейке, 1000 рублей (миллиард) — 2 копейкам и т. д. Фиксировать курс можно было только при таком счетном соотношении между старыми и новыми деньгами, которое было бы достаточно простым и поэтому удобным для населения. Отчасти ввиду именно этого обстоятельства пришлось оттянуть фиксацию курса до 10 марта и даже форсировать падение советского денежного знака в последние дни. Отчасти назначение низкого выкупного курса преследовало, однако, и фискальные цели.

С точки зрения установившихся терминов и понятий законодательный акт о фиксации курса напоминал девальвацию, т. е. окончательный отказ государственной власти выполнить то, что в свое время почиталось ее обязательством (в смысле размена в определенном ранее отношении бумажных денег на металл) и закрепление фактически совершившегося уже обесценения бумажных денег на твердом уровне. Однако в данном случае было бы чрезмерной натяжкой говорить о девальвации в обычном смысле этого слова. Преемственная связь между кредитным билетом прежнего Государственного банка и советским денежным знаком, конечно, существовала. Но обязательство размена (который фактически стал невозможен уже в 1917 г.) даже чисто юридически было отвергнуто не постановлением СНК от 7 марта 1924 г., а всем финансовым законодательством первых лет революции. Не только с экономической, но и с формально юридической точек зрения сама постановка вопроса являлась совершенно схоластической. Мы упоминаем о ней лишь для того, чтобы подчеркнуть действительную природу тех денег, которые ушли в прошлое с реформой 1924 г.

Кредитный билет дореволюционного Государственного банка в процессе эволюции денежной системы превратился в "расчетный знак РСФСР", а последний постепенно превратился в "денежный знак СССР". Ни "расчетный", ни "денежный" знаки не были уже обязательством государства или Государственного казначейства. Революция сделала их бумажными деньгами в самом строгом смысле слова, т. е. бумажными знаками, которым государственная власть присваивала силу погашать долговые обязательства, возникающие в хозяйственном обороте, но которые не являлись долговыми обязательствами самого государства. Самая надпись да них, гласившая, что они "обеспечиваются всем достоянием республики" лишена была содержания, ибо при отсутствии обязательства неизвестно было, что собственно обеспечивается. Эта надпись свидетельствовала только лишний раз о том, что словесные формулы очень живучи и что ими продолжают пользоваться тогда, когда содержание их давным-давно уже выветрилось. Даже в том случае, если бы был фиксирован курс советских денежных знаков на реальное золото, о девальвации можно было бы поэтому говорить, лишь как о некоторой аналогии. Ни с точки зрения природы советского денежного знака, ни с точки зрения природы казначейского билета девальвации не произошло. Это привычное для экономиста понятие к данным условиям неприложимо.

Необходимо остановиться на одной детали закона 7 марта. Он приравнивал 500 рублей денежными знаками образца 1923 г. 1 копейке серебром, а не золотом. С точки зрения действительного содержания реформы 1924 г. это выражение неправильно. Денежной единицей, устанавливаемой реформой, являлся "рубль золотом государственными казначейскими билетами", а не рубль и не копейка серебром. Платежная сила самого серебра определена была путем установления известного соотношения между казначейским билетом и серебряными монетами, причем серебро является даже платежным средством лишь на ограниченную сумму. Законодатель, очевидно, отнюдь не хотел объявить, что копейка серебром становится основной денежной единицей, а хотел только подчеркнуть, что советские денежные знаки, оставшиеся после 10 марта в обращении, будут временно заменять серебряную монету. Никакого принципиального значения этому выражению приписывать нельзя.

Вся сущность реформы содержится в тех четырех законодательных актах, которые изложены нами. Но для ликвидации пережитков периода валютного хаоса Советом Труда и Обороны принято было еще одно постановление, о котором здесь должно быть упомянуто. 29 февраля 1924 г. СТО постановил запретить после 1 марта 1924 г. заключение договоров, выдачу обязательств, а равно установление тарифов и такс с исчислением платежей по числам-показателям средних товарных цен (в "товарных рублях"). Договоры и обязательства, совершенные до 1 марта с исчислением в товарных рублях — гласило это постановление, — подлежали переводу на золотую валюту не позднее 31 марта 1924 г. Исчисление в "товарных рублях" практиковалось уже почти исключительно в договорах о заработной плате. Другим постановлением, принятым в тот же день, СТО установил принципы для перевода зара-. ботной платы в золотые рубли.

Мы видели, в каких условиях возникла идея "товарного рубля" и как распространилась практика его применения. Эти условия в значительной мере уже исчезли в начале 1924 г., и сохранение этого своеобразного метода ценностного исчисления был вредным пережитком для всей денежной системы. Такой метод заставлял хозяйственные предприятия калькулировать свои издержки производства в двух различных единицах. Он делал безразличным для широких слоев населения вопрос об уровне товарных цен, так как заработки становились независимыми от этого уровня. Он выражал, наконец, недоверие к государственной системе денежного обращения и подтачивал волю к утверждению устойчивой валюты. Поэтому законодательство признало необходимым закрепить денежную реформу ликвидацией того приема цен-ностного счета, или, другими словами, постоянного денежного пересчета, который не мог не возникнуть в условиях денежного обращения 1921 и 1922 гг., но вместе с тем был и одной из причин, усиливавших обесценение денег.

Практическое проведение реформы следовало непосредственно за изданием законодательных постановлений. Выпуск в обращение государственных казначейских билетов начался 8 февраля. К выпуску серебра приступлено было 26 февраля. Советские денежные знаки перестали быть законным платежным средством с 10 мая, после чего их принимали для обмена только кассы Народного комиссариата финансов и Государственного банка. Выкупная операция была закончена почти всюду 31 мая 1924 г.

В конце июля 1914 г. произошел переход России от золотого монометаллизма к бумажно-денежному обращению, и последнее непрерывно существует у нас с тех пор, хотя и в различных своих модальностях. Нельзя отождествить денежную систему первых лет войны, когда возврат в золотой валюте был еще правдоподобен, когда обесценение бумажных денег совершалось медленно и кредитный билет оставался для огромного большинства населения лишь временно поколебленным в своей устойчивости денежным знаком, с денежной системой эпохи военного коммунизма, когда кредитный билет Государственного банка был замещен "расчетным знаком", когда эмиссия таких знаков стала единственным источником денежных доходов казны и вместе с тем намерение выбросить всякие деньги из хозяйственного оборота составляло официально провозглашенное содержание денежной политики государственной власти. В первые годы войны мы имели бумажные деньги, эмитируемые с фискальными целями, обесценивавшиеся, но все еще выполнявшие все функции денег. В эпоху военного коммунизма бумажные деньги утратили функцию орудия сбережения; их значение как орудия обмена сократилось до минимума; их роль, как мерило ценности, сохранялась отчасти в той сфере хозяйства, где происходил еще обмен, но постепенно подготовлялась почва к утрате ими и этой функции.

