Оценка уровня развития республики к середине 1940 г.

Направление, содержание и темпы социально-экономического развития Молдавии после 28 июня 1940 г., особенно в ближайший после этого период, во многом зависели от исходного рубежа, тогдашнего состояния ее экономики, социально-имущественных отношений в обществе и прежде всего на большей части республики — в Днестровско- Прутском междуречье.

К этому моменту уровни, и что важнее — сам характер развития экономики в левобережных и правобережных районах республики, в т. ч. главных отраслей — сельского хозяйства и промышленности, были различными. Эти уровни были обусловлены конкретными потенциальными возможностями каждой из этих отраслей (природные, сырьевые, людские, финансовые и иные ресурсы) и в не меньшей степени — государственной политикой, проводившейся в жизнь в предшествующий период.

Как известно, недра республики лишены или не имеют достаточных для промышленной эксплуатации запасов важнейших полезных ископаемых как уголь, нефть, металлические руды и т. п., которые являются главной предпосылкой, основой развития индустриальных отраслей экономики, вместе с тем сельское хозяйство здесь является достаточно емким потенциальным источником для сырьевой базы пищевой и некоторых других отраслей промышленности, а значительные запасы ракушечника, известняков — для развития индустрии строительных материалов.

Рост местных потребностей, а также активное воздействие огромного общероссийского рынка на местную экономику, составной часть которого она являлась в дореволюционный период, стимулировали развитие промышленности. До первой мировой войны в Бессарабии и левобережной части молдавского Поднестровья наибольшее распространение получила пищевкусовая промышленность, представленная прежде всего мукомольнями, а затем маслобойными, винокуренными и иными предприятиями. В 1910 г. около 95% (из 6941) всех промышленных заведений Бессарабии и три четверти (из 8612) всех рабочих, трудившихся на них, относились к этой отрасли.1 Судя по размерам и техникоэкономическим параметрам предприятий, уровню организации на них производственных процессов, в крае преобладало мелкое производство.

1 Н.В.Лашков. Бессарабия к столетию присоединения к России. 1812-1912 гг. Кишинев, 1912, с. 140-152.

После Октябрьской революции в России, а потом оккупации в 1918 году Бессарабии королевской Румынией, развитие промышленности, как и всей экономики края, происходило в двух различных государствах, каждое из которых отличалось друг от друга не только своим социально-экономическим и политическим строем, но и проводившейся политикой, в том числе в промышленности и сельском хозяйстве.

Правобережная часть нынешней Республики Молдова в межвоен- ный период развивалась в составе Румынии, имевшей свои исторически сложившиеся традиции и особенности, в условиях буржуазного, частнопредпринимательского строя. Левобережное Поднестровье находилось в составе Союза ССР. Это наложило свой отпечаток на экономический и социальный облик этих территорий.

Характерной чертой развития Румынии, как и многих других европейских государств после завершения первой мировой войны, было возрождение национальной экономики. Для этого требовались, естественно, значительные материальные и финансовые средства. У Румынии, которая была сравнительно небольшой и по преимуществу аграрной страной, где сельское население, как показала перепись 1930 г., составляло около 80%, возможности накопления средств внутри страны были ограничены. К тому же значительная часть промышленности, как и государственных финансов, находилась в руках иностранного капитала. Внешний долг Румынии в межвоенный период достигал около 100 млрд.лей, что превышало в 3—3,5 раза ее годовой государственный бюджет.[3]

В такой обстановке финансирование экономических нужд Бессарабии, в т.ч. и развития промышленного производства в соответствии с ее возможностями и потребностями, было затруднительно. Более того предприниматели Старого Королевства, испытывавшие острый недостаток в капиталах, и чьи интересы прежде всего выражало и защищало румынское государство, старались изыскать необходимые средства отнюдь не в последнюю очередь на тех территориях, которые отошли к нему после первой мировой войны.

Румынии по населению и седьмую по площади.[4] Это, конечно, сковывало активность хозяйственной деятельности в крае, являясь одной из главных причин, тормозивших развитие его промышленности.

Немаловажным тормозом вышеуказанного являлось и то, что, находясь в составе Румынии, Бессарабия оказалась изолированней от емкого товарного и сырьевого общероссийского рынка, а через него и от европейского. Это и не скрывалось. Румынский экономист Р.Раковицэ, специально изучавший состояние бессарабской промышленности в начале 20-х годов, откровенно отмечал: «Бессарабия — типичная провинция с мелкой и домашней промышленностью, что является результатам ее полной изоляции от России». И тут же он добавлял, что «Эта промышленность сегодня находится в состоянии застоя из-за отсутствия машин, механического оборудования, рабочих рук, капиталов, транспортных средств, и в особенности из-за отсутствия горючего»[5]. Такова была реальная финансово-экономическая конъюнктура, которая определяла промышленное развитие края в составе Румынии.

И все же, несмотря на сложные обстоятельства, под воздействием частнопредпринимательского интереса и наличия сколько-нибудь сносных условий и возможностей деловая инициатива брала верх, возникали новые промышленные заведения. Анализ архивных документов свидетельствует о том, что в межвоенный период, особенно в 20 годы, предпринимателям были выданы десятки лицензий на открытие промышленных производств.

Рост численности предприятий и модернизация некоторых из них привели к увеличению энерговооруженности в промышленности. Так, суммарная мощность двигателей с 7,8 тыс. лошадиных сил в 1925 г. возросла до 12,2 тыс. в 1929 г.[7] Между тем, вследствие общей неблагоприятной финансово-экономической конъюнктуры, не все новые производства в последующем могли продолжать свою деятельность и часто закрывалась.