Мы сохранили по-прежнему бумажно-денежную систему после провозглашения новой экономической политики, в 1921 и в 1922 гг. Однако это была уже не совсем та система, которая существовала нака- нуне, в эпоху военного коммунизма. Не только потому, что государственная власть ставила себе в это время целью восстановление, а не уничтожение денежного обращения, но еще и потому, что в этот период — в полном противоречии с новыми целями денежной политики — бумажно-денежный знак обесценивался с наибольшей быстротой, ста-новился все менее пригодным к выполнению нормальных функций денег и народное хозяйство стало искать и находить вместо него другое всеобщее мерило ценности, хотя в эти годы роль бумажных денег как орудия обмена и платежного средства и возрастала. Платежным средством бумажный рубль оставался, разумеется, в течение всех периодов своего существования; ибо не будь даже этого, наши бумажные деньги — кредитные билеты, расчетные знаки, казначейские знаки — перестали бы быть деньгами.

Денежная система вновь изменилась с введением в состав ее нового банкового билета, и своеобразные признаки ее в течение этого периода ее существования мы попытались уже описать в одной из предыдущих глав. И наконец, мероприятия 1924 г. опять преобразовали нашу бумажно-денежную систему. Что же она представляет собой, начиная с 1924 г.?

Законодательные акты, относящиеся к поставленному вопросу, изложены были выше. Но знакомство с их содержанием недостаточно для того, чтобы определить действительную сущность денежного обращения Союза. Прежде всего не меньшее значение, чем законодательство имеет финансово-административная и кредитно-оперативная практика казначейства и эмиссионного банка. Затем — и именно это обстоятельство представляется нам наиболее существенным — специфические особенности денежного обращения Советского Союза в том его виде, в каком оно существует с 1924 г., вытекают не столько из законов об эмиссии банкнот или казначейских билетов, из постановлений о чеканке монет, из практики взаимоотношений между казначейством и Государственным банком и т. п., сколько из некоторых черт всей советской экономики, особенно тех ее черт, которые определяют формы соприкосновения советского хозяйства с мировым. Душу нашего денежного обращения нельзя найти в одних постановлениях о денежной системе, ее можно понять только как производное всей хозяйственной системы Советского Союза.

Нижеследующие страницы посвящены описанию существенных экономических признаков, а не более или менее технических особенностей нашего денежного обращения. Мы укажем также в дальнейшем, в какую клетку существующих классификаций денежных систем возможно, на наш взгляд, поместить систему денежного обращения СССР после 1924 г. и какие при этом следует сделать оговорки. Но разрешение этой последней, классификационной, задачи не представляется нам особенно важным, ибо своеобразие советской денежной системы кажется нам очень большим и при этом условии оговорки должны сильно подорвать познавательное значение такой классификационной работы.

Мы имеем с 1924 г. систему бумажно-денежного обращения с денежной единицей, которой по закону является "рубль золотом", причем этот "рубль золотом" по закону не соответствует какому-либо количеству металла. Из исторических глав можно усмотреть, почему закон упомянул о золоте при наименовании нового рубля, но умолчал о металлическом его содержании. "Рубль золотом" есть лишь условная единица ценностного счета, возникшая в начале новой экономической политики и получавшая в то время конкретное содержание от того, что "рубль золотом" приравнивался постановлениями уполномоченных на то органов определенным суммам рублей казначейскими денежными знаками (совзнаками), т. е. циркулировавшими в то время деньгами. Выше было достаточно подробно описано, как все это произошло. По закону, действующему на всей территории Союза, законным платежным средством, обязательным к приему без ограничения суммы, являются только государственные казначейские билеты, которые и выражены в "рублях золотом".

Но фактически благодаря практике, усвоенной казначейством и Государственным банком, а вслед за ними и всем хозяйственным оборотом, денежной единицей Союза можно безразлично считать, как "рубль золотом", в котором выписаны казначейские билеты, так и червонец, в котором выписаны банкноты. Благодаря этой практике банкноты являются законным платежным средствам без ограничения суммы (хотя по закону их прием обязателен только для Госбанка и для казны при внесении ей государственных сборов и платежей), и между червонцем и рублем установилось настолько прочное соотношение, что население не подозревает даже об отсутствии под ним твердой легальной базы. Внешним символом и официальным признанием устойчивости этого соотношения является то обстоятельство, что с 1924 г. балансы Государственного банка публикуются в червонцах, рублях и копейках. И хотя по закону денежной единицей является рубль, а не червонец — ибо, только что было указано, лишь казначейский билет, выраженный в рублях, является законным платежным средством,— но по совокупности всех обстоятельств, может быть, правильнее было бы считать денежной единицей Союза червонец, потому что главную часть денежного обращения Союза составляют банковые билеты, потому что именно они котировались за границей, потому что самые размеры эмиссии казначейских билетов связаны с размерами выпуска банкнот и казначейские билеты фактически играют при банкнотах лишь роль сравнительно крупных разменных знаков (ср. по этому вопросу JI. А.Лунца, "Деньги и денежные обязательства", в сборнике "Очерки кредитного права". М., 1926, с.7 и след.; его же "Деньги и денежные обязательства". М., 1927, с.61 и след.; Ф. Д. Лившица, "К вопросу о нашей денежной единице", "Кредит и хозяйство", 1926, № 8 — 9, с. 28 — 34; Л. С. Эльясона, "Деньги, банки и банковые операции". М., 1926, с. 10 и след.).

В законе, повторяем, ничего не сказано о соотношении между рублем и каким-либо количеством металла; но в законе зато определено, какому количеству металла соответствует червонец и в перспективе даже намечен размен банковых билетов на золото. Для червонца установлен таким образом теоретический золотой паритет, а через червонец при существующей практике установлен паритет и для рубля. Мы, следовательно, имеем бумажно-денежное обраще- ниє с денежной единицей, приравненной, согласно металлического ее определения, единице довоенного времени.

Таковы некоторые основные признаки системы денежного обращения, созданной в 1924 г. В чем же ее своеобразие? Это своеобразие надо искать главным образом в том, как функционирует денежная система, т. е. в том, чем определяются создание денег, их покупательная сила и их курс, и мы всего легче подойдем к ответу на эти вопросы, если предварительно напомним в кратких чертах, как функционируют в обычных условиях наиболее типичные денежные системы. Картина будет несколько стилизована, но именно это и облегчит в дальнейшем описание того особого случая, который представляет собой современная денежная система СССР.