Большой удар по экономике, в т.ч. по промышленности Бессарабии нанес мировой экономический кризис 1929-1933 годов. Находясь в составе далеко не процветающей экономически Румынии, к тому же сильно зависимой от иностранного капитала, кризис жесточайшим образом отразился на промышленности края. Разорялись и закрывалась многие предприятия, другие сокращали свою производственную деятельность. «Число ликвидирующихся предприятий с каждым днем все увеличивается, — сообщала газета «Бессарабское слово» в номере от 10 мая 1930 г.,— крупнейшие в Бессарабии предприятия закрываются». А спустя два года та же газета, как бы подводя печальный итог, отмечала, что «Кризис убил Бессарабию, Бессарабия обнищала».[8]

В условиях всеобщего кризиса борьба за выживание была суровой и, конечно же, во многом неравной. Неравной хотя бы потому, что румынское государство, банки, картели отдавали предпочтение промышленности опять-таки Старого Королевства, в соответствии с чем и проводили свою политику в Бессарабии. Она осуществлялась по разным направлениям — сильное ограничение кредитов, повышение транспортных тарифов и таможенных ограничений, особая налоговая политика и др. Особенно негативно сказалась на промышленности специальная политика удорожания транспортных услуг. Вот какой, в частности, приводится пример и дается ему оценка в одном аналитическом документе промышленников края. В своем докладе они отмечают, что бухарестские маслобойные предприятия «были вынуждены покупать производимое в Бессарабии подсолнечное семя, для чего они добились... льготного железнодорожного тарифа. Получилось очень парадоксальное положение: бухарестские заводы начали снабжать Бессарабию подсолнечным маслом, имея возможность противостоять местным заводам, покупавшим сырье на месте, но платившим за железнодорожный транспорт дороже, чем бухарестские предприятия».[9] И далее делается вывод: «даже в том случае, если бы все остальные условие экономического развития были одинаковы, это единственное различие было бы достаточно для того, чтобы всегда ставить нашу провинцию в худшее положение перед остальными провинциями страны.[10]

Негативно сказывалось на деятельности местных предприятий также лишение их импортного сырья, завозимого Румынией из-за границы. «В результате, — читаем мы в том же докладе, — некоторые из фабрик легкого полотна должны были перебраться в другие центры (Бухарест) или совсем закрыться».[11]

В жестокой конкурентной борьбе более сильные румынские монополии безжалостно давили своих соперников в лице местных предпринимателей. Используя особые тарифы для перевозок грузов по железным дорогам, прекращая кредитование промышленного производства Бессарабии и уменьшая его снабжение сырьем, они способствовали наводнению бессарабского рынка более дешевыми промышленными товарами румынского и западноевропейского производства. Это превращало здешний регион все больше и больше в рынок сбыта завозившихся из вне товаров, которые можно было произвести на месте, и источник дешевого сырья.

Как свидетельствует официальная статистика, после мирового кризиса, который несколько дольше тормозил развитие экономики края, чем старых областей Румынии, наступило некоторое оживление промышленного производства. Прежде всего, это коснулось наиболее крупной отрасли—пищевой, а также деревообрабатывающей промышленности. Обе они к концу 30-х годов даже превысили уровень докризисного 1926 г. Однако сама пищевая отрасль, а точнее — ее подразделения развивались неравномерно. Так, ее мукомольное производство возросло, а маслобойное и особенно сахарное даже сократилось. Остальные же отрасли, как металлообрабатывающая, текстильная, кожевенно-меховая, строительная и другие переживали застой и даже сокращались.

Вследствие целенаправленной государственной политики и ожесточенной конкуренций многие предприятия и даже целые отрасли работали с очень большими перебоями. Так, в 1937 г. производственные мощности мельничных предприятий были загружены только на 30-35%, маслодельных — менее чем на 50%, спиртовых — на 10-12%, пивоваренных — на 7%, текстильных — на 5-20%, деревообрабатывающих — менее чем на Ю/%, металлообрабатывающих — на 5%, кожевенных — на 4-5%.[12] Заметим, что это имело место в момент высокой экономической конъюнктуры.

В передовой статье под названием «Нужды бессарабской промышленности», опубликованной в местном журнале в начале 1940 г., прямо указывалось на то, что среди трудностей, явившихся на пути развития бессарабской промышленности, главными являются нехватка сырья, особенно привозного; отсутствие на рынках запасных частей к машинам и инструментов для ремонта механизмов; высокий налог государства, особенно на мельницы, что приводит иногда к их закрытию; нехватка кредитов и капитальных вложений. Эти трудности, резюмировал журнал, мешают нормальному развитию промышленности Бессарабии».[13]

Не выдержав конкурентной борьбы, задыхаясь от отсутствия достаточных рынков сбыта своей продукции, в 1935 г. в крае, по данным федерации торгово-промышленных палат Бессарабии, было закрыто более четверти предприятий цензовой промышленности, в последующие годы число их возросло. Наиболее крупные из них, как Бендерские железнодорожные мастерские (более 600 рабочих), кишиневские текстильная и трикотажная фабрики (свыше 400 рабочих), флорештское депо и другие в течение 1935-1938 годов были демонтированы и вывезены в Румынию. [14]

В этих условиях, как неизбежное следствие происходившего, сократились основные капиталы, вложенные в промышленность, численность кадров, работавших на предприятиях.

Так, номинальная стоимость основного капитала в этой отрасли экономики за 1929-1937 гг.. сократилась с 864,7 млн. лей до 783,3 млн. лей, или почти на 10%, а число рабочих в обрабатывающей промышленности, отнесенной статистикой к крупной, уменьшилось с 5,4 тыс. человек в 1925 г. до 3,5 тыс. в 1937 г., т.е. больше чем на одну треть, в то время как во всей Румынии оно возросло почти на 27%.[15]

Неравномерное развитие подразделений промышленности Бесара- бии в межвоенный период привело к изменению ее отраслевой структуры. Так, за 1926-1937 гг. удельный вес пищевой отрасли в общем производстве крупной обрабатывающей индустрии возрос с 77,1% до 92,4%. За тот же период доля металлообработки уменьшилась о 5,3% до 0,9%, текстильной — с 3,6% до 1,7%, кожевенной — с 7,2% до 0,1 %. За исключением деревообработки, доля которой возросла о 1,8% до 2,9%, и производства строительных материалов, которое осталось без изменений и занимало ничтожно малую величину (0,1%), удельный вес остальных отраслей производства также понизился с 4,9% до 1,9%.[16]

Таким образом, произошел сдвиг в сторону ухудшения отраслевой структуры промышленного производства, которое стало носить однобокий, уродливый характер. Все отрасли, кроме пищевой, практически были ликвидированы, занимая мизерную долю в производстве. Кстати, сама пищевая промышленность была относительно слаборазвитой и даже не удовлетворяла нужды населения края. Сравнение Бессарабии по энерговооруженности, стоимости продукции, численности занятых в крупной пищевой промышленности по отношению к населению с другими румынскими провинциями не в ее пользу.[17]

Как видим, естественному процессу развития промышленного производства в условиях общественно-экономических и хозяйственных отношений, в которых находилась Бессарабия в межвоенный период, сильное противодействие оказывала политика королевского правительства и румынских монополий. Она подавляла не только новые ростки в развитии индустрии, но и то, что уже было создано ранее. Поэтому вполне естественно, что к концу 30-х годов промышленный потенциал Бессарабии был незначительным, состоявшим в массе своей из мелких, полукустарных предприятий, технически слабо оснащенных. Даже те 196 из них, учтенных в 1937 г. и отнесенных статистикой к крупным, на самом деле были, как правило, небольшими. Суммарная мощность их двигателей едва достигала 13 тыс. л/с, т.е. в среднем по 66,3 л/с (около 49 квт) на одно предприятие. На каждом из них было занято в среднем по 18 рабочих.[18] Эти цифры говорят сами за себя. Конечно, имелись несколько предприятий как Кишиневская табачная фабрика, Бельцкий сахарный и маслобойные заводы, на которых было занято по несколько сот человек. Но не они делали погоду.

Производственные параметры промышленных заведений стесняли, делали невозможным внедрение прогрессивных технологий и техники. Так, в виноделии три четверти товарного винограда перерабатывалась архаичным способом более чем в 200 тыс. крестьянских хозяйств и только четверть — в помещичьих и учебно-опытных хозяйствах. Однако и здесь производственная база была слабой, включая лишь два механизированных пресса и несколько прессов непрерывного действия. Другие отрасли пищевой промышленности как маслобойная, кондитерская и прочие также были представлены небольшими и технически примитивными производствами. Такими же по размерам и по оснащению были предприятия легкой промышленности. Например, кожевенное производство имело изношенное оборудование, и господствовал здесь ручной труд. Строительная индустрия пребывала еще в худшем состоянии. Здесь также царил тяжелый ручной труд. Даже простые приспособления и механизмы применялись редко.[19]

Важным показателем уровня развития производительных сил и прежде всего в промышленности является производство и потребление электроэнергии. Общая хозяйственно-экономическая обстановка в Бессарабии, как было показано выше, не способствовала развитию также и электроэнергетики. Поэтому не случайно, что производство электроэнергии здесь было незначительным. Так, в Кишиневе, в 1925 г. ее было выработано всего лишь 4,47 млн. квт/часов. За последующее десятилетие оно возросло лишь на 6,7%, в то время как, например, в Галане — на 572,3%, Бухаресте — на 238,2%, в Черновцах — на 34,6% и Яссах — более чем на 101 %. Производство ее же на душу населения в Кишиневе, втором по численности населения городе в Румынии, было почти в 2 раза меньше, чем в остальных вышеупомянутых провинциальных центрах и в 5 раз меньше чем в Бухаресте.[20] Вполне естественно, что такой небольшой объем выработанный электроэнергии, являвшейся основой крупного производства, также сдерживал развитие индустрии в крае.

В связи с отсутствием должным образом развитой промышленности достаточно распространенными в Бессарабии были кустарные промыслы. Большая доля мелких товаров, как обувь, кожгалантерейные, трикотажные и металлические изделия, мебель и другие изготовлялись силами кустарей.[21]

Анализируя в целом состояние промышленного потенциала Бессарабии к концу 30-х годов, нельзя не согласиться со специалистами, их компетентными выводами о том, что в промышленности господствовало мелкое производство, что предприятия в массе своей оставались кустарными и полукустарными, слабо оснащенными технически и с небольшим количеством рабочих.[22]

Сама промышленность в производстве совокупного продукта в крае занимала незначительное место. В тех условиях она далеко не использовала до конца свои потенциальные возможности. Об этом свидетельствует статистика, а также официальные заключения специальных структур. Так, в одном из обзоров бессарабской Федерации торгово-промышленных палат за 1938 г. отмечалось, что «спад промышленного производства в Бессарабии тормозит рациональную переработку местного сырья, тем самым наша провинция превращается в колонию для промышленности остальной части страны»,[23] имея ввиду тогдашнюю Румынию. Упадок бессарабской промышленности, понижение ее уровня в общественном производстве отмечали также и другие официальные лица в своих монографических исследованиях.[24]

Нелегкими были социальные условия жизни людей, занятых в промышленности. На многих предприятиях рабочий день длился по 12-14 часов и более. Отсутствовала надлежащая техника безопасности, сплошь и рядом царила антисанитария. Стагнация, а то и сокращение производства, жестокая конкуренция усиливали эксплуатацию рабочих. Душила безработица, особенно в кризисные годы. Например, в 1937 г. реальная зарплата рабочего Кишинева была на 60 % ниже ее уровня в 1913 г.[25] Усиливался процесс разорения ремесленников. Убогими были жилищные условия рабочих. Все это ухудшало положение рабочих масс, приводило к снижению их жизненного уровня.

Совершенно в иных социально-экономических и политических условиях в межвоенный период развивалась экономика, в т.ч. промышленность Молдавской Республики, располагавшейся на левобережной части Днестра. Империалистическая, а затем гражданская войны, фронтовая обстановка негативно сказались на промышленности, которая занимала незначительное место в экономике этого района. В 1923-24 хозяйственном году, к концу восстановительного периода, здесь имелось всего лишь 18 небольших предприятий, отнесенных к фабрично-заводской промышленности, на которых было занято 350 рабочих, или в среднем почти по 20 человек. Кроме них существовало еще 1197 мелких кустарных и полукустарных производств, где работало 2405 человек.[26] Как видим, промышленность в массе своей была мелкой, распыленной.

В последующий период, особенно с конца 20-х годов и в течение 30- х годов в СССР, в т.ч. его республиках проводилась ускоренная индустриализация. Естественно, что этот процесс охватил и Молдавскую Автономную Республику. Для страны в целом главной задачей в ходе индустриализации было развитие производства средств производства, создание отечественного машиностроения. На этой основе обеспечивался перевод всей экономики на рельсы крупной машинной индустрии. В Молдавской АССР же с учетом общесоюзного разделения труда, наличия и перспектив роста местной сырьевой базы складывались наиболее благоприятные условия для развития отраслей пищевой промышленности и прежде всего таких, как консервная и винодельческая, а также строительной и легкой индустрии.

В пятилетии на рубеже 20-30 годов были сделаны существенные шаги в создании прочных основ пищевой и других отраслей индустрии. В 1930 г. в Тирасполе было завершено строительство крупнейшего в республике консервного завода им. Ткаченко и возведен такой же завод им. Микояна в с. Глинное Слободзейского района. В этом же пятилетии кроме консервных, маслобойных и других перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию предприятий были сооружены также несколько заводов по производству строительных материалов, Тираспольский лесотарный завод и др.

Новое строительство сопровождалось расширением, реконструкцией и техническим переоснащением старых производств. Например, в Тирасполе на базе полукустарных механических мастерских был создан механический завод.