Представим себе прежде всего систему, построенную на том, что денежная единица какого-либо наименования соответствует определенному количеству золота, из которого чеканятся монеты, имеющие законную платежную силу. Пусть ввоз и вывоз золота и товаров в данной стране и в других странах объявлены свободными. Пусть существует свобода чеканки, т. е. право всякого получить от Монетного двора монету за золото в слитках с внесением столь ничтожной платы за чеканку, что этой платой можно пренебречь. Пусть в области внешнего това-рообмена и внешних денежных расчетов не установлено никаких суще-ственных запрещений и ограничений. Пусть, наконец, мы имеем и внутри каждой страны свободу промышленности и торговли, включая свободное, т. е. независимое от государственного регулирования или вмешательства монопольных предприятий, образование товарных цен. Это те условия, в которых классическая школа обычно ставила и разрешала интересовавшие ее экономические проблемы. Как регулируется в этой обстановке количество денег в стране?

Ответ не представляется сложным и в экономической литературе дан уже давно. Золото распределится между всеми странами так, чтобы товарные цены (при условии учета стоимости перевозки, таможенных пошлин и прочих накладных расходов) всюду стояли на одном и том же уровне. Это будет состояние равновесия. Если по тем или иным причинам цены в одной стране поднимутся, то ввоз товаров в эту страну станет выгодным, и он произойдет. За ввоз придется заплатить деньгами, т. е. золотом, а это вызовет уменьшение в стране денежного металла. Какие бы оговорки ни делать к количественной теории денег и в какой бы редакции ее ни принимать, приток товаров и уменьшение количества денег рано или поздно вызовет снижение цен. Перемещения будут происходить до тех пор, пока вновь не будет достигнуто состояние равновесия, вероятно, в новых условиях распределения золота и товаров. Но при всех возможных осложняющих моментах, вносимых передвижением капиталов, различными условиями накопления или развитием кредитных сделок и платежей, бесспорно, что в этой обстановке количество денег в стране регулируется в порядке стихийного процесса, и задача государственных органов может заключаться лишь в том, чтобы стихийный процесс протекал по возможности плавно, не вызывая серьезных потрясений.

Там, где существует эмиссия банковых билетов, но последние раз- менны на золото, условия уже отличаются от тех, которые только что были схематически описаны. Здесь возникает вопрос о политике эмиссионного банка и регулирование денежного обращения происходит не безусловно автоматически, как в первом случае.

В тех странах, где банковые билеты разменны на золото, уставы эмиссионных банков всегда разрешают на тех или иных основаниях выпуск банкнот, превышающий банковые запасы золота. Это допущение основано на том соображении, что никогда все банковые билеты не могут быть сразу предъявлены к обмену и что в случае кризиса и массового предъявления банкнот можно на худой конец временно приостановить размен в порядке чрезвычайного законодательства. Таким образом эмиссионные банки могут выпускать свои билеты и учитывать векселя при расширении торгового оборота, предоставляя народному хозяйству платежные средства в сумме, превышающей количество золота, которое образует их металлический и валютный фонд. Они сообразуются при этом с размерами своих металлических запасов, но эти запасы связывают их лишь до известной степени. Чем же регулируется в этих условиях количество денег в стране, т. е. чем определяются пределы банковой эмиссии?

И тут стихийно действует механизм, который фиксирует возможные ее размеры. Если эмиссия велика и товарные цены возрастают, то создается рыночная конъюнктура, при которой становится выгодным увеличение импорта, и уменьшаются прибыли от экспортных операций. Баланс ввоза и вывоза изменяется. Увеличивается спрос на платежные средства, которые пригодны для ликвидации задолженности за границей, т. е. на иностранную валюту или золото. Возрастают требования на чеки в иностранной валюте, подлежащие оплате за границей, и эмиссионный банк для того, чтобы иметь возможность выдавать такие чеки, вынужден в конце концов вывезти за границу часть своего золота. Для эмиссионного банка это служит сигналом, показывающим, что наступила опасность, дальнейшее развитие которой он должен пре-дотвратить, ибо иначе он рискует потерять свои металлические фонды. Для борьбы с этой опасностью в распоряжении эмиссионных банков имеется испытанное и весьма действительное средство: эмиссионный банк повышает свой учетный процент и удорожает стоимость кредита на рынке. Сравнительно небольшого повышения процента бывает достаточно для того, чтобы вызвать целый ряд последствий в том направлении, которого добивается банк.

"Деньг и", т. е. кредиты, стали более дороги. Для торговца, который держит большие запасы товаров, пользуясь для этого кредитом, становится невыгодным задерживать реализацию этих запасов, и на рынке увеличивается предложение товаров. Если торговец является экспортером, он увеличивает продажу товаров за границу. Падают цены и возрастает экспорт. Для импортера, который пользуется кредитом для ввоза иностранных товаров, его операции по ввозу становятся менее выгодными, и он сокращает их. Сжимается импорт и уменьшается спрос на иностранную валюту или золото для вывоза. Уменьшается спрос на кредиты, ибо для целого ряда торговых операций ссуда из 5% могла быть выгодной, а ссуда из 6% является уже убыточной. И уже ранее всего этого повышение процента, если оно происходит в кредито- способной стране, вызывает, по крайней мере временно, прилив иностранных денежных капиталов, ищущих краткосрочного помещения. Таким образом переход эмиссии за известные пределы влечет за собой отлив золота из страны, эмиссионные банки в ответ на этот отлив по-вышают свои учетные ставки, вызывая этим сокращение спроса на кредиты, уменьшение эмиссии или, по крайней мере, задержку дальнейшего ее роста, снижение цен, усиление экспорта, уменьшение импорта и обратный приток золота в страну. Процесс протекает уже не чисто механически, потому что в известный момент происходит вмешательство эмиссионного банка в стихийный ход вещей. Но самый ход вещей обнаруживает известные симптомы, к которым должны только присматриваться руководители эмиссионного учреждения, поступая затем по довольно простому и давно известному правилу.

В очень значительном числе случаев эмиссионному банку достаточно бывает повысить свою учетную ставку для того, чтобы денежный рынок послушно последовал за руководящим кредитным учреждением. Иной раз это бывает, однако, и не так. В Англии, например, денежный рынок так значителен, и депозитные банки играют на нем, благодаря огромным средствами, которыми они располагают, такую крупную роль, что рынок может и не реагировать на повышение официального процента удорожанием кредита по всей линии кредитных учреждений, ставки которых по активным операциям обычно ниже ставок Английского банка. Однако у последнего и на этот случай имеется действительное средство, которое он может пустить в ход и которым он пользуется время от времени. Если на денежном рынке имеется такое количество свободных средств, что рынок не следует за банком, Английский банк в дополнение к повышению учетной ставки принимает меры к тому, чтобы снять излишние деньги с рынка. Он выступает не с предложением денег, а со спросом на них. В его распоряжении имеются ценности (ценные бумаги, которые во всякое время могут быть реализованы), и он продает их или косвенными путями закладывает их, снимая с рынка свободные средства до тех пор, пока рынок не становится податливым и не следует за ним по тому пути, который ему указан.

Описанный механизм отнюдь не всегда действует безболезненно. Но в нашу задачу не входит анализ того, хорош ли этот механизм или плох. Во всяком случае ясно, что это есть действующий механизм, и ясно вместе с тем, как он приводится в действие.

Перейдем к третьему случаю: выпуску эмиссионным банком неразменных на золото банкнот, при сохранении всех прочих вышеуказанных условий в отношении свободы торговли и т. д. Этот случай возможен в странах с падающей и в государствах с довольно устойчивой валютой. Если банкноты эмиссионного банка неразменны на золото, тот простейший регулятор эмиссии и денежного обращения, который описан был выше, уже не действует или же действует не так ясно и просто, как тогда, когда приток золота в эмиссионный банк и отлив его из эмиссионного учреждения ежедневно и ежечасно показывают руководящему эмиссией органу, какого он должен придерживаться направления. Однако и тут остаются в силе некоторые показатели и методы воздействия на денежный рынок, которые облегчают работу эмиссионного банка.

Значительное расширение кредитов и соответствующий выпуск бумажных денег имели бы своим последствием повышение товарных цен. В свою очередь повышение товарных цен вызвало бы сокращение вывоза и увеличение ввоза, причем эта тенденция оставалась бы в силе до изменения курса валюты. В условиях золотого обращения изменение курса было бы лишь незначительно, ибо немедленной реакцией на повышение курса иностранной валюты был бы отлив золота из страны. При неразменности банкнот на золото такой реакции не существует и процесс обесценения не имеет определенных границ, если только эмиссионная и кредитная политика не принимает мер к тому, чтобы положить ему предел.

Нет границы теоретачески возможному падению курса бумажных денег. Но денежная политика государства или центрального эмиссионного банка (если только они располагают необходимыми для этого материальными ресурсами и умеют маневрировать ими) может фиксировать практически тот или иной предел и может даже сделать это так, чтобы колебания курса бумажной валюты оставались в тех же тесных границах, в которых могут колебаться валюты золотые, т. е. в границах так называемых золотых точек. Банк устанавливает тот курс, который образует как бы золотой паритет его банкноты и затем продает и покупает без ограничения иностранную валюту по курсу достаточно близкому к этому паритету. Он держит постоянно необходимые запасы валюты для того, чтобы удовлетворить весь предъявляемый спрос, и он маневрирует своей учетной ставкой для того, чтобы достигнуть нужного ему соотношения между спросом и предложением. Такова была денежная система Австро-Венгрии и практика ее банка после 1892 г. Такова была по тенденции своей и денежная политика С. Ю. Витте в 1893—1895 гг., когда Государственный банк с февраля 1893 г. по 15 марта 1895 г. в целях регулирования курса купил тратт на 71,3 млн рублей и продал их на 73,9 млн рублей, причем в первый год упорядочения курса разница между высшим и низшим курсами составила еще 6,7%, а в следующем году, когда операция производилась круглый год, разница не превышала 1,99%, между тем как в 1890 г. она составляла 19,5%, в 1891 г.- 28,2% и в 1892 г.- 33,7%. (П. X. Шванебах, "Денежное преобразование и народное хозяйство". С.-Петербург, 1901, с. 51). Систему, подобную австрийской, англичане называют "gold exchange currency". Ее можно назвать по-русски системой бумажно-денежного обращения с золотым паритетом.

Если эмиссионный банк не проводит политики поддержания устойчивого курса, последний колеблется при системе бумажно-денежного обращения вверх и вниз в зависимости от всей совокупное™ обстоятельств, влияющих на спрос и предложение валюты: состояния торгового баланса, состояния всех видов взаимной задолженноста данного государства и других стран, состояния того внешнего и внутреннего кредита, которым пользуется правительство страны, движения эмиссии и проч. Эта колебания возможны, как в том случае, когда банкноты эмитируются исключительно для коммерческих операций банка, так и тогда, когда выпуском бумажных денег покрываются расходы государ-ственного бюджета. Само собой разумеется, что в последнем случае пределы возможных колебаний будут гораздо шире.

Но если только соблюдены те общие хозяйственные условия, которые были указаны выше, то при всякой денежной системе курс иностранной валюты в каждый данный момент будет зависеть от спроса на нее и от ее предложения и между курсом денег и их покупательной силой будет существовать известная связь. Первое само собой разумеется. Относительно второго необходимо сказать несколько слов.

Связь между курсом и покупательной силой денег или, другими словами, между курсом валюты и средним уровнем товарных цен нельзя представлять себе слишком упрощенно, если только не говорить о ценах экспортных и импортных товаров, ибо в этом последнем случае связь является непосредственной и здесь она, разумеется, очень тесна. Цены товаров обычно отличаются большим консерватизмом, и падение (или подъем) курса валюты (как вновь подтвердил опыт послевоенной Европы) может сопровождаться весьма замедленным ростом (или снижением) товарных цен. Ибо цены экспортных и импортных товаров лишь частично входят в состав издержек производства большей части продуктов и изделий, а цены на рабочую силу — один из важнейших элементов издержек производства — вообще изменяются лишь с большой постепенностью; наконец, самые рыночные цены не сразу приспособляются к изменившимся издержкам производства. И обратно: изменение уровня цен даже при условии бумажно-денежного обращения не сопровождается обязательно немедленным изменением курса. Брешь, образуемая в расчетном балансе вследствие сокращения экспорта и усиления импорта может быть пополнена многими способами: краткосрочными или долгосрочными кредитами, реализацией ценных бумаг и т. п. Но при всех этих оговорках между курсом и покупательной силой остается тесная связь. То, что проф. Густав Кассель назвал паритетом покупательной силы, т. е. то отношение между валютами двух стран, которое соответствует (с учетом таможенных пошлин и т. п.) высоте существующих в них уровней цен, не может очень длительно оторваться от курса. Другое дело, что курс установить легко, а исчисление покупательной силы денег в двух странах для нахождения искомого паритета представляет огромные и подчас даже непреодолимые методические и технические затруднения. Этим не исключен факт существования указанной связи и постоянное проявление ее в виде тенденции.

Итак, при всех денежных системах, охарактеризованных на предыдущих страницах, можно было сказать:

во-первых, что курс валюты в каждый данный момент зависит от состояния спроса и предложения;

во-вторых, что между курсом и покупательной силой денег существует связь, выявление которой, хотя и может быть очень усложнено многими обстоятельствами, но не может быть уничтожено вовсе.

К этому мы должны прибавить еще, что, в-третьих, при всех денежных системах, функционирующих в описанных условиях покупательная сила денег и их курс представляют собой для каждого данного момента определенные величины, т. е. существуют один определенный курс и один определенный уровень цен.