Интенсивное развитие промышленности в республике происходило в тесной связи и на основе индустриализации всей страны. В значительной степени оно осуществлялось за счет бюджетных средств Украины и общесоюзного бюджета.

Государственная политика, строившаяся в соответствии с доктриной построения социализма в СССР, предусматривала изживание хозяйственной и культурной отсталости национальных республик и областей. Эта мысль нашла отражение и в резолюции XVII съезда партии (1934 г.), рассмотревшего основные задачи второй пятилетки (1933-1937 гг.) в промышленности. В связи с этим возросло финансирование этой отрасли. Если капитальные вложения в промышленность МАССР в 1929-1932 гг., включая IV квартал 1928 г., составили 0,71 млн. руб., или были в 89 раз больше, чем во всем предыдущем десятилетии, то в 1933-1937 гг. они уже возросли до 3,31 млн. руб., или увеличились по сравнению с предыдущей пятилеткой в 4,7 раза. Такими же динамичными объемы финансирования оставались и в последующие годы вплоть до начала войны.[27] Это позволило до конца 30-х годов построить ряд новых предприятий, расширить и реконструировать действующие. В строй вошли и стали играть важную роль в промышленном производстве республики Тираспольская ТЭЦ, а также ряд более мелких электростанций, винодельческие заводы в Григориополе, Дубоссарах, Спее, Тирасполе и Треградах, а также Дубоссарский табачно-ферментационный и Ново-Андреяшев- ский кирпично-черепичный заводы и др.

В этот период на базе первых результатов индустриализации страны шло интенсивное техническое перевооружение и расширение имевшихся предприятий. В МАССР, как и во всей стране, это было лозунгом дня. На службу индустриализации были поставлены все ресурсы, не только имевшиеся для этой цели материальные средства, но и вся сила пропагандистского аппарата. Многие бытовые тяготы и лишения, связанные с форсированной индустриализацией, требовавшей немало средств и трудовой отдачи людей, уступали место призывам к ударному труду, обещавшим хорошую жизнь и звавшим в светлое будущее.

Именно в 30-е годы были перевооружены все основные предприятия на основе новейшей потому времени техники. Так, в консервной промышленности было налажено высокомеханизированное производство продукции. Варка томат-пасты, приготовление овощных и фруктовых соков проводились на механизированных линиях, изготовление жестяных банок и их закатка осуществлялись на автоматизированных линиях. На консервном заводе им. 1 Мая в 1936 г. была получена новая линия с гидравлическим транспортером для мытья овощей, а также линия непрерывной варки томат-пасты. В следующем году здесь же была установлена первая в стране механизированная линия по изготовлению томатных соков и первый в СССР цех по замораживанию овощей и фруктов. Постоянную помощь в совершенствовании производства, подготовке кадров консервщикам оказывали Московский научно-исследовательский институт пищевой промышленности, Симферопольский консервный завод и др.

Технически перевооружались также и другие предприятия пищевой промышленности — консервный завод им. Ткаченко, плодокомбинат и макаронная фабрика в Тирасполе, Рыбницкий сахарный завод, винодельческие предприятия и др.[28] Консервная и винодельческая промышленность приобрели общесоюзное значение. Техническая реконструкция охватила предприятия стройматериалов, которые механизировались и оснащались современным оборудование и технологиями — гофманс- кими печами, мощными экскаваторами, подъемниками и др.

Именно на реконструкцию, освоение ранее сооруженных предприятий и максимальное использование новой техники направлялись основные капитальные вложения государства и усилия производственного персонала. Как свидетельствуют официальные документы, к началу 40- х годов консервные заводы, хлебозавод в Тирасполе были оборудованы по последнему слову техники, 6 механизированных винодельческих предприятий, 5 механизированных маслобойных заводов, Рыбницкий сахарный завод, 14 механизированных кирпично-черепичных и известковых предприятий и другие были технически хорошо оснащены.[29]

Заметно возросла к этому времени энерговооруженность производства. Общая мощность двигателей, задействованных в крупной промышленности МАССР, к концу 1938 г. достигла 10,1 тыс. квт против 3,5 тыс.квт в 1933 г. Увеличилась выработка электроэнергии. За этот период ее производство возросло с 5,9 млн. до 19 млн. квт/часов.[30]

Отмечая положительные явления в развитии производства в Молдавской Автономной Республике, нельзя обойти молчанием и тот факт, что государство заботилось прежде всего об индустрии, откладывая на второй план решение социальных вопросов. Технические, производственные достижения сплошь и рядом контрастировали с бытовой неустроенностью людей. Напрягая усилия, государство максимум средств направляло на решение задач индустриализации, а для обеспечения жизненного уровня людей оставалось совсем немного. Поэтому, несмотря на происходившие изменения в лучшую сторону, этот уровень все же оставался невысоким. И это не скрывалось, такое положение считалось временным. Совсем мало строилось благоустроенного жилья, рабочие со своими семьями жили, как правило, в общежитиях, скученно. Одежда и питание их были скромными, заработная плата — тоже. Весь- м;і слабой была инфраструктура. Зато у всех была работа и надежда на лgt;чшее будущее.

После образования союзной республики в ее состав вошла та часть бывшей МАССР, на которой было расположено более половины промышленного потенциала автономии. Наиболее насыщенным промышленными предприятиями был Тираспольский район. К концу 1940 г. на этой части, вошедшей в МССР, насчитывалось 1232 предприятия, на которых было занято 8922 рабочих (среднегодовая численность) и вырабатывалось продукции на сумму более 102, 2 млн. рублей (в ценах 1926/27 г.). 110 предприятий из их числа было отнесено к крупной промышленности, на каждом из которых в среднем работало по 55 рабочих. На этих 110 предприятиях было задействовано около 68% рабочий, вырабатывалось почти 77% валовой продукции, стоимость их промышленно-производственных фондов достигала 90%, в т.ч. на предприятиях пищевкусовой отрасли соответственно — 80, 85 и 88%, строительных материалов — 96, 93 и 99%, электроэнергетики — 93,99 и 80%, металлообрабатывающей — 38,44 и 63%, легкой промышленности — 75, 75, и 78%.[31] Как видим, крупное производство по основным, решающим показателям занимало абсолютно преобладающее место в промышленности левобережных районов.