Мы должны подчеркнуть, что это есть стилизация. Мы называем величину покупательной силы в описанных условиях определенной не потому, что она действительно является таковой в строгом смысле слова, а только потому, что мы в дальнейшем будем иметь дело с условиями, в которых размеры покупательной силы валюты являются настолько менее определенными, чем в ранее очерченной обстановке, что количественное различие между двумя системами переходит в качественное и в первом случае мы можем говорить об определенности, если будем говорить о неопределенности во втором. Мы хотим только сказать, что, в общем, при условии существования свободы внешней и внутренней торговли и при отсутствии государственного регулирования движения товаров и цен внутри каждой страны существует некоторое подобие единого валютного рынка и единого товарного рынка с единой ценой для каждого товара определенного качества. Всякий знает, что это нигде и никогда не было вполне так. Но вместе с тем почти всякий признает, что для описания развитой капиталистической хозяйственной системы (даже в том случае, когда монопольные организации играют в ней уже большую роль) такая схема описания является более подходящей, чем всякая другая.

И наконец в-четвертых, существенный признак функционирования денежной системы, несколько раз отмеченный выше, заключается в возможности влиять на курс, на цены, на размеры кредитования и на количество денег, обращающихся в стране, при помощи изменения учетной ставки. Во всех тех случаях, когда в составе денежной массы имеются банковые билеты, учетная ставка образует основное орудие денежной политики в руках того органа, который призван руководить этой отраслью народного хозяйства.

Мы имеем денежную систему, функционирующую в условиях, глубоко отличных от тех, которые охарактеризованы выше. Из этих условий для нас в данном контексте наиболее существенны:

Монополия внешней торговли. Необязательно в той или другой конкретной ее форме. Для нас в данном контексте важно существование монополии внешней торговли, при которой государство может установить план ввоза и вывоза товаров и может даже — в известных, конечно, пределах — осуществить такой план, который не представляется наиболее выгодным или представляется даже невыгодным с точки зрения частнохозяйственного расчета.

Валютное законодательство, особенно в той его части, которая занята регулированием внешних платежей, т. е. разрешительная система вывоза валюты и выдача разрешений только при наличии определенных условий. Для нас в данном контексте важно не только законодательство, но еще важней установившийся в Союзе административный порядок производства самих операций по купле-продаже иностранной валюты или, точнее, установившийся, порядок "планового распределения" валюты.

Законодательство и административная практика по регулированию товарной торговли и прежде всего товарных цен, возможность и характер которых обусловлены особенностями всей советской хозяйственной системы, в частности тем, что почти вся промышленность сосредоточена в распоряжении государства, что значительная часть торговли находится в руках государства и кооперации и что влияние государственной власти простирается не только на все сколько-нибудь существенные стороны торговой политики принадлежащих ему предприятий, но простирается почти в такой же степени на торговую политику кооперативных организаций.

Отсутствие у эмиссионного банка возможности регулировать спрос на кредиты при помощи изменения учетной ставки, а следовательно, и отсутствие у него возможности регулировать .этим методом размеры эмиссии и денежного обращения, движение товарных цен, движение внешней торговли, движение валютных курсов, движение золота из страны за границу или из-за границы в страну.

В нашем перечислении упомянуты лишь некоторые особенности советской хозяйственной системы. Мы взяли только те из них, которые имеют наибольшее значение для характеристики той обстановки, в которой создалось своеобразие условий денежного обращения в СССР. Эти особенности сложились отчасти не к 1924 г., когда проведены были крупные мероприятия по преобразованию денежного обращения, а раньше. Но мы ссылаемся на них для характеристики той денежной системы, которая возникла после 1924 г., потому, что лишь к этому времени (отчасти даже еще позднее) выявилось вполне содержание некоторых из указанных особенностей и, в частности, содержание валютного законодательства Союза и связанной с ним административной практики; до этого времени методы производства внешних расчетов Союза не приведены были еще в ясную систему, ибо год денежной реформы был только вторым годом сколько-нибудь серьезных торговых сношений Союза с другими странами.

Перечисленные особенности советской хозяйственной системы должны быть еще кратко комментированы.

Монополия внешней торговли, т. е. порядок, при котором по общему правилу (исключение установлено для торговли по восточной границе) без лицензии товар не может быть ни вывезен, ни ввезен, создают в нашем хозяйстве две, хотя и соприкасающиеся, но все же разобщенные сферы: внутренней торговли и внешней. Высокие цены внутри страны, конечно, служат и у нас препятствием для вывоза товаров, хотя и это имеет силу не в полной мере, так как экспортирующие государственные предприятия по предписанию регулирующих органов могут вывозить товар в таких случаях, когда их собственный хозяйственный расчет заставил бы их реализовать его на внутреннем рынке. Но высокие цены на товары сами по себе вовсе не вызывают у нас ввоза товаров из-за границы. Импорт происходит лишь постольку, поскольку он предусмотрен общегосударственным планом, который строится на основании целого ряда экономических и иных соображений. Ввоз товаров может представлять огромные коммерческие выгоды и тем не менее не совершаться. Может иметь место и обратное явление. И то же следует сказать относительно вывоза.

Валютное законодательство дополняет монополию внешней торговли, отчасти подкрепляя постановления, относящиеся к торговле, как бы вторичным контролем, отчасти устанавливая и новые мероприятия. Вывоз валюты по закону может происходить лишь с разрешения специального органа (Особого валютного совещания при Народном комиссариате финансов Союза ССР). Оно выдается лишь в том случае, когда потребность признается уважительной и во всяком случае по линии торговой выдается лишь тогда, когда имеется уже лицензия. Однако в тех случаях, когда неуспешный ход экспортных операций вызвал бы на валютном рынке напряжение, разрешение на вывоз валюты мо-жет и не быть предоставлено даже при наличии лицензии, разве что товар уже закуплен по ней и советское предприятие успело выдать иностранному предприятию свои обязательства. В эти периоды практикуется составление планов, рассчитанных на короткие промежутки времени и устанавливающих, кому и на какие потребности иностранная валюта будет предоставлена. Чтобы усилить действие этих постановлений в отношении регулирования спроса на иностранную валюту, закон (как мы уже видели в главе VI) определяет, что государственные и кооперативные учреждения и предприятия не только для перевода иностранной валюты за границу, но и для покупки ее обязаны испра-шивать разрешения Особого валютного совещания. Последнее ограничение формально для частных лиц не установлено и в течение долгого времени его и фактически не существовало. Однако с марта 1926 г. покупка иностранной валюты (и золота в монете прежней чеканки) частными лицами без разрешения Особого валютного совещания также была почти прекращена в порядке административных мероприятий.

Совершенно ясно, что в описанных условиях государство является хозяином положения в регулировании спроса на иностранную валюту для внешних платежей. При удовлетворительном функционировании тех органов, на которые возложена выдача лицензий, спрос на иностранную валюту для заграничных платежей должен быть равен той сумме, которую наметило регулирующее учреждение. Но даже в том случае, если соответствующий орган функционирует недостаточно удо-влетворительно, дело еще не потеряно, потому что в порядке выдачи разрешений на вывоз валюты и, наконец, в порядке составления обязательных валютных планов часть допущенных ошибок может быть исправлена. Спрос на иностранную валюту и в этой обстановке не является, конечно, величиной независимой от состояния народного хозяйства. Но он устанавливается в порядке хозяйственного управления, исходящего из соображений государственной власти о существующих потребностях и возможностях. Движение цен на внутренних рынках может влиять, но может и не влиять на решение, принятое в порядке хозяйственного управления. Если при тех системах и в тех условиях, которые были охарактеризованы выше, рост цен неизбежно вызывает увеличение импорта, усиление спроса на иностранные платежные средства и понижение курса валюты, то в обстановке государственного регулируемого импорта и разрешительной системы вывоза валюты, такого последствия может и не быть.

Но государство не только в состоянии регулировать спрос, оно в известной мере владеет также предложением. Во-первых, потому, что, экспортирующие организации суть государственные предприятия и до известной степени размеры вывоза могут быть установлены в порядке обязательного, хотя бы и не во всех частях рента-бельного экспортного плана. Значение этой стороны дела не следует, правда, преувеличивать: хозяйственный расчет, как показывает опыт, является очень действительным стимулом и для государственных предприятий как в смысле побуждения их к совершению выгодных сделок, так и в смысле побуждения к воздержанию от убыточных операций. Но имеется еще другая сторона регулирования предложения. Валютный рынок очень ограничен. Между импортерами и экспортерами стоит очень небольшая группа банков, среди которых господствующее значение имеет Государственный банк. Непосредственные сделки между экспортерами и импортерами по реализации валюты никогда не были особенно часты. В период (конец 1925 г.), когда положение стало напряженным и распределение валюты начало происходить по плану, они прекратились совсем. Государственному банку уже в 1923 г. предоставлены были особые преимущества в отношении приобретения ино-странной валюты (см. гл. VI), а в начале 1926 г. эти преимущества были значительно усилены. Фактически с этих пор небольшая группа банков покупает иностранную валюту по твердому курсу, который без санкции правительства не мог бы быть изменен, и по которому экспортеры обязаны сдавать банкам свою валютную выручку. Конечно, никакие привилегии не помогли бы Государственному банку, если бы одновременно не действовало регулирование спроса. Однако поскольку последнее существует, оказывается весьма действительным и регулирование предложения.

Все это создало в высшей степени мощный механизм регулирования курса валюты. Едва ли такой механизм мог бы существовать в другой социально-экономической обстановке. Во время войны и после нее почти все государства прошли через полосу регулирования валютного рынка, но всюду валютное законодательство могло оказать лишь сравнительно слабое сопротивление натиску стихийных сил. Валютное регулирование действительно в Союзе потому, что оно опирается на регулирование внешней торговли, на принадлежность государству промышленности, на централизованную (и притом почти целиком государственную) банковскую систему, на порядок планового распределения валюты между той группой предприятий, которая допущена к этому распределению, и на запрещение приобретать иностранную валюту тем, кто находится вне этой группы.

Если государство владеет валютным рынком, то оно владеет и курсом своей валюты. Следовательно, оно может поддерживать такой курс валюты, который не совпадает с ее паритетом покупательной силы. Своеобразие советской денежной системы, взятой в условиях существующей хозяйственной обстанов- торый дал бы крестьянину промышленные изделия по таким ценам, которые крестьянин не считал бы обидными, оно стремится регулировать цены на экспортные товары с таким расчетом, чтобы их возможно было вывозить. Все обстоятельства складывались в последние годы так, что регулирование цен советским государством сводилось к политике поддержания возможно менее высоких цен. Речь идет, конечно, не о том, что цены, установленные государственной властью низки по сравнению с заграничными или довоенными, ибо этого, как известно, нет; речь идет о том, что они ниже тех, которые могут быть выручены при данной конъюнктуре товарного рынка.

Но наряду с государственной и кооперативной торговлей существует еще значительный частный торговый оборот, вероятно, более значительный, чем показывают данные официальных отчетов, покоящихся на податных сведениях. Для этого оборота государственные и кооперативные цены необязательны или, по крайней мере, не вполне обязательны. Если государственные и кооперативные цены ниже, чем они могли бы быть по состоянию платежеспособного спроса, то они оставляют свободными доходы населения и составляют конъюнктуру, при которой частная торговля получает возможность назначения особенно высоких цен. Рынок распадается тогда на две части. Нет единого уровня цен, а есть два (а то и больше, чем два) уровня цен. Нет поэтому и единства покупательной силы валюты, ибо ни тот ни другой из существующих уровней нельзя признать характеризующим с достоверностью высоту покупательной силы червонца.

Государственные и кооперативные цены гораздо устойчивее, чем цены частного рынка. Поэтому в периоды широкого кредитования и появления дополнительной покупательной силы, т. е. в периоды инфляционные разница между обоими уровнями должна возрастать. В периоды оздоровления денежного обращения она должна сокращаться. В каком-то минимуме она безвредна. Сверх какого-то минимума она свидетельствует о болезни денежной системы.

Мы привели эти соображения об уровне цен для того, чтобы оттенить своеобразие условий нашего денежного обращения. Но нельзя умолчать о том, что двойной уровень цен был весьма распространенным явлением во время войны, особенно в Германии и в Австрии. Регулирование цен создало тогда в совершенно иной политической и социальной обстановке такие явления, которые, очевидно, в из-вестных условиях могут повторяться повсюду, где имеет место сколько- нибудь широко проведенное государственное вмешательство в процессы ценообразования, вмешательство недостаточное для полного подчинения рынка, но достаточное для частичного его охвата.

Возможность разрыва между покупательной силой и курсом червонца, возможность раздвоения курса, возможность раздвоения покупательной силы, все это еще не дефекты денежной системы. Нередко это ее преимущества, которые, однако, могут превратиться и в ее болезнь. То обстоятельство, что курс не ломается немедленно вслед за таким изменением товарных цен, которое неблагоприятно отражается на внешнем торговом и расчетном балансе, для денежной системы страны, не пользующейся иностранным кредитом, есть даже благо: если только разрыв не становится длительным и передышка используется для того, чтобы вернуть курс и покупательную силу к единству, соответствующему золотому паритету валюты. То же следует сказать относительно возможности раздвоения курсов и покупательной силы. Устойчивость, хотя бы только официального, курса и устойчивость, хотя бы только государственных и кооперативных, цен есть преимущество до тех пор, пока и здесь разрыв не становится длительным и не ведет к расслоению всего народного хозяйства, т. е. к большому усложнению всей его структуры.