В соответствии с проводившейся государственной политикой, направленной на оказание помощи ранее отсталым регионам, в т.ч. национальным окраинам с целью поднятия их до уровня наиболее развитых, промышленный потенциал автономной республики в довоенный период рос опережающими темпами. К примеру, стоимость основных фондов промышленности Украины за 1928-1938 гг. возросла в 4,9 раза, а в Молдавской АССР, которая входила в состав УССР, за 1928-1937 гг. — в 9,3 раза.[32]

Таким образом, к началу 40-х годов уровень развития левобережных и правобережных районов будущей союзной Молдавской республики был неодинаков. В силу перечисленных выше причин в левобережном Под- нестровье в 20-30 гг. было создано и преобладало крупное промышленное производство, оснащенное передовой по тому времени техникой. В правобережных районах в массе господствовало мелкое производство.

До 1917 года в Бессарабии и Левобережном Поднестровье, на территории нынешней Республики Молдова, сельское хозяйство являлось преобладающей отраслью экономики, в котором было занять 80% населения края. По данным сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 года, общий земельный фонд Бессарабии составлял 3,8 млн. десятин. Из них 1,5 млн десятин (около 40%) принадлежали крупным землевладельцам, в т.ч. 1742 помещикам — 32%, духовенству и казне (430 собственников) — 8% от всей земли в крае. Остальные 2,3 млн. десятин приходились на 450 тыс. крестьянских хозяйств, мелких и средних собственников.[33] Причем из этого числа 21, 6% крестьянских дворов сразу выпадают как безземельные, 20,4% были малоземельными, имевшими наделы размером до 0,5 десятины, у 42,2% хозяйств земельные наделы варьировали от 0,5 до 5,5 десятин, т.е. в большинстве своем это тоже были малоземельные хозяйства. И лишь у 15,8% мелких и средних собственников наделы были от 5,5 до 100 десятин.[34] Таким образом, 2/5 бессарабских земель принадлежало крупным земельным собственникам.

Распределение же крестьянского земельного фонда, куда входили остальные 3/5 земель Бессарабии, свидетельствовало о глубоком социальном расслоении деревни с ярко выраженной полярностью, где 42% дворов были безземельными или остромалоземельными и примерно столько же имели наделы в среднем по 3,4 десятины на хозяйство. Другими словами, у 84% хозяйств находилось лишь 29% всей крестьянской земли. К тому же более 45% крестьянских дворов края относились к безлошадным. С другой стороны, менее 16% зажиточных и наиболее зажиточных дворов сосредоточили у себя до 70% крестьянской земли.[35]

Примерно такая же картина наблюдалась в левобережном молдавском Поднестровье. Здесь помещикам, церкви и казне в начале века принадлежало около 66% общего количества земли.[36] В то же время 24% крестьянских хозяйств вовсе ее не имели.

Такова была общая обстановка в аграрном секторе края до Октябрьского переворота в 1917 г. Раздробленность крестьянских хозяйств, значительная доля которых была бестягловой, невысокий уровень агротехники обуславливали низкие урожаи, которые, например, по зерновым не поднимались в среднем выше 7 центнеров с гектара. Все это формировало низкий уровень жизни подавляющего большинства сельского населения края, обостряя социальные отношения в деревне.

После победы Октября в соответствии с Декретом о земле было отменено право частной собственности на землю, она была национализирована. Земля крупных собственников была конфискована и отдана трудовому крестьянству. На основе декрета оно получило в бесплатное пользование около полутора миллионов помещичьих и иных крупно владельческих земель. Крестьяне получили также в свое распоряжение часть помещичьего сельхозинвентаря и скота. Безземелье и малоземелье их ушло в прошлое. Это создавало условия для улучшения материального положения крестьянства, избавление от помещичьей кабалы и непомерных налогов.

Однако в Пруто-Днестровском междуречье начавшиеся новые социально-экономические отношения в деревне вскоре были прерваны оккупацией его в начале 1918г. королевской Румынией. На Левобережье Днестра же эти отношения получили дальнейшее развитие. Крестьяне кроме помещичьих получили также значительную часть кулацких земель и инвентаря. Всего в их руки было передано более 300 тыс. га земли.[37] Это давало возможность трудовому крестьянству более успешно вести свое хозяйство. Но прежде всего предстояло преодолеть разруху, причиненную экономике первой мировой и гражданской войнами, вследствие которых посевные площади колосовых культур по сравнению с довоенным 1913 г. сократилось почти на половину, примерно настолько же уменьшилось поголовье лошадей и крупного рогатого скота.

После завершения гражданской войны крестьянство получило возможность вплотную заняться восстановлением своих хозяйств. Процесс этот был не простой, усугублялся он частыми засухами и вследствие этого неурожаями.

Посильную помощь селянам кредитами, инвентарем, семенами оказывало государство. Оно было заинтересовано в быстром восстановлении аграрного производства, а единоличные крестьянские хозяйства являлись основными производителями хлеба и другой сельскохозяйственной продукции. За первые пять лет после образования МАССР ее бюджет на 52% пополнялся за счет дотаций Украины, которая в свою очередь также получала значительные средства из общесоюзного бюджета. Часть этих средств пошла на финансирование земледелия. Кроме того, трудовому крестьянству, особенно бедноте, выделялись государством прямые кредиты. В 1926/27 хозяйственном году кредит единоличному сектору составил 899,1 тыс. руб., в следующем году — уже 1,1 млн. руб. На эти средства селяне приобретали сельхозинвентарь и сельхозмашины, скот, посадочный материал и др.

С середины 20-х годов заметно возросло количество тракторов на селе. В 1925 году их насчитывалось 62, а в 1928 г. — уже 223 единицы.[38] За 1925-1928 гг. крестьянам было продано на льготных условиях около 9 тыс. плугов, более 12 тыс. борон, около 2 тыс. сеялок и др.

С помощью государства упорядочивалось землеустройство в единоличном секторе, вводились и совершенствовались севообороты, начались работы по ирригации и мелиорации земель, осушению плавней. Все это положительно сказывалось на единоличных крестьянских хозяйствах.

Десятки тысяч крестьянских дворов кроме земли обзавелись скотом, инвентарем, улучшили свое хозяйственное и материальное положение. Это привело к росту и консолидации средних слоев деревни. Если до революции они составляли примерно треть крестьянского населения, то к середине 20-х годов их удельный вес возрос до 70%.

Между тем развитие деревни носило противоречивый характер. С одной стороны — вышеназванные позитивные перемены. С другой — густонаселенность республики и крестьянское малоземелье, прогрессирующее дробление крестьянских дворов[39] и их распыленность, когда невозможно было эффективно применять машинную технику и, как следствие этого, — низкий уровень культуры земледелия, малодоходность и полунатуральный характер единоличных хозяйств. Это неизбежно порождало негативные тенденции. Особенно они усилились со второй половины 20-х годов, о чем свидетельствует, в частности, ухудшение основных характеристик крестьянских хозяйств. Так, в связи с ростом численности обеспеченность их пахотной землей за 1924-1928 гг. уменьшалась в среднем на один двор с 4,9 до 4,6 га. За этот период увеличился удельный вес безын- вентарных хозяйств, достигнув 48,8%. К тому же в 1928 г. более 56% крестьянских дворов не имело рабочего скота, а около 57% было бескоровными.[40] Вполне естественно, что те крестьяне, которые не имели тягла и сельхозинвентаря, вынуждены были вести работы вручную, достигать желаемых результатов ценой огромного напряжения своего труда. Многие из них шли в услужение к зажиточным хозяевам.

Такой способ производства обеспечивал небольшие доходы и низкий выход товарной продукции. В 1926 г. 44% хозяйств были потребительскими, т.е. не давали товарной продукции,[41] без которой невозможно нормальное функционирование как единоличного хозяйства, так и общества в целом. Ухудшение экономической конъюнктуры хозяйств непосредственно влияло на развитие социальной структуры деревни.

Буквально за несколько лет возросло количество беднейших и уменьшилось число средних слоев деревни. В 1929 г. деревня хотя и оставалась преимущественно середняцкой, однако прослойка этой категории крестьян понизилась до 53%.[42]

В этой ситуации добиться сколько-нибудь значительных хозяйственных успехов крестьянскому хозяйству в одиночку было весьма сложно, а это и невозможно. Крестьянин все больше и больше осознавал, что в одиночку мелким хозяйством из нужды не выйти. Одним из путей выхода из этого положения было объединение усилий сельских производителей для решения производственных задач. К этому, кстати, их ориентировала и государственная политика, целью которой было кооперирование деревни.

Крестьянская взаимопомощь не была чем-то новым. Селяне часто ею пользовались для проведения сельхозработ. Однако в условиях, когда государство ее поощряло и не только словом, но и материальными средствами, кредитами, эта взаимопомощь в МАССР получила значительное развитие. Возникали и успешно действовали мелиоративные, семеноводческие, свекловодческие, птицеводческие, садово-виноградарские, пчеловодческие, машинно-тракторные товарищества и др. Они объединялись в союзы товариществ по отраслям.

В 1928 г. всеми видами сельскохозяйственной кооперации в республике было охвачено более 50 тыс., или около 43%, крестьянских хозяйств против 27,8% в 1927 г. и 20% в 1926 г.[43] Кооперация способствовала развитию производства, облегчала селянам этот процесс, ограждала их от кабалы наиболее зажиточной части деревни.

К концу 20-х годов государственные и партийные власти в стране пришли к выводу о необходимости производственного кооперирования всего крестьянства только в колхозной форме, не считая, конечно, совхозов, которые были государственными хозяйствами. Причем, коллективизация высшим руководством страны мыслилась форсированными темпами, что невозможно было сделать без административного нажима на крестьянство и местные власти, без репрессий по отношению к наиболее зажиточной части деревни. Как известно, практика затем, к сожалению, подтвердила все это. Разумеется, какой-то части крестьян, надо полагать, импонировали коллективные хозяйства, как крупные ячейки, в которых сообща, с помощью государства выгодно можно было применять тракторы, другую технику, а также передовую по тому времени агротехнику и сельскохозяйственные знания. Очевидно, этим можно объяснить, что за 1919-1928 гг., когда в повестке дня еще не стоял вопрос о немедленной коллективизации, в колхозы МАССР было объединено немногом более 6% крестьянских дворов.

Позднее государство делает более решительный поворот в сторону коллективизации. Оно направляет на село новые технические средства, создает государственные машинно-тракторные станции, посылает на село рабочих для организации колхозов. Это возымело свой эффект. Если к 1 января 1930 г. в сельхозартелях насчитывалось 13,2% единоличных дворов, то в конце февраля — в результате прессинга на крестьянство—там уже оказалось 48,5%. Разумеется, такой результат не мог быть устойчивым, начался массовый выход из колхозов. К началу ноября того же года там осталось менее 19%. Затем, в результате более основательной разъяснительной работы, репрессивных мер против зажиточной прослойки деревни и высылки части ее за пределы мест проживания, число крестьянских хозяйств в колхозах стало возрастать. К началу 1931 г. там уже находилось более четверти дворов, в первой декаде марта — более половины, а к началу ноября уже 70%.[44] В последующий период практически все крестьянские хозяйства были объединены в колхозы. Совершился переход их с индивидуального на коллективный путь развития.

Этот переход не был простым и безболезненным. Круто поменять в столь короткий срок способ производства и в значительной степени образ жизни абсолютного большинства сельского населения всегда чревато экономическими, социальными и нравственными издержками. И государство это не могло не понимать. Желая закрепить результаты этого перехода, оно направило в сельское хозяйство новую технику, инвентарь, кредиты, оказывало деревне организационную помощь в укреплении артелей.

К концу 30-х годов в МАССР насчитывался 721 колхоз иі 1 совхозов, 27 государственных машинно-тракторных станций, выполнявших работы для сельхозартелей. К этому времени нужды сельскохозяйственного производства обслуживали 1731 трактор, 494 комбайна, около тысячи автомобилей и другая сельскохозяйственная техника. На один трактор приходилось менее чем по 285 га пахотных земель.[45] Механизация основных сельхозработ достигла 74%, в т.ч. вспашки — 91%, уборки зерновых колосовых — 78%, обмолота — 97%. Вследствие этого уровень производительности труда в зерновом хозяйстве превысил таковой в крестьянских хозяйствах 20-х годов в несколько раз.

Колхозы, как крупные хозяйства, к тому же поддерживаемые государством, имели бесспорные преимущества перед сравнительно небольшим, а то и вовсе мелким единоличным хозяйством. Они могли шире и эффективнее использовать тракторы и машинную технику, передовую технологию и агротехнику, в более оптимальные сроки проводить сельхозработы и т.д. Это не могло не сказаться на результатах труда, улучшении основных производственных показателей. Так, средняя урожайность зерновых культур в колхозах в 1937-1940 гг. превысила 15 ц. с гектараы против 11,6 ц. в 1933-1937 гг., 8,1 ц. в 1928-1932 гг. и 4,4 ц.— в крестьянских хозяйствах в 1923-1927 гг.[46] Возросло в республике поголовье скота, в т.ч. крупного рогатого — со 135,4 тыс. в 1924 г. до 148,7 тыс. голов в 1938 г., соответственно свиней — с 65,8 тыс. до 140,1 тыс. голов. Если в 1928 г. только 4,2% всех крестьянских хозяйств имели коров, то в 1938 г. — уже 16%.[47]

Значительное место в аграрном производстве за счет колхозов стали занимать интенсивные и технические культуры. Например, площади виноградников и садов в республике в 1939 г. составили 24 тыс. и 23 тыс. га против, соответсвенно, 18 тыс. и 6, 5 тыс.га в 1928 г. Увеличились также плантации сахарной свеклы, подсолнечника, табака и др.