Длительные разрывы, возможность которых дана вследствие особенностей нашей хозяйственной системы, нежелательны и вредны. Двойственность ценообразования или двойственность курса есть не что иное, как показатель того, что экономическая политика не справилась с той задачей регулирования цен или регулирования курса, которую оно себе поставило. Двойственность цен имеет своим неизбежным последствием совершение спекулятивных сделок по использованию существующих ценностных разниц, так сказать, арбитражных сделок между государственно-кооперативной и частными сферами хозяйства. Она порождает то, что у нас принято называть бестоварьем. Она освобождает платежные средства и бросает их навстречу тем товарам, для которых цены не установлены на уровне более низком, чем уровень, соответствующий равновесию между спросом и предложением. Она вносит сбивчивость и неясность в представление о хозяйственном расчете, т. е. в калькуляции, ибо неизвестно, по какой собственно цене следует калькулировать, если не фактическую себестоимость, то восстановительную стоимость продукта. Она может вызывать недовольство там, где регулируемая цена является не продажной, а заготовительной и где, как в области заготовок сельскохозяйственных продуктов, государственно-кооперативные предприятия предлагают крестьянству более низкие цены, чем частные скупщики.

Вредна и двойственность курсов. Она также легко ведет к спекуляции, и если последнюю удается предотвратить сильными мерами ад-министративного порядка, то эти меры все же не настолько надежны, чтобы можно было вполне положиться на них. Эта двойственность легко может вызвать утечку в частное накопление части вновь добываемого золота и поступающей по частным переводам из-за границы иностранной валюты. Наконец, она вызывает недоверие к "истинности" официального курса, хотя бы по последнему совершалось 90% всех сделок.

Наибольшим злом является разрыв между покупательной силой и курсом, если из возможности он превращается в длительную реальность, ибо такой разрыв отражается на объеме внешней торговли, особенно на размерах экспорта, суживает сферу соприкосновения народного хозяйства с мировым, отражается на притоке тех валютных ресурсов, которые могут быть обращены на приобретение необходимых стране иностранных товаров или на накопление золотых резервов, служащих для обеспечения устойчивости денежной системы и всех внешних платежных обязательств народного хозяйства.

Из тех особенностей нашего денежного обращения и тех условий нашего денежного хозяйства, которые описаны в настоящей главе, вытекает, что и способы регулирования денежного обращения не могут совпадать у нас с теми методами, которые являются обычными в капиталистических странах.

Эмиссионный банк (по крайней мере там, где эмиссия централизована и где на этом банке лежит обязанность заботиться об устойчивости денежной системы) ориентирует свою кредитно-эмиссион- ную политику прежде всего по колебаниям вексельного курса и по движению золота в страну или из страны. Эта старая формула для 20 столетия менее верна, чем для XIX. Современный центральный эмиссионный банк присматривается ко всем показателям хозяйственной конъюнктуры — к состоянию производства, торговли, безработицы, к движению цен, к инвестированию новых капиталов и т. п. Однако же движения валютных курсов и золота сохраняют свое первостепенное значение в качестве директивных показателей, потому что они легко уловимы, бесспорны и непосредственно влияют на состояние банковых ресурсов. По этому признаку (с учетом и всех других) эмиссионный банк определяет направление своей кредитно-эмиссионной политики, а для проведения намеченной им кредитно-эмиссионной политики он пользуется как орудием учетной ставкой, смотря по обстоятельствам, поднимая или понижая ее.

В условиях нашей денежной системы, как она сложилась в 1924 — 1926 гг., нет ни указанного показателя, ни указанного способа воздействия на размеры кредитования и на объем денежного обращения. Об отсутствии показателя мы говорили уже выше: его нет, раз курс валюты остается неподвижным, независимо от движения экспорта и импорта и от состояния (надо сказать, потенциального) спроса на иностранную валюту. Об отсутствии указанного способа воздействия на размеры кредитования и эмиссии здесь не-обходимо сказать еще несколько слов.

В теоретических рассуждениях, в которых мы всегда схематизируем явления действительности, мы обычно представляем себе рынок всякого товара в качестве некоторого единства, т. е. мыслим, что на рынке для каждого товара существует одна цена. Мы, правда, знаем, что такое представление никогда не бывает совершенно точным, но, наблюдая проявляющиеся обычно тенденции, мы не допускаем большой ошибки, исходя в теоретическом размышлении из предпосылки единства рынка и единства цен и дополняя затем это допущение теми или другими поправками. Говоря о нашем современном денежном рынке (так же, как и о товарном), мы должны, однако, отвергнуть такую предпосылку. Учетный процент, т. е. цена, которая уплачивается у нас за пользование заемным капиталом, не является на нашем денежном рынке единым. Мы имеем в сущности не один денежный рынок, а два, причем даже ограничение двумя есть уже сильная схематизация действительно наблюдающихся явлений.

Существует частный денежный рынок, отчасти совсем не организованный, отчасти несколько упорядоченный работой частных кредит- ных учреждений (обществ взаимного кредита), число которых уже довольно значительно, но финансовая сила которых очень невелика. На этом частном рынке в качестве заемных капиталов предлагаются сбережения или временно свободные классовые средства преимущественно частных торговцев. На одном конце этого рынка помещается заимодавец, занимающийся, как говорили в прежнее время, "частным дисконтом" и взимающий ростовщические проценты по ссудам. На другом конце находятся общества взаимного кредита, оперирующие паевыми взносами своих членов и сравнительно дорого стоящими им вкладами их клиентов

И наряду с этим мы имеем денежный рынок, который можно назвать государственным, на котором кредитуются государственные и кооперативные предприятия, а предоставляют деньги крупные банки — Государственный банк и кредитные учреждения, организованные в виде акционерных компаний,— оперирующие главным образом государственными капиталами. По состоянию нашей государственной промышленности и при тех ценах, по которым продаются ее изделия, здесь клиенты не в состоянии уплачивать столь высокий процент, как тот, который устанавливается на вольном рынке. Но вместе с тем этот денежный рынок богаче капиталами, чем частный, и даже без регулирующего воздействия учетная ставка была бы на нем ниже, чем на частном рынке. Что "же касается этого воздействия, то оно сознательно стремится к понижению учетных ставок для уменьшения издержек производства в государственной промышленности и накладных расходов в государственной промышленности и торговле.

Полного единства денежного рынка нигде, конечно, не существует, но у нас разобщенность двух денежных рынков выступает несрав-ненно явственнее, чем в большинстве других стран. Основания этой разобщенности коренятся в самой нашей хозяйственной и кредитной системе. Деньги частного денежного рынка не идут в резервуары государственного рынка через государственные кредитные учреждения, а деньги последнего лишь слабо просачиваются на частный рынок и если используются последним, то преимущественно косвенно, через посредство государственных, промышленных и торговых предприятий, кредитующих частную торговлю. Частные лица не помещают своих денег во вклады в банки потому, что их не удовлетворяют процентные ставки последних по пассивным операциям, потому, что они боятся обнаружить свои средства, и потому, что они не пользуются в этих банках кредитом. Банки же, за исключением Государственного банка, который занимается этими операциями, не кредитуют частных предприятий, причем и Государственный банк занимается этим делом в самом ограниченном объеме. Мы имеем два почти не сообщающихся сосуда, и вполне понятно поэтому, что жидкости, наполняющие их, могут оставаться на различных уровнях.