В лице колхозов государство видело более эффективную форму не только организации сельскохозяйственного производства, но и максимального получения товарной сельхозпродукции для своих нужд.

В первый период после коллективизации, чтобы не восстанавливать крестьян против колхозов, государство сравнительно неплохо оплачивало трудодни колхозников. Об этом свидетельствуют следующие данные о выдаче им зерновых на один трудодень:[48]

Из таблицы видно, что за указанный период превалировало число колхозов, которые выдавали на один трудодень от 3 до 7 кг. зерновых, причем удельный вес этих хозяйств из года в год возрастал. В 1937 г. же почти четверть сельхозартелей выдала на каждый трудодень более 7 кг. хлеба. Кроме того, трудодни оплачивались еще и деньгами, хотя эта плата была скромнее. Во многих хозяйствах колхозники получали на трудодень по 10 кг. зерновых, 7-8 рублей деньгами и по несколько килограммов винограда, фруктов, овощей и др. Плата за трудодни плюс урожай с приусадебных участков позволял колхозникам иметь обеспеченную жизнь по стандартам того времени.

Вместе с тем все большее ограничение государством провозглашенных им демократических норм колхозной жизни, усиление административных методов руководства сельским хозяйством, отчуждение у артелей слишком большой части прибавочного продукта в свою пользу и др. начинали порождать у колхозников равнодушие и апатию к артельному труду, нарушение ими трудовой дисциплины, снижать у них чувство ответственности за дела артели. Все это негативно сказывалось на колхозном производстве, всей атмосфере колхозной жизни.

По иному пути пошло развитие сельского хозяйства в правобережных районах Днестра. Оказавшись в составе королевской Румынии, крестьянские массы не смогли удержать в своих руках земли, полученные в результате Октябрьской революции. С другой стороны, и официальные румынские власти, боясь массового недовольства крестьян, не могли так просто вернуть земли бывшим крупным владельцам. Выход властями был найден в аграрной реформе 1918-1924 гг.. В результате ее осуществления более одной трети (38,6%) помещичьей земли за выкуп перешло в руки крестьян, другая треть осталась в руках прежних владельцев, остальная оказалась в распоряжении государства, которое значительную часть ее передало офицерам румынской армии, чиновникам, духовенству и пр. За полученную землю крестьяне должны были расплачиваться в течение 20 лет. Суммы были немалые. Только за 1924- 1927 гг. с них было взыскано 600 млн. леев [49]

Для нормального хозяйственного функционирования крестьянских хозяйств, успешного освоения полученных в результанте аграрной реформы земель требовались соответствующие финансовые вложения, технические средства, которых у крестьян практически не было, емкий рынок сбыта сельскохозяйственной продукции и др.

Государство специально о крестьянстве не заботилось, целенаправленных существенных мероприятий, стимулировавших их производство, не проводило.[50] В лучшем случае земледельцы могли воспользоваться банковскими ссудами для своих нужд. Однако практически далеко не всем крестьянским хозяйствам это было под силу вследствие того, что общие суммы кредитования сельского хозяйства были незначительными,[51] дороговизны самого кредита и что кредиты предоставлялись главным образом состоятельным и зажиточным, т.е. кредитоплатежным хозяевам.

Передача части земель крестьянам немного облегчала их положение, открывала некоторые перспективы для более успешного развития хозяйства. Однако на этом пути стояли и немалые препятствия. Плата за выкуп земли, извечные крестьянские долги и налоги,[52] лишение традиционного и емкого российского рынка, трудности пробиться на румынский и тем более европейский сельскохозяйственный рынок, достаточно частые засухи и, как следствие, неурожайные годы, затрудняли нормальную хозяйственную деятельность крестьян, значительно ограничивали для абсолютного большинства из них возможности для расширенного воспроизводства, сколько-нибудь заметного поднятия их жизненного уровня. Мировой кризис рубежа 20-30-х годов усугубил положение крестьян и сельского хозяйства.

Неуплата банкам в срок выкупных платежей, нехватка средств для ведения хозяйства, непосильные налоги и натуральные повинности, и другие причины вынуждали многих крестьян продавать землю, рабочий и продуктивный скот. Так, в 1923-1939 гг. бессарабские крестьяне с наделом до 5 га потеряли седьмую часть земли, в то время как землевладельцы с наделом выше 10 га увеличили свой земельный клин на 26%.[53] Немало крестьян из-за невозможности обработать свои участки сдавали их в аренду. К примеру, в 1939/40 г. малоземельные крестьяне Оргеевского уезда сдали в аренду зажиточным хозяевам 38,7 тыс. га пахотной земли.[54] Все это свидетельствовало о быстром социально-имущественном расслоении крестьянской деревни. К концу 30-х годов оно зашло достаточно далеко.

Картина бессарабской деревни в разрезе земельно-имущественных отношений, уровня развития производительных сил к концу 30-х годов выглядела следующим образом. По данным специальной комиссии, изучавшей состояние деревни, 7,3% крестьянских хозяйств правобережных районов МССР к июню 1940 г. были совершенно безземельными, т.е. по существу переставали быть крестьянскими, 38,15% имели наделы до 3 га (в среднем по 1,7 га на один двор),[55] 22,4% располагали земельными участками от 3 до 5 га (в среднем по 2,6 га на одно хозяйство).[56] Таким образом, более двух третьих крестьянских дворов были батрацкими и бедняцкими.

У 22,73% крестьянских хозяйств земельные наделы варьировали от 5 до 10 гектраов.[57] Они в массе своей вели свою хозяйственную деятельность более результативно, держались относительно самостоятельно, хотя и были весьма чувствительны к различного рода природным и конъюнктурным колебаниям. Эту категорию хозяйств в целом, огрублено можно отнести к среднему крестьянству.

Кроме вышеперечисленных групп имелась еще одна, куда входили хозяйства с земельными наделами свыше 10 га и которая составляла 9,4% крестьянских дворов Правобережья. У нее находилось около 36% крестьянских земель, т.е. больше чем у всех малоземельных крестьян с наделом до 5 га, составлявших больше 3/5 крестьянских хозяйств.[58] Это были зажиточные хозяева, особенно те из них, которые обладали земельными наделами свыше 30-50 га.

Значительная часть земельных угодий принадлежала помещикам, государству, церквям, монастырям. В 1940 г. в Правобережье имелось 818 помещичьих имений, в руках которых было более 85 тыс. га только пахотных земель, или в среднем приходилось более чем по 100 га на одно хозяйство, государству принадлежало около 41 тыс., церкви — около 13 тыс. и монастырям — более 4 тыс. га.[59]

Картина земельно-хозяйственных отношений в деревне была бы неполной без выяснения обеспеченности крестьян рабочим и продуктивным скотом, инвентарем и т.п. Эти показатели сильно влияют на возможности крестьянского хозяйства, результаты его деятельности. По данным статистики, около 54% крестьянских дворов к началу 40-х годов вовсе не имели рабочего скота, около 2/3 были безлошадными, немногим больше шестой части крестьян имели по одной лошади и лишь у 13,2% хозяйств было по две и более рабочих лошади. Причем, в руках последней группы было сосредоточено более половины имевшихся в правобережных районах лошадей. Конечно же, они принадлежали наиболее зажиточной и землеобеспеченной части крестьян .[60] Другими словами, деревня в массе своей была бестягловой или слабо обеспечена тяглом. При этом тяговые мощности состояли главным образом из живого тягла.

Механических средств тяги практически не было, если не считать 219 слабосильных и устаревших тракторов разных марок, которые находились в руках зажиточной части деревни и использовались преимущественно как двигатели на молотьбе. По этой причине они не имели тракторных плугов и прицепного инвентаря.

Вообще сельское хозяйство слабо было обеспечено сельхозинвента- рем. Не хватало плугов, борон и других простейших сельскохозяйственных орудий. Инвентарь же в значительной части был устарелым и примитивным. Еще применялись плуги с деревянным грядилем, деревянные бороны и т.п. В связи с тем, что исправного и нужного конного инвентаря было очень мало, обработка почвы, посев и уборка всех культур большей частью производилась вручную, а уход за сельскохозяйственными культурами, вт.ч. и пропашными, исключительно вручную. Плантаж под виноградники был ручной, а для виноградных прямых производителей он не делался и вовсе.[61]

Слабо были обеспечены единоличные хозяйства продуктивным скотом. Половина из них не имела крупного рогатого скота, более 70% — коров, околр 58% — овец и коз, более 2/3 — свиней.

Причем, наблюдалась устойчивая тенденция уменьшения поголовья скота вообще: в 1938 г. в Бессарабии насчитывалось 498 тыс. голов крупного рогатого скота против 534 тыс. в 1926 г. и 725 тыс. в 1910, овец — 2 млн., голов против, соответственно, 2,1 млн. и 2,3 млн., свиней — 280 тыс. против 327 тыс. и 508 тыс. Более 43% крестьянских дворов в Правобережье республики не имели садов и виноградников.[62]

Сравнительно мелкие размеры крестьянских хозяйств, не позволявшие успешно осуществлять расширенное воспроизводство, а значит, аккумулировать необходимые средства для дальнейшего вложения в сельское хозяйство, слабое обеспечение крестьян инвентарем и тяглом, отсутствие сколько-нибудь значимой помощи со стороны государства негативно сказывались на уровне самого производства. Об этом свидетельствует урожайность сельскохозяйственных культур. Например, средняя урожайность зерновых в Бессарабии в 1935-1939 гг. составила 8 ц с гектара против 8,5 ц в 1920-1924 гг.. и 9 ц в 1906-1911 гг.[63] Как видим, она была невысокой, проявляя при этом тенденцию к уменьшению.

На фоне бедности бессарабской деревни — ее безземелья и мелкозе- мелья, малоурожайности сельскохозяйственных культур действительным бичом для сельских жителей выступала безработица. До июня 1940 г. здесь было около 550 тыс. безработных, составлявших около трети сельского самодеятельного населения.[64] Не найдя для себя достойных средств к существованию в крае многие из них вынуждены были эмигрировать в различные страны в поисках работы.

Развитие сельского хозяйства Бессарабии в межвоенный период, приспосабливаясь к конкретно историческим условиям того времени, привело к некоторым изменениям его отраслевой структуры. Прежде всего, за это время на 13% возросли общие пахотные площади. Увеличились при этом в абсолютном отношении посевы зерновых, огородно-бахчевых и технических культур, а также трав. Однако доля этих культур в общих посевах изменилась по-разному. Так, удельный вес зерновых с 90,7% в 1921-1925 гг. понизился до 86,4% в 1936-1939 гг., огородно-бахчевых, соответственно — с 2,8% до 2,7%, доля технических культур, как и трав, напротив, возросла с 3,9% до 7,8% и с 1,7% до 1,9%.[65] Как видим, наиболее заметно понизилась доля зерновых в структуре посевных площадей Бессарабии, при этом доля технических культур возросла в 2 раза. Это можно считать положительным сдвигом в развитии отрасли.

Как видим, результаты развития производительных сил в сельском хозяйстве на территории левобережной и правобережной частей Днестра будущей союзной Молдавской республики были различными. В Левобережье утвердились крупные хозяйства, оснащенные современной по тому времени техникой, как тракторы, комбайны, тракторные плуги, культиваторы, автомашины и др. Конечно же, они не удовлетворяли полностью потребности сельского хозяйства в технических средствах, поэтому значительную долю играл еще конный инвентарь и ручной труд, особенно на работах в садах и виноградниках, в овощеводстве и животноводстве. Тем не менее орудия труда и средства на механической тяге занимали ведущее место. Что касается форм организации производства, производственных отношений в колхозах и совхозах, то они еще далеко не раскрыли своих потенциальных возможностях, положительных качествах, как крупных хозяйств.

В правобережных же районах сельское хозяйство развивалось по традиционному пути в форме частных, единоличных хозяйственных структур, которые в подавляющем большинстве были небольших размеров. Это ограничивало их возможности в применении машинной техники, львиную долю в них занимал ручной труд, что сковывало рост производительных сил в этой отрасли хозяйства.

Таковы были два итога развития двух важнейших отраслей экономики будущей союзной республики как и развития двух частей одного народа. Это не только исторический феномен нашего края, но и фактор, который сам по себе содержал инициативное начало будущих преобразований экономики, в т.ч. производительных сил и производственных отношений в республике, определяя в дальнейшем во многом характер и направление ее развития.