Высота учетной ставки на частном денежном рынке зависит от состояния спроса и предложения. Здесь повышение ставки — будь оно так или иначе навязано этому рынку какой-либо внешней силой — вызвало бы уменьшение спроса на кредит и, вероятно, увеличение его предложения. Высота учетной ставки Государственного банка, опреде- ляется, главным образом, иными соображениями — тем, что руководящие органы считают целесообразным установить в интересах государственной промышленности и торговли. Эти органы не могут совершенно игнорировать состояние спроса и предложения свободных капиталов, но в первую очередь они учитывают не его, а другие мотивы, влияния и интересы. Поэтому, если обычно рыночная цена какого-либо товара есть та цена, при которой на рынке в данный момент устанав-ливается равновесие между спросом и предложением, то учетные ставки наших банков, и прежде всего руководящего кредитного учреждения — Государственного банка, не являются ценами равновесия. Наоборот, можно утверждать, что при этих ставках, т. е. при этих ценах на заемные капиталы, спрос на последние остается неудовлетворенным, и при этих ставках банки могли бы найти еще немало заемщиков и притом платежеспособных.

Вот эта-то система организации кредита ставит Государственный банк как эмиссионное учреждение, регулирующее наше денежное обращение, в совершенно особые условия. Высота учета не определяет в этой обстановке размеров пользования кредитом и, следовательно, не влияет на эмиссию банковых билетов и на объем денежного обращения. Все это приходится определять как-то иначе.

Практика 1924 — 1927 гг. подходила к решению этого вопроса двумя путями. До 1923 г. вообще не существовало никакого порядка его разрешения. Производственные и торговые программы государст-венных предприятий были далеки от того, что осуществлялось в дейст-вительности, требования их на кредит превосходили то, что Государственный банк в состоянии был предоставить им, но и банк работал без определенного плана и крупнейшие вопросы кредитования и эмиссии разрешались от случая к случаю. Когда Госбанк приступил к эмиссии банкнот, ему пришлось отнестись к вопросу об определении размеров кредитования гораздо серьезней. Спрос на кредиты был чрезвычайно велик, и банк пошел по пути контингентирования эмиссии, намечая на месяц или на несколько месяцев вперед ее размеры. В связи с этим банк стал составлять месячные планы, предусматривавшие вероятные поступления по пассивным операциям и возможные, при данном эмиссионном контингенте, размеры активных операций. Летом 1924 г. Госбанк перешел к составлению квартальных планов, которые, по обсуждении их в Комитете банков и в Госплане, представлялись на одобрение СТО. Кредитный план распределял ограниченное количество ре-сурсов между очень значительным числом претендентов по "цене", которая сама по себе не обеспечивала равновесия между спросом и предложением. В существовавших условиях кредитный план, как метод "планового распределения" был поэтому совершенно необходим.

Обстановка затем временно изменилась к 1926/27 хозяйственному

году.

Опыт предшествовавших лет и ошибки плановой работы 1925/26 г. позволили и заставили подойти гораздо осторожней к составлению всех хозяйственных планов на 1926/27 г. И тогда вполне естественно обнаружилось, что при условии, если Госбанк кредитует не все народное хозяйство, а

лишь ту его часть, которая работает на основании утвержденных правительством планов, и если эти планы составлены с таким расчетом, что для выполнения их хозяйственные предприятия должны потребовать не больше банковых кредитов, чем банковая система может предоставить, сохраняя устойчивость валюты, то возможно обойтись без специального кредитного плана для банков и, в частности, для Государственного банка. В плановом порядке может тогда совершаться ограничение спроса вместо распределения на-- личных ресурсов. Такой метод был бы лучше прежнего. Во всяком случае общей чертой обоих методов является то, что в обоих случаях равновесие между спросом и предложением устанавливается не ценой кредитов, а планами, определяющими их размеры. Только кредитные контингенти из кредитных планов банков как бы переносятся в производственно-торговые планы государственных и кооперативных предприятий.

К этому новшеству присоединилось в 1926/27 г. еще и другое. Самое установление эмиссионных контингентов имело целью сохранять размеры денежного обращения в пределах, обеспечивающих устойчивость покупательной силы валюты, т. е. определенный уровень цен. В 1926/27 г. сделана была попытка подойти к разрешению этой задачи — по крайней мере в области кредитования некоторых видов торговли — с другого конца, не путем контингентирования кредитов, а путем ограничения их условием сохранения намеченного уровня цен. Осенью 1926 г. было установлено, что на заготовку хлеба и сырья Гос-банк открывает кредиты в размерах тех требований, которые предъявляют ему основные государственные и кооперативные заготовители этих продуктов, но лишь до тех пор, пока заготовки происходят по ценам, которые соответствующие правительственные органы признали нормальными.

Однако и в этом — пока отдельном — случае размеры кредитования определяются не высотой учетной ставки. Что касается опыта работы банков без кредитных планов, то он оказался очень непродолжительным. После трех кварталов 1926/27 г., уже летом 1927 г. вновь обнаружилось, что требования на кредит значительно превосходят ресурсы банков, и на IV квартал 1926/27 г. снова был составлен кредитный план (ср. гл. IX).

Если высота учетной ставки и ее движение не влияют на размеры спроса на кредиты, то в силу тех же условий они не оказывают влияния на размеры спроса на иностранную валюту и предложения иностранной валюты. Государственный банк не пользуется и не может пользоваться этим орудием для регулирования валютного рынка и устанавливающихся на нем курсов иностранных валют. Прежде всего это вызывается существующими пока отношениями между советским хозяйством и мировыми денежными рынками. Хотя советские банки и пользуются кредитами в иностранных банках, однако между размерами этих кредитов и высотой учетных ставок советских банков не существу- ет прямой связи. Деньги, которые советские банки получают за границей, оплачиваются ими по ставкам, близким к заграничным и не зависящим от процентных ставок Госбанка СССР. Повышение последних не вызвало бы прилива иностранных капиталов, а понижение их не вызвало бы их отлива. Это обстоятельство обусловлено однако не структурой советской хозяйственной системы, а положением Союза на мировом денежном рынке. Но кроме того изменение учетной ставки Государственного банка не могло бы оказать влияние на движение нашей внешней торговли, так как экспорт и импорт советских товаров совершаются по планам, причем в издержках экспортирующих организации процент на ссудный капитал играет незначительную роль. Импорт в очень многих случаях оставался бы выгодным и при более высоких ставках, чем существующие, а экспорт в одних случаях был бы не рентабельным и при более низких ставках, а в других выдержал бы ставки и более высокие.

Регулирование валютного рынка, притока валюты, расхода валюты и валютных курсов также происходит таким образом не при помощи маневрирования учетной ставкой, а при помощи экспортных и им-портных программ и валютных планов